Сиротка для врага. Огонь и Тьма (СИ) - Чертовских Ульяна

— Огнева, ты совсем обнаглела? — раздался истеричный визг Кристины Сергеевны.

Ох, и мерзкая девица. Терпеть её не могу. Идеальная картинка снаружи и абсолютная пустота внутри. Даже не остановившись, я продолжила свой путь. Сивцова продолжала что-то визжать за моей спиной, но я её уже не слушала.

Ворвавшись в свою комнату, я с силой захлопнула дверь, так что стекла в окне задребезжали, и почти без сил рухнула на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Воздуха не хватало, в груди давило. В голове, словно набат, с безумной частотой билась одна и та же мысль, не давая передышки: «Почему? Почему? Почему? Почему именно я?» Почему именно со мной, с самого моего рождения, происходит какая-то сплошная ерунда, один сплошной сюрреалистичный кошмар? Мало того что в список прокажённых, изгоев меня записали с самого детства, лишив нормальной жизни, так теперь ещё и о мутациях каких-то, о каких-то скрытых процессах в моей же собственной плоти рассказывают.

Как теперь вообще доверять Арсению Петровичу? Ведь он, выходит, с самого начала всё знал и скрывал от меня. Вот от него-то я уж точно такого не ожидала. Создал интригу, нагнал таинственности, заставил поверить в свою исключительность, и без малейшего зазрения совести выставил за дверь, как назойливого щенка. Ещё и бросил вслед это унизительное: «Подожди, не время, видите ли». А когда оно, это самое «время», наконец-то придет? Ему-то легко рассуждать о терпении, не с ним же эта чертовщина творится! Не его тело предает его самым чудовищным образом. И главное — он знает причину. Знает и молчит.

Как же тяжело. Приподнявшись на локтях, я с тихим рыком ударила кулаком в подушку, а затем, схватив ее, что есть мочи швырнула в противоположную стену. Она мягко шлепнулась о пол, и это жалкое падение лишь подлило масла в огонь.

Сев на кровати, я обхватила колени руками, вжав голову в плечи, пытаясь стать меньше, незаметнее, спрятаться от всего мира. Но сил терпеть эту муку от неведения, эту пытку неизвестностью, больше не было. Во мне что-то сорвалось, прорвало плотину. Я вдохнула полной грудью и что есть мочи закричала. Не слезы, не рыдания — именно крик. Громкий, протяжный, животный, вырывающий из горла всю накопившуюся боль, гнев, отчаяние и страх. Я просто сидела и орала во всё горло, пока в легких хватало воздуха, а потом снова вдыхала и кричала снова. Сейчас мне было глубоко, тотально наплевать, слышит ли меня кто-нибудь в соседних комнатах, и что они там о мне подумают. Пусть считают сумасшедшей. Возможно, они были не так уж и далеки от истины.

И в тот момент, когда мое горло окончательно село, а крик перешел в хриплый, надрывный шепот, дверь в комнату с тихим скрипом слегка приоткрылась. В образовавшуюся узкую щель, словно змея, просунулась накрахмаленная, идеально уложенная голова Кристины Сергеевны. Ее глаза, круглые от любопытства и брезгливого интереса, быстро обежали комнату, задержавшись на мне, сидящей в позе загнанного зверька, и на подушке, лежащей у стены.

— Огнева, ты совсем умом тронулась? Ты что творишь? — похоже эта мерзость решила меня преследовать.

— Пошла к чёрту, — из последних сил заорала я на неё.

— Ты как разговариваешь? Что ты вообще о себе возомнила? — воспитательница перешла на визг, точно такой же как в коридоре, когда чуть не получила по носу дверью. Её лицо, обычно слащавое, теперь исказила гримаса чистого, неподдельного злорадства.

— А-а-а, тебе мало? Так я добавлю, — я соскочила с кровати, схватила валявшуюся на полу подушку и кинула её в сторону двери. Голова Сивцовой, как у испуганной черепахи, моментально исчезла, и дверь с грохотом захлопнулась.

— Я буду жаловаться Ольге Фёдоровне, — послышалось из коридора, а затем раздался удаляющийся цокот каблуков.

— Скатертью дорога, — крикнула я вслед.

Стоит признать, что после такого выплеска энергии мне немного полегчало. Пометавшись ещё немного по комнате из угла в угол, я решила отправиться на улицу и немного порисовать, чтобы до конца успокоить разбушевавшиеся нервы. Взяв альбом и карандаши, вышла из комнаты.

