Хозяин теней. 3 (СИ) - Демина Карина

Может, их вовсе тут не было.

А я придумал.

— Ох ты ж… — она снова перекрестилась. — Так и есть… жиды и эти… как их?

— Масоны.

— Они… как есть они…

Надеюсь, мы тут нашею болтовнёй случайно погром не спровоцировали. Но вон улочка снова вильнула, и показалась станция. С этой стороны она начиналась с низеньких плоских строений, меж которыми уже сновали люди. Дорогу перегородила телега, и тётка, забравши у нас короба, рявкнула:

— Куды поставил-то? Ни пройти, ни проехать…

— Жрать надо меньше, — отозвался мужик, подхватывая тяжёлый мех. И мальчишка, куда моложе нас с Метелькой, пыхтя и сопя выправил мешок на плечах. — Тогда и пролезешь.

— А ты мне ещё скажи…

— Идём, — Метелька дёрнул за рукав.

— И чего это было? — я позволил утащить себя. Тётка, самозабвенно переругиваясь с другою бабой, которая вынырнула откуда-то из-под телеги, позабыла о нашем существовании, как и о жидах, масонах и прочих мировых проблемах.

— Так… погодь, — Метелька нырнул куда-то меж двумя телегами, стоявшими до того тесно, что того и гляди сцепятся колёсами. Мне пришлось протискиваться под узким днищем, чтобы вылезти с другой стороны. — Мы тут чужие. Будем крутиться, задавать вопросы, точно кто-то да запомнит. А так навроде не сами по себе, но с тёткою этой. Её тут знать должны. Так что решат, что родня, племянники там, внуки или ещё кто.

В этом был свой резон.

— И дальше чего?

— Дальше… сейчас он, видишь, становятся? Значится, поезд скоро. И газетчики прискачут, как пить дать…

Призрак, крутившийся под ногами, замер. И я услышал гул рельс. Метелька не ошибся: поезд, пусть и скрытый пока во мгле — туман не спешил развеиваться — приближался. Пара минут и его услышали люди, засуетились, завозились.

Кто-то с кем-то сцепился, не способный место освободить. И тут же раздался тонкий свист, призывающий к порядку. Широко позёвывая, прошёлся по перрону жандарм, махнул на кого-то рукой.

Поезд приближался неспешно. Окутанный дымами, пахнущий огнём, он замедлил ход.

— Погодь, — Метелька придержал меня. — Сейчас люди выйдут, эти пойдут…

И оказался прав.

Пассажиры покидали вагоны неспешно, стало быть, стоянка предполагалась долгая. Вагонов первого класса я не заметил, а вот из второго и третьего публика держалась наособицу, каждый на своей части перрона.

— Новая трагедия! Добьёт ли она род Воротынцевых! — раздался истошный вопль, и сквозь толпу не без труда просочился мальчишка с огромной сумкой.

— Посмертное проклятье Громовых работает! — отозвался с другой стороны ещё один голос.

Прям интересно стало, кого мы там проклясть успели.

[1] Нива, 1895 г

[2] На самом деле заблуждение считать, что все дворяне в России были богаты. На самом деле две трети дворянства, особенно провинциального, имели какую-то землю, пару десятков крепостных (от сотни человек — это уже дворянство средней руки), а то и меньше. Так статистические исследования А. Д. Повалишина на примере Рязанской губернии показали, что крупных помещиков (имевших более 500 душ) было менее 2% от общего их числа, но при том они владели почти 36% от общего числа крестьян. Подавляющее же большинство дворянских семей были мелкопоместными.

Глава 37

Глава 37

Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное и двинемся на Зимний дворец истребить живущих там. Может случиться, что всё дело кончится одним истреблением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни, другой людей, но может случиться, и это последнее вернее, что вся императорская партия, как один человек, встанет за государя, потому что здесь будет идти вопрос о том, существовать ей самой или нет. В этом последнем случае, с полной верою в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой вышло на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим один крик: «в топоры»… [1]

Прокламация. Запрещено к печати и распространению по решению цензурного комитета при Третьем отделении.

