Мисс Эндерсон и её странности (СИ) - Зарецкая Анастасия

Лесс вновь молчала. Дольше, чем следует, так что Кей почти успел поверить в то, что она готова согласиться на его предложение. Но в конце концов она ответила:

— Если это не обременит вас, тогда сегодня я вновь воспользуюсь гостеприимством вас и ваших родителей. — И добавила тише: — Наверное, у меня ещё будет еще множество ночей в Управлении, пока будет идти разбирательство. Наслажусь вдоволь. А уже потом, когда оно завершится…

Кей многое мог бы сказать. Например, то, что он уже пообещал самому себе — Алеста Эндерсон выйдет из этой истории невиновной. Или что все те ночи, которые Лесс вдруг будет вынуждена провести в Управлении, Кей проведёт рядом с ней. Будет шептать всякие глупости через решётчатое окно до тех пор, пока Лесс не отправит его куда подальше.

Но вместо всего этого Кей взял её за руку.

Набрался не то смелости, не то наглости.

И пускай сейчас на пути попадётся очередной работяга, допоздна засидевшийся в кабинете! Пускай нажалуется Вогану Спрейку на то, что Кей водит непозволительно близкие отношения с подозреваемыми… которые вот-вот станут обвиняемыми. Кей оправдает себя тем, что именно так ему легче всего держать над подопечными контроль.

Он кивнул на прощание охраннику, который уже заступил на ночную смену.

И вывел Лесс на заснеженную улицу.

— Здесь достаточно светло. Вряд ли теперь я должна потеряться, — заметила Лесс. И чарующими зелёными глазами указала на переплетение их пальцев. Думала, пожалуй, что Кей мгновенно отпустит её ладонь и покраснеет от головы до пят. Думала зря. Потому что смелости (или всё же наглости) Кея хватило на то, чтобы признаться:

— Вы сами избрали меня своим надзирателем, Алеста.

Он так и не отпустил её руки. Держал ладонь Лесс в своей до тех самых пор, пока они не настигли одного небольшого ресторанчика, продолжающего зазывать посетителей яркими огнями, что сияли несмотря на поздний час.

Кей ослабил хватку лишь тогда, когда они поднялись на крыльцо.

И с удивлением заметил, что пальцы Лесс все ещё переплетают его пальцах. Хотя ничто не мешает ей освободиться.

Впрочем, прикосновение всё же прервалось. Когда Кей распахнул дверь и пропустил Лесс вперёд.

Зал оказался заполнен лишь на треть. Кей и Лесс заняли место у окна, выходящего во внутренний дворик ресторана: судя по сложенным друг на друга стульям и столам, на которые заботливый снег нахлобучил пушистые белые шапки, в летнее время посетители наслаждались пищей не только в помещении, но ещё и на свежем воздухе.

— Я никогда здесь не был, — признался Кей.

— Я тоже никогда не была, — Лесс вздохнула. — Наверное, всё здесь ужасно дорогое. Надеюсь, вам возместят те средства, которые вы на меня тратите.

Кей не успел ничего сказать. Рядом с их столом возникла приветливая девушка — даже более приветливая, чем девушка из гостевого дома в Олтере. Вручила листы, на полях которых золотом сверкали вензеля, и ответила на все-все-все интересующие вопросы. А потом радостно удалилась.

Откинувшись на спинку мягкого кресла, Кей наблюдал за Лесс. Исподтишка, чтобы она не обвинила его в излишнем любопытстве.

А сама Лесс тем временем осматривала обстановку в зале.

Помимо лёгкого восторга, в глазах её был исследовательский интерес. Примеряла, наверное, какие из декоративных решений может применить к Лавке странностей. Невольно Кей начал вспоминать самые красивые и удивительные места Леберлинга. Кукольный театр, Дом музыки, кондитерская… Когда все закончится, надо будет провести Лесс по всем этим местам. Столько идей получится уловить… Что Лавка странностей станет главной достопримечательностью Плуинга. А то и окрестностей.

Ужин пришлось ждать недолго. Подали блюда красиво, под хрустальными клошами — как только их поднимали вверх, становился уловимым невероятно аппетитный запах.

Получился ужин замечательным.

И в какой-то степени забавным, поскольку Лесс в очередной раз запуталась в многообразии столовых приборов. А потому Кею приходилось излишне показательно орудовать ложками, вилками и ножами, чтобы Лесс успевала повторять.

