Абитуриентка. Студентка (СИ) - Абдуллов Роман

Шоннери промолчал, только со скорбным вздохом покачал головой.

От вида этих двоих в груди потеплело. Лера грустно улыбнулась краешками губ и призналась:

— Я лэру Маркусу готовила.

Шоннери с Диланом перестали жевать. Рыжик с усилием сглотнул и, вернув остаток куска на блюдо, осторожно спросил:

— Зачем?

— В клиентки просилась, — с ироничной усмешкой сказала Лера и сразу же, предупреждая следующий вопрос, добавила: — Он отказал.

— А-а, — шумно выдохнул Дилан. — Так бы сразу и говорила, а то я уж подумал…

Он осекся, и Лера по инерции спросила:

— Что подумал?

— Ну…

Дилан поерзал и жалобно взглянул на Шоннери и сина Лидария. Однако те будто сговорились и приняли неприступный вид, типа, сам выпутывайся, раз за языком не следишь.

— Ну… — снова промямлил рыжик. — Ты, конечно, не подходишь, и лицо у тебя… В общем, никто, конечно, такого не подумает…

Смысла в бормотании Дилана Лера не уловила, поняла только, что опять ее лицо виновато. А Дилан вдруг махнул рукой и возмущенно закончил:

— Шайсе! Ты — девушка, он — мужчина, а ты ему — хлеб!

Сначала жаром занялось лицо, потом шея и уши. А потом Лере показалось, что горит все тело.

Неужели Дилан решил, будто она Маркусу предложение руки и сердца делала? Они все так решили? Лера вспомнила изумление в глазах Маркуса, и волосы у нее на голове зашевелились от ужасной догадки. И он тоже?

— Ты ведь сам сказал, что еду дарить можно, — хрипло выдавила она.

— Так я ж не думал, что ты к мужчине пойдешь!

— Ой, все, Дилан! — Навалилась слабость, и Лера уронила голову на сложенные на столе руки. — Просто ешь. Вон Шоннери ест и молчит.

— Я стихотворение вспоминаю, — потупился Шоннери.

— Опять, небось, Трианнона! — фыркнул Дилан, с энтузиазмом оправданного вновь накидываясь на пиццу. — Лучше бы свое сочинил!

А Шоннери вдруг покраснел и повернулся к сину Лидарию:

— Стоит отметить, что тесто у этой лепешки чрезвычайно мягкое. Должно быть из-за сочной, обильной начинки, не так ли?

Син Лидарий глянул исподлобья на Леру и проворчал:

— Может и так… Это рецепт лии Вэлэри.

— Так это не гильдейский? Не на дрожжах? — отчего-то насторожился Дилан. — Прям совсем-совсем свой рецепт?

— Ну, вроде того. Моя семья так стряпает… — неохотно отозвалась Лера. Врать не хотелось, но и сказать, что он с Земли, она не могла и потому слабым голосом протянула: — Оставь меня, друг рыжий, я в печали.

Но «друг рыжий» внезапно вскочил и выглянул из кухни. Никого поблизости не заметив, метнулся к Лере и возбужденно зашептал:

— Патентовать надо! Это ж какие деньжищи!

— Что за глупость — закваску патентовать? — отмахнулась Лера. — Мука с водой! Её любой сделает.

— Так не делают же! — не унимался Дилан. — Син Лидарий, ведь не делают?

— Не делают, — задумчиво качнул головой повар.

— Во-о-от! — глаза Дилана засияли весенней зеленью. — Патентуй, говорю тебе!

Разговор о закваске вызывал только глухое раздражение, напоминая Лере о ее смехотворных надеждах заполучить Маркуса в патроны, а на восторг и напористость приятеля в душе и вовсе всколыхнулась едкая злость.

Лера враждебно прищурилась на Дилана:

— Не буду! Чего пристал⁈

Дилан посверлил ее взглядом и непривычно серьезным тоном произнес:

— Вэлэри, ты вроде умная, но иногда такая…

«Дура» повисло в воздухе.

В груди словно жгучий ком взорвался, раскинул щупальца, стянул ими легкие и горло, не давая дышать. Вот значит как⁈ Она их тут кормит, и ее же обзывают… А ей и без того плохо! Она же домой вернуться не может! У них-то и дома здесь, и родители…

— Сам такой! — прошипела Лера. — «Патентуй», «деньжищи»… Только о деньгах и думаешь. — Хотелось ударить побольнее, чтобы не одной ей было плохо, но на слова о деньгах Дилан лишь ухмыльнулся. Тогда, не заботясь о последствиях, Лера сказала: — Лучше бы о семье своей подумал. О маме! Она бы, наверняка, обрадовалась такому хлебу. Это тебе не каменными лепешками детей кормить.