— … отслужил молебен в память невинноубиенных… Государь…

— … задержаны студенты Петербургского университета…

— … разыскиваются причастные…

— … начат сбор средств в помощь пострадавшим…

Мальчишки заполонили перрон. Они шмыгали меж пассажиров, умудряясь одновременно и говорить, и рассовывать газеты. А желающих прикупить свежую прессу нашлось прилично.

Голоса не смолкали.

— Метелька, — я тоже дёрнулся было, поддавшись общему ажиотажу. Но Метелька придержал.

— Погодь. Сейчас отойдут, тогда и возьмём. Глядишь, и старые ещё не спалили.

Мальчишки, распродавшись, двинулись куда-то в сторону. И мы с Метелькой за ними.

— Эй, — окликнул он, когда мы зашли за угол низкого строения. — Газетки есть?

— А тебе на кой? — поинтересовался один, сплёвывая под ноги. — Читать будешь?

И заржал. Остальные смех подхватили. Кто-то тоже сплюнул.

— Дядька послал, — миролюбиво произнёс Метелька. — Перебрал намедни, а тепериче спит. Как проснётся, так газету требовать станет. Оно у него так завсегда, опохмел под «Ведомости». Ежель не дать, то разлютуется. Так осталось чего?

— Осталось, — подозрительности во взгляде газетчика убваилось.

— И по чём?

— Так, смотря чего надыть, — парень окинул Метельку цепким взглядом.

— А чего есть?

— «Листок», «Вести».

— Свежие?

— Всякие. Новые вон, утрешним прибыли. Ещё краска, почитай, не обсохла. Но ежели чего, то и старые будут.

— Давай.

— Так чего давать?

— Всё давай. Дядька… он, ежели чего, то лютый больно, — Метелька шею потёр. — Пущай сам выбирает, чего ему.

— Эт да, — парень окончательно успокоился. — Под горячую руку когда, то и вообще… только задаром не дам.

— Задаром и не нать. Во, денег есть, — Метелька подкинул на ладони пятаки. — Хватит?

— Мыша?

Мелкий пацанёнок сгрёб деньги, а потом он же и нырнул куда-то за склады, чтобы уже оттуда вернуться с газетами.

— Благодарствую, — важно ответил Метелька. — А… слушай… может, подскажешь, у кого тут пирогов взять можно? Ну, чтоб не пронесло? А ежели ещё и запить будет.

— Богатый?

— Не. Дядька, он такой, хоть и дерется, но не жадный.

— Повезло тогда.

Пирогов нам принесли. И мы, устроившись со старшим в ватаге пацанёнком где-то на окраине, близ речушки, вода которой едко воняла химией, жевали пироги, запивая их свежим, по заверениям, морсом.

— Так ясно же ж, — парень, назвавшийся Треухом, щипал пирог понемногу, важно. — Что не резон вам к Городне соваться. Да и вовсе к границе. Неспокойствие там. Люду понагнали прилично, да всё военные. Третьего дня два состава прошли. И ещё намедни тож. А шестичасовой, который от Издоля идёт, так вовсе отменили. Заместо него Синодский поехал.

— Так уж и Синодский, — не поверил Метелька.

За спиной, за дощатым забором, то ли отгородившись от речушки, то ли пытаясь как-то очертить территорию, пряталась бумажная фабрика. Причём трубы свои она вывела аккурат к обрыву, и теперь из них, по мерзловатой земле, стекала жижа.

— А то. Там сразу видать. Вот гляди. Сам паровоз. У меня тятька в помощниках машиниста, так что я знаю. Они ж обычные по колесам если, то один-пять, а этот один-пять-один[2]. С дополнительною, стало быть, осью. Батя сказывал, что такие вон только-только выпускать начали. И что идут они или ко двору, или в Синод.

— Так, может со двора?

— Не, тут прям «Георгий» на морде намалёван, который с копьём.

Никак по нашу душу ехали.

— А на дверях — по «Николаю Святителю». И вагонов всего три. Чтоб шёл шибче. А на кажном — свой святой. Он как стал, так из одного вышли чернорясые, погулять. А до того, значится, прям наперед, когда и свисту ещё не слыхать, то и жандармы сунулись. И нашия, городские, всех вона подняли, и ещё военные, с усиления. Оцепили так, что муха не пролетит. Ну, это, чтоб террористы не подорвали. Хотя…