Пока шла по коридору, на ходу застёгивая пальто, в голове мелькнула мысль, а что если Ольга Фёдоровна тоже всё знает. Не с проста же она все эти годы так упорно, почти с фанатизмом, отговаривала всех потенциальных родителей, находивших во мне «милые черты». Круто развернувшись, я побежала в сторону её кабинета.

У входной двери лицом к лицу столкнулась с Кристиной Сергеевной.

— Решила не дожидаться, когда за тобой пришлют? Сама пожаловала? Давай-давай, тебя уже ждут, — ехидная ухмылочка озарила ярко накрашенную физиономию воспитательницы.

Я не удостоила её ответом. Вместо этого рывком открыла дверь и без стука вошла в кабинет.

— Огнева, легка на помине, — воскликнула Ольга Фёдоровна. — Тебя стучать не учили?

— Ольга Фёдоровна, скажите, вы знали? — я проигнорировала вопрос заведующей.

— Что знала? — женщина удивлённо вскинула брови.

— Вы знали, что я не такая, как все? Скажите мне, знали? — в кабинете повисла тягостная пауза. Ольга Фёдоровна отложила ручку, её плечи слегка опустились, будто с них сняли невидимый груз.

— Знала, — прозвучало тихо, но чётко. — С самого момента твоего появления здесь.

— А-а-а-а, предатели, — закричала я и, схватившись за голову, выбежала из кабинета. Я бежала что есть мочи, пока не оказалась в дальнем конце участка. Хотелось забиться как можно дальше, чтобы никого не видеть и не слышать. Сев на скамейку, я продолжала сжимать голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Наверняка со стороны я сейчас походила на сумасшедшую. Наплевать. На всё и на всех плевать. Пусть думают, что хотят.

А что если именно по этому Ольга Фёдоровна препятствовала тому, чтобы меня удочерили? Немного успокоившись, я стала рассуждать на эту тему. Получается, что я зря ненавидела её все эти годы? Ведь мне было бы ещё тяжелее, если бы меня сначала забрали, а потом вернули. Я видела, что творилось с детьми, от которых отказывались и возвращали обратно. Они ломались, закрывались, переставали верить кому бы то ни было. Такого я точно никому не пожелала бы, даже самому ненавистному врагу. От такого объяснения происходящего мне стало немного легче. Пусть уж лучше так. Однако чувство ненависти к заведующей нисколько не притупилось. Зачем было мучить и так несчастного ребёнка. Неужели нельзя было подобрать слова и хотя бы частично открыть мне правду, когда я стала старше?

Посидев ещё немного на скамейке, я направилась в сторону беседки, намереваясь всё-таки порисовать немного. Но похоже побыть в одиночестве мне сегодня не суждено. В беседке сидела девушка примерно моего возраста и горько плакала. Интересно, чем же она так расстроена?

— Привет. Как тебя зовут? — постояв немного в раздумье, я всё же решила нарушить тишину. Да и что-то мне подсказывает, что настроения наши с ней в данный момент схожи.

— Марина, — нехотя, сквозь всхлипы, ответила девушка. — Что тебе нужно?

— Да так, ничего, — пожала я плечами, делая шаг внутрь. — Просто это моя любимая беседка. Сюда редко кто заходит, а я частенько здесь рисую в тишине. А ты новенькая? Я тебя раньше не видела.

— Мг, — Марина кивнула в ответ, наконец подняв на меня заплаканные глаза.. Она перестала плакать и вытирала слёзы рукавом кофты, который торчал из-под куртки. — Меня вчера привезли.

— Сочувствую, — тихо сказала я, и эти слова прозвучали не как формальность, а как искреннее понимание. Как ты здесь оказалась? — едва я задала вопрос, по щекам девушки снова ручьём полились слёзы. — Прости, если обидела тебя этим вопросом. Я не хотела.

— Ничего, — ответила Марина, когда ей немного удалось унять слёзный поток. Голос её дрожал. — Мы ехали на отдых в горы — мама, папа, я и младшая сестрёнка. Водитель фуры... он вылетел на встречную полосу. Говорят, он уснул за рулём. Мы не смогли избежать столкновения, — она замолчала, сглатывая ком в горле. — Все мои близкие погибли, а я чудом осталась жива. Лучше бы я тоже погибла, — девушка уставилась куда-то вдаль, за пределы беседки, пустыми, ничего не видящими глазами, в которых застыла бездонная боль.