Рыжик побледнел так, что веснушки на его лице стали казаться черными.

Звуки отступили. Воздух словно сгустился. Как два борца перед гонгом, Лера с Диланом застыли, меряя друг друга напряженными взглядами.

Син Лидарий закряхтел, явно желая вмешаться и, возможно, даже выгнать спорщиков со своей кухни, но тут Шоннери, медитирующий последние пару минут, распахнул глаза:

— Слушайте!

'Жаркое, ребрышки, балык,

Налим в сметане и шашлык,

На углях жареный индюк,

Сыры, колбасы и урюк…

А глаза ищут хлеб.

Солений пряный аромат,

На блюде — горкой виноград,

Румяный персик и фундук,

И снова жареный индюк…

А руки тянутся к хлебу.'

— Как вам? — Шоннери с гордой улыбкой оглядел сотрапезников, а Дилан откинулся на спинку стула и фыркнул:

— Мои бы руки к налиму потянулись. А еще к жаркому и индюку…

Лера обмякла. Опустив голову, принялась разглядывать стол, гадая, что за фигня на нее напала. Наговорила гадостей. Как теперь Дилану в глаза смотреть?

Вдруг под носом у нее оказался кусок пиццы, и рыжик буркнул:

— Последний! Ешь давай, а то на танцах силенок не хватит за мной угнаться. Я такие фортели подготовил — дон Аргус от зависти заплачет.

От облегчения Лера сама чуть не заплакала. Все же Дилан замечательный! Выдавив «спасибо», но пока не осмеливаясь встретиться с приятелем взглядом, она попробовала пиццу. Вкусно. Тонкое поджаристое тесто и много начинки. Всё, как любят братья…

А в следующую секунду она чуть не подавилась. Дилан, будто выждав момент, деловито спросил:

— Так когда патент оформлять пойдешь?

Вот же пиявка! С трудом проглотив вставший в горле кусок, Лера рявкнула:

— Завтра! Доволен⁈

Глава 37

Прятки

— Я считаю до пяти, не могу до десяти. Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват!

В квартире особо спрятаться негде, и все места известны давно, надо только методично, одно за другим, обойти их все. До углового кресла, за которым съежилась Лера, обычно добираются в последнюю очередь.

А Димкины шаги все ближе. Лера смотрит в треугольник пространства над головой и кусает губы, сдерживая смех. В груди щекочет и сладко обмирает. Вот скрипит стул. Это Димка заглядывает на верхнюю полку шифоньера. Еще пара тихих, на грани слышимости шагов, буханье коленок об пол… И тут же Санькин визг и торжествующий вопль Димки:

— Нашёл!

Эх, говорила же младшему, что под кроватью так себе укрытие. Впрочем, скоро и над ее головой завопят.

— Да где она прячется⁈

По шипящему от бешенства голосу Лера с трудом, но узнала Розалию. Значит, все-таки третьекурсницы. А может, и не только они — из-за дивана не видно.

Вообще, судя по зверским взглядам, которыми встречали и провожали ее в течение дня, все женское население академии было в бешенстве. А как же! Такая деревенщина и уродина посмела обратиться к их кумиру, посмела вообразить, что он возьмет ее в клиентки! Кара немедленная!

Лере даже казалось, что девицы готовы ее живьем сожрать.

Потому она и убежала сразу после занятий в библиотеку и собиралась сидеть здесь тихо-тихо до самого закрытия. Однако, раз гора не пришла к Магомеду, то вот он, Магомед, сам пожаловал.

Повезло еще, что толпа разъяренных девиц галдела, как стадион фанатов, и не успели они ворваться в книжное царство, а Лера уже подхватила со столика книги и рыбкой нырнула за диван. Тот самый, за монстерой. Во-первых, он стоял в углу, и был шанс остаться незамеченной. Ну а во-вторых… больше укрыться было негде. Теперь оставалось молиться, чтобы ее не нашли.

Подтянув к себе подол, чтобы уж точно ниоткуда ничего не торчало, Лера аккуратно сложила учебники на пол и затаила дыхание. Сердитые возгласы и стук каблуков грубо нарушали благопристойную тишину и неотвратимо приближались.