Когда ужин закончился, Кей помог Лесс надеть шубку — и случайно задел её волосы.

А потом, когда они переступили порог, Лесс сама потянулась рукой к ладони Кея. И он крепко сжал её тонкие пальцы, надеясь, что она не различит ускорившееся биение его сердца.

Небо над головой было настолько тёмным, что не удавалось различить даже звезды. Кей вспомнил рассказ Лесс — тот самый, в котором она обвиняла сама себя. Лесс говорила, та ночь тоже была невообразимо тёмной. И Кей будто наяву представил тот вечер. Лесс, пересекающую темноту, и летящее ей в спину заклинание.

Даже если предположить… Предположить, что Лесс с какой-то долей вероятности может оказаться виновной — разве нельзя отнести её действия к самообороне? Да, придётся постараться, чтобы это доказать. Но нет ничего невозможного.

Кей и так виноват перед Лесс. Стоит наконец это признать.

Может, было бы лучше, если бы Кей вовсе не приезжал в Плуинг? Если бы следователем, посланным разгадать эту тайну, оказался кто-то другой, причём лучше бы тот, кто не был прежде знаком с Бернис. Или был знаком лишь отдаленно. Чтобы этот некто уделил Лесс столько же внимания, сколько остальным жителям Плуинга. Поверил её честным глазам и мягкой улыбке…

В гнезде Гилсонов их, кажется, даже ждали.

Быть может, Бернис, возвращаясь в собственный дом, и к Гилсонам заглянула ненадолго? И радостно известила Гилсонов о возвращении младшего сына?

В этот раз Лоррен не возмущался тому, что Кей совсем перестал заглядывать к родителям. А мама едва ли не встретила их на пороге. Объяснила, что отец сейчас очень занят — завален бумагами, даёт о себе знать завершение года. И вряд ли сегодня вообще спустится в гостиную.

Присутствию Лесс мама нисколько не удивилась.

Напротив, улыбнулась ей дружелюбно — настолько, насколько вообще позволил суровый нрав. Сообщила, что комната, которую Лесс занимала прежде, конечно же, свободна.

А потом мама против воли напоила Кея и Лесс вечерним чаем. Рассказала последние домашние новости. В основном они касались того, какие впечатляющие сугробы образовались во дворе и как тяжело выбрать качественную краску для потолка. Кей ничего не понимал в краске. И лишь совсем немного смыслил в сугробах. А потому Лесс участвовала в этом диалоге даже больше, чем он.

Вечерний чай разморил их напрочь. Вкупе с ночью, проведенной в поезде, он оказался лучшим снотворным. Для мамы всеобщее сонливое настроение незамеченным не осталось. Более того, она сама проводила Кея и Лесс до комнат, чтобы те вдоволь отдохнули.

Кей сделал мысленную пометку: завтра же утром узнать, что именно нашло на маму и сделало её такой гостеприимной.

Оказавшись в комнате, служившей Кею убежищем на протяжении всей его юности, Кей, не переодеваясь, присел на кровать — ему нужно было время, чтобы скоординировать свои дальнейшие действия. А потом он прилёг — разболелась голова.

И незаметно для самого себя провалился в сон.

Ненадолго. Если поверить часам на противоположной стороне стены, Кей пробыл в небытие ровно две трети часа.

Но даже этого времени хватило, чтобы обрести неожиданную бодрость. Кей понимал прекрасно, что наваждение скоро спадёт, и к нему вернётся усталость. Но пока что он готов был прожить ещё один полноценный день. Возвращаться в кровать уж точно совсем не хотелось.

Кей решил прогуляться немного.

Вряд ли он помешает чьему-либо сну — двери в доме Гилсонов закрываются плотно и почти не пропускают звук. Кей убеждался в этом неоднократно. Будучи подростком, он несколько раз попытался стать незримым участников важных разговоров. В частности тех, которые касались его дальнейшей судьбы. И всякий раз напрочь разочаровывался в стенах.

Расстегнув верхние пуговицы рубашки (чтобы легче дышалось), Кей покинул собственную комнату.

И на пару мгновений застыл напротив двери, ведущей в комнату Лесс. Но, так ничего и не расслышав, спустился на первый этаж — только там горел свет, пускай и в лице пары ночных светильников.