Ледяная ночь. 31 история для жутких вечеров - Токарева Мария

Не сбылось. Охотники, посмотрев на него, решили, что он, пока маленький, но крепкий, вырастет хорошим воином. Хельм же хотел найти тех викингов, что убили его семью, и отомстить. Такой настрой пришелся охотникам по душе. Но Рагнара он обнаружил раньше, чем тех, кому собирался мстить.

Хельму было шестнадцать, когда его впервые отпустили на самостоятельную охоту. В одном из селений разбушевалась нежить, и, придя туда, Хельм увидел несколько тел с перегрызенными горлами. Насмерть перепуганные жители рассказывали о чудовищном волке, который ворвался в деревню и принялся убивать всех без разбора.

Снег не укрыл следов, как и дорожки крови, что тянулись за ними. Пройдя по ним до леса, Хельм отыскал оставленное логово и совсем свежие следы, идущие от него.

Своего чудовищного волка он нашел быстро: тяжелая рана в боку не дала тому далеко уйти от убежища. Он лежал на белом снегу, почти с ним сливаясь. Пепельно-серые бока ввалились, обрисовывая клетку ребер, израненные лапы напоминали иссохшие ветки. Когда Хельм подошел совсем близко, он попробовал подняться, но не смог. Тело его дрогнуло и обратилось человеческим. Исхудавший, едва живой мальчишка, быть может, на пару лет младше Хельма, посмотрел на него злыми золотистыми волчьими глазами. А потом взгляд его вдруг смягчился, сделавшись усталым и безразличным.

– Шею руби, – сказал он, потянувшись к металлическому рабскому ошейнику, – хоть так, – он тяжело закашлялся, – …избавиться.

Кожа его была почти такой же белой, как снег, на губах запеклась кровь.

Хельм вздохнул, опустился на колени рядом с мальчишкой и попробовал поднять его на руки, но тот с неожиданной отчаянной силой начал вырываться.

– Лучше убей! – В крике его слышалось рычание. – Я к ним не вернусь! Всех там убью и себя тоже, но рабом не останусь!

Извернувшись, он вцепился заострившимися зубами Хельму в руку, но силы не хватило, чтобы заставить отпустить.

– Да уймись! – прикрикнул Хельм, поудобнее перехватывая костлявое тело. – Не понесу я тебя к ним, с собой заберу.

– Перепродашь, – зарычал мальчишка, пытаясь снова вцепиться зубами, уже неважно куда.

– Подлечу и отпущу, – пообещал Хельм, уворачиваясь от щелкнувших около уха зубов.

– Врешь!

Убедить его в честности не удалось, проще оказалось оглушить, заставив безвольно обвиснуть в руках. Придя в себя в поселении охотников, безымянный мальчишка, который только спустя месяц глухого недоверия бросит, что его зовут Рагнар, снова попытался сбежать. С перебинтованными ранами сделать это было проще, однако старшие настучали по голове сначала ему, а потом Хельму за то, что не уследил за добычей. «Добыча» за такое прозвание яростно рычала и кричала, осыпая всех отборной бранью, и явно напрашивалась на еще несколько воспитательных ударов, но Хельм уберег.

Притащил обратно в свой дом, устроил на кровати, открывшиеся раны заново обработал и перевязал. Тогда еще не назвавшийся Рагнаром лишь злобно зыркал на него золотыми глазами, но больше не убегал. Даже от еды не отказался, лишь недоверчиво обнюхал тарелку, прежде чем жадно вгрызться клыками в мясо.

Потом, смерив Хельма очередным недоверчивым взглядом, спросил:

– Зовут-то тебя как?

– Беортхельм, – ответил он.

Рагнар прыснул и тут же схватился за раненый бок. Хельм нахмурился, не понимая, что в его имени такого смешного.

– Тебя пока дозовешься, состариться можно.

– Дикие охотники не стареют, – зачем-то угрюмо возразил Хельм, хотя полным именем его действительно редко звали. – Самого-то как зовут?

– Не скажу.

– Это нечестно.

– А мир вообще нечестный, охотник.

– Тогда уж по имени зови, раз спросил.

– Я его узнал, чтобы проклясть тебя в случае чего. Моя мать знала сейд [6], и я тоже знаю.

