Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Насколько помню, Брюер не был очень-то хорошим человеком, — сказала Тория. — Но он был своего рода другом, так что я выпью за него. И за Суэйна с Офилой. — Она отхлебнула грога, осторожно глядя на меня. — Это она их убила?

— Она убила Суэйна и Делрика, за то преступление, что они спасли ей жизнь. Офила умерла, пытаясь убить меня.

— Ну и историю ты мне рассказываешь, Элвин.

Я улыбнулся и выпил. Грог был хорош — мягкий на языке и слишком легко проскальзывал в горло. Я уже некоторое время не напивался, и понял, что эта перспектива мне нравится.

— Послушаю сначала твою, — сказал я, осушив кубок, и снова потянулся за бочонком. — И будь любезна, мою долю сокровищ. У меня есть армия, которой надо платить.

— К сожалению, у меня есть история, но не золото. Если только ты не считаешь знание богатством. — Тория откинулась на подушках, сжимая кубок. — Как только мы вышли в море, Дин Фауд оказался верен своему слову, и поплыл прямиком к Железному Лабиринту. У него было полно вопросов, как и следовало ожидать. Но я ему не давала никаких ответов, кроме карты. Ему легко было бы украсть её и приказать команде выбросить меня за борт, но он этого не сделал. Для этих людей сделка, скреплённая монетой, многое значит. Для них нарушить такой пакт — это как насрать на алтарь в святилище. И к тому же, думаю, он начал испытывать ко мне симпатию после того, как я блоком и подкатом вырубила одного из его матросов, когда тот слишком распустил руки.

Оказалось, что название у Железного Лабиринта верное. Сотни близстоящих скалистых островков, где между ними море бурлит белой пеной, а приливы могут разбить корабль на щепки, если подойти к ним в неподходящий час. Однако Дин Фауд знал своё дело. На это ушло десять дней осторожного плавания, но, в конце концов, мы добрались до острова, обведённого на карте.

Тория хлебнула ещё грога, её губы изогнулись в печальной улыбке.

— Это был просто огромный отрог скалы, поднимавшийся из бушующих волн, один из множества таких же. Во время прилива казалось, что на лодке там не высадиться, но когда море немного успокоилось, в основании острова стало можно разглядеть впадину. Дин Фауд приказал спустить лодку, но не вся команда готова была рискнуть и отправиться в это путешествие. Я никогда не видела, чтобы он обнажал саблю, но ему хватило положить руку на рукоять, чтобы воспламенить их храбрость. Уж и не думала, что когда-нибудь испугаюсь сильнее, чем на Поле Предателей, но на пути внутрь той скалы это случилось. Лодку охуенно мотало вверх-вниз, но когда мы оказались в тени внутренностей острова, море успокоилось. Там было настолько темно, что пришлось разжечь факелы. Дальше мы нашли плоский участок скалы почти на уровне воды, и пещеру за ним. Дин Фауд оставил пару матросов наблюдать за лодкой, а остальных повёл в пещеру. Были среди нас те, кто шептался о привидениях и тому подобном, но я не видела ничего тревожного, разве что брызги дерьма гнездящихся там птиц. Так было до тех пор, пока мы не нашли пещеру с прудом.

Тория, нахмурив лоб, наклонилась вперёд на диване и сжала кубок обеими руками, поставив локти на колени.

— Скверное это было место. Как я и говорила, никаких призраков я не видела, и не слышала никаких призрачных голосов. Но в этой пещере была прохлада, которая пробирала сильнее любого холода. Я знала, что Дин Фауд это чувствует, как и его команда. Один из них развернулся и побежал, хныча и чертыхаясь, до самой лодки. Возможно, дело было в костях. Они валялись повсюду — беспорядочная мешанина рёбер, хребтов и черепов. Два скелета, почерневшие от старости, лежали так, будто смотрели друг на друга.

Но пруд там был самым странным, поскольку вода в нём стояла совершенно неподвижно, и только изредка по нему проходила рябь, когда с потолка падала капля. В остальном он был как зеркало. Мы прочесали пещеру и нашли сундук, такой же древний, как и кости. Замок в нём настолько проржавел, что хватило нескольких ударов киркой, чтобы его разбить. Дин Фауд доверил мне честь открыть его, что я и проделала со всеми положенными церемониями, чувствуя себя при этом весьма самодовольно. Откинула крышку, ожидая, что меня ослепит блеск груды богатств. Но никакого блеска не было, только куча свитков, и среди них ни одной монеты. Должна сказать, это было охуительное разочарование.

Некоторое время я носилась по пещере, наполняя воздух проклятиями. Пинала в гневе кости, зашвыривала их в пруд, и вот так его и увидела. Глубоко, глубоко внизу, под разбитым зеркалом поверхности. Там мелькнул мой блеск. Всего лишь очень слабый отблеск от света наших факелов, но его хватило, чтобы меня привлечь. Стащив сапоги, я крикнула команде посветить факелами поближе и нырнула, хоть Дин Фауд и предупреждал этого не делать. Под водой блеск казался ярче, словно свеча, дрожавшая на дальнем конце длинного тоннеля. Холодно было — пиздец, но меня гнал жар моей нужды. Я пиналась и молотила руками, чтобы опуститься глубже, лёгкие горели от напряжения. Дважды приходилось подниматься назад, я вдыхала весь воздух, который только могла, и ныряла снова. В последнюю попытку я его увидела. Всего на миг, но разглядела ясно. Огромнейшее сокровище, какое только можно себе представить, настолько глубоко, на самом дне этого пруда, что нет никакой надежды хотя бы какой-либо человеческой душе когда-нибудь прикоснуться к нему хоть пальцем.

Тория вздохнула и осушила кубок. Потом поднялась и пошла к бочонку, чтобы налить заново.

— Любопытно, но Дина Фауда мой отчёт не сильно заинтересовал, поскольку его полностью захватило содержимое сундука. Среди свитков, видимо, нашлись книги, в том числе капитанский журнал. Должно быть, благодаря герметичности крышки сундука, он неплохо сохранился, поскольку страницы всё ещё можно было переворачивать, и они не разваливались. Даже я видела, что письмо древнее, но Дин Фауд — человек весьма образованный. «Да будет известно», — сказал он, читая с последней страницы, — «что я, Калим Дреол, которого некоторые называют Морской Гончей, пишу это завещание в здравом рассудке, хотя и с ухудшающимся здоровьем. Клянусь мучениками, что все слова, изложенные здесь, истинны, и поэтому я молю Серафилей о прощении, хотя знаю, что оно не будет даровано столь недостойной душе, как моя.

— Завещание Морской Гончей, — проговорил я, и мой научный интерес пробудился. — Само по себе сокровище.

— Он всё ещё у Дина Фауда, если захочешь сделать ему предложение. Но цена будет высока. Гончая перечисляет там не только все свои многочисленные преступления, но и все путешествия, и очень детально. Дина Фауда поразило, как далеко заплывал пират по морям, которые даже сейчас едва известны морякам. Он не только всё это записал, но и нанёс на карты. Свитки в сундуке оказались картами, и сохранились настолько хорошо, что казалось, будто они нарисованы вчера. Вот настоящее сокровище, Элвин. Ведь на этих картах были маршруты, неизвестные современным мореплавателям. Проливы, которые долгое время считались непригодными для судоходства, но «Гончая» проплывал по ним. Проходы, которые сокращают время плавания торговых судов на несколько недель. И другие, которые стали бы подарком любому контрабандисту. Руки Дина Фауда дрожали, когда он разворачивал карты одну за другой. Ему было наплевать на всё то золото, которое лежало так близко, но навсегда оставалось недосягаемым. Я сделала его очень богатым человеком, поэтому он удочерил меня и подарил мне свой корабль.

Я усмехнулся и выпил ещё, чувствуя начало вызванной алкоголем горечи, хотя и с оттенком иронии.

— Пожалуй, из нас двоих у тебя кости выпали удачнее. — Я поставил кубок, и тот сразу же упал, пролив несколько капель на чудесный палисандровый стол. Я пробормотал извинения, вытер их рукавом и нащупал крышку бочонка, чтобы налить снова.

— Дай-ка я, — сказала Тория, поднимая сосуд. — Не хочу критиковать, Элвин, но раньше ты держал выпивку намного лучше.

— Я многое раньше делал лучше. Например, не давал убивать моих друзей. Во всяком случае, не так много. — Я взял у неё кубок и выпил половину, наплевав на зловещие мурашки от живота. — Скажи, а в завещании Гончей вообще упоминается Лаклан? В смысле, это ведь его сокровище на дне пруда?