Знания самого Хельма о сейде ограничивались лишь тем, что этой вредоносной магией могли пользоваться одни женщины, но от волков всего можно ждать. Поймав его хмурый взгляд, Рагнар дернул уголком губ в намеке на злорадную улыбку. Хельм же приложил здоровую ладонь к той, на которой остался до сих пор болящий укус.

– У меня след от твоих клыков так и не прошел до конца, – говорил Хельм несколько лет спустя, когда они с Рагнаром уже начали охотиться вместе, – остальные раны заживают без шрамов, а твой укус остался.

– Это тебе на долгую память, – довольно оскалился Рагнар, протягивая длинные ноги к огню. Всего пары лет на нормальной еде ему хватило, чтобы перегнать высокого Хельма пусть не в ширине плеч, но в росте.

– Да как тебя забыть? И так каждый день вижу, – хмыкнул Хельм, отряхивая от снега длинные, золотистые, заплетенные в мелкие косы волосы.

– Ну, – Рагнар передернул плечами, – мало ли что.

«Как знал», – думается сейчас, когда над головой смыкаются кривые голые ветви железного леса. Холодная тьма обступает со всех сторон, крадется бесшумной волчьей поступью. Говорят, все чудовищные волки родом отсюда, что они потомки Фенрира [7], а через него и Локи.

Хельм же всматривается в темноту между покрытыми инеем железными стволами и думает: «Зачем ты каждый раз продолжал выходить к людям, если не видел от них ничего хорошего?»

– А может, у вас пожевать чего есть? – Рагнар дернул носом и склонился к какой-то бочке, не обращая никакого внимания на возмущенные взгляды хозяйки дома.

– Вы с нежитью разбираться пришли или объедать нас?! – Хозяйка перевела взгляд на Хельма, а затем снова на Рагнара, явно едва сдерживаясь, чтобы не хлестнуть его полотенцем по наглой морде, обнюхавшей уже всю бочку.

Даром что вместо морды было красивое юношеское лицо, от вида которого обычно млели не только люди, но и некоторая нежить.

– Вообще вам Дикая охота ничем не обязана, – хмыкнул Рагнар, ненадолго отвлекаясь от попыток незаметно стянуть что-нибудь съедобное.

Хельм не знал, правда ли все оборотни – потомки Фенрира, но ненасытность у Рагнара была соответствующая. Куда все это девалось в его поджаром теле, Хельм не понимал абсолютно.

– Можем и уйти, если захотим.

– Но мы поможем, – осадил его Хельм.

Рагнар был прав, конечно: Дикая охота всегда сама решала, кто будет ее целью. Каждый мог позвать ее, но не каждому она ответит. А могла и вовсе забрать позвавшего вместо его жертвы.

– Парни молодые у нас пропадают. Уж четверых доискаться не можем. Так скоро совсем никого не останется. Вдруг это нежить какая, которая только до мужчин охоча? Вдруг на детей перейдет? – заговорила женщина, но прервалась, чтобы, обернувшись, шикнуть на совсем маленького мальчика, выскочившего из соседней комнаты и вцепившегося ей в юбку. – За сыночка вот боюсь, старшего-то уже…

– Вы спасете моего брата? – старательно проговаривая слова, спросил мальчик, глядя на Хельма серьезными голубыми глазами.

– Если на то будет воля богов, – уклончиво сказал Хельм. Он не любил обещать, если не был уверен, что точно выполнит.

Но в разговор вдруг вмешался Рагнар.

Он опустился на одно колено, чтобы возвышаться над ребенком не так сильно, заглянул ему в глаза и сказал:

– Богам нет до нас дела, потому и ты не верь в них.

Хельм хотел одернуть Рагнара, однако тот продолжил:

– Но если твоего брата еще можно спасти, мы его спасем. – А потом поднялся и вышел из дома.

Немного погодя Хельм нагнал его. Рагнар стоял около заброшенной, занесенной снегом лачуги. Тонкая серебристая фигура на фоне бесконечной белизны, только ветер трепал пепельно-серые, как волчья шерсть, короткие пряди.

– Она сказала, что одного из пропавших все же нашли, надо бы тело осмотреть.

Рагнар кивнул, глядя куда-то в белую пустоту.

– Вот зря ты так про богов.

– Разве боги спасли мою мать? – Рагнар не смотрел на него. – А твою семью?

– Но надо же во что-то верить.

– Тебя спасли быстрые ноги, меня – твое милосердие. – Губы Рагнара прорезала острая ухмылка. – Поэтому я верю в тебя. И в себя немного.