– Твой способ вызовет лишь гнев, – я заглядываю в её голубые глаза. – Я не позволю производству встать.
– С вами бесполезно говорить, мой князь, – отчеканивает Зоряна. – Для вас мы – товар. Расходный материал. Мы услышали вас. Вы просто хотите приструнить нас хитрее, чем прошлый князь и Дарина. Хотите заставить верить в то, чего не будет.
Анна стоит, опустив руки вдоль тела, её плечи едва заметно дрожат.
– Рад, что вы услышали меня, – холодно говорю я, вставая с кресла. – Производство должно быть начать работу сейчас же. Жалование уже увеличено. Задача об обеспечении безопасности стоит на первом месте, но мы должны ждать артефакторов из Имрияса. Без них не понять, как быть с производством. На дорогу до Чернограда и хоть какую-то оценку фабрики уйдёт минимум пару месяцев. Остановить работу на такой срок я не позволю.
– А старые девы не станут работать, – глаза Анны разгневанно сверкают.
Она настолько по дерзкому самоуверенна, что это подкупает.
– Не станем, – поддерживает её Зоряна. – Даже если будете нас бить и калечить.
Устало вздыхаю, потирая пальцами висок. Они не хотят по-хорошему.
– Я не буду применять силу, – мрачно усмехаюсь я. – Скоро вы сами захотите работать. С удвоенным рвением. У вас нет рычагов давления, а у меня есть. И да, женщинам в землях безмужних нужно кормить своих отпрысков. А пока никто не работает, ту самую увеличенную плату никто не увидит. Что будут есть старые девы и их дети? Вряд ли у них есть запасы на чёрный день.
– Думаешь, мы не подготовились? – язвительно спрашивает Анна.
– Думаю, вы не до конца понимаете, что творите. Я хочу, чтобы вы знали, как я решу проблему, которую вы создали. Я дам вам несколько дней перебеситься. Это будет стоить нам денег, поэтому я прикажу вычитать их из бюджета, который должен был пойти на повышение заработной платы старым девам. Поэтому забастовкой вы делаете хуже себе в том числе.
Зоряна разворачивается и направляется к двери, её губы сжаты в тонкую нить, глаза полны упрямства.
– Всего вам доброго, князь! Да убережёт вас Морена от бед! – бросает она, хватаясь худой рукой за ручку двери, а затем оборачивается и добавляет: – Лучше умереть от голода за месяц, чем задыхаться и гнить по кусочкам годами. С нас хватит!
Анна хочет пойти следом, но я выхожу из-за стола и быстрым шагом подхожу к ней, преграждая путь.
– Останься, – приказываю я. – Есть разговор.
Она переводит на меня раздражённый взгляд, который вмиг становится растерянным, едва наши глаза встречаются.
– Анна? – Зоряна оборачивается, с опаской глядя на меня.
Думает, я собираюсь причинять вред её подруге и соратнице.
– Ничего, Зоряна, иди. Я скоро, – мягко улыбается Анна.
Едва за старшей по цеху закрывается дверь, Анна, поджав губы, подходит к письменному столу и поворачивается ко мне, вскинув подбородок:
– Чего ты хотел?
После этой небольшой перепалки, я испытываю лишь одно желание. Уложить Анну себе на колени, задрать это длинное платье и хорошенько отшлёпать строптивицу по хорошенькой заднице. Чем она вообще думала, затевая бунт?
Анна смотрит на меня, и из-за моего молчания её беспокойство возрастает. Её губы – смертельная провокация. И вот она облизывает их, сводя меня с ума, а затем произносит:
– Если думаешь начать стыдить меня, то ничего у тебя не полу…
Договорить Анна не успевает, я в два шага преодолеваю расстояние между нами и закрываю её рот жадным поцелуем.
Я смотрю прямо в её расширенные от удивления глаза. Анна вся напряжена, будто вот-вот сбежит, но вдруг она обмякает в моих руках и тонкие маленькие пальчики вцепляются в мои предплечья.
Не отталкивая. Удерживая.
Я проникаю языком в её рот, не встречая сопротивления. Ласкаю её внутри, рукой удерживая за талию. Вкус и запах Анны сводит с ума, заставляет желать её до темноты в глазах, до боли в паху.
Я прижимаю Анну к столу, оказываясь между её бёдер. Она тяжело дышит, смотрит затуманенным взором. А я склоняюсь к её шее и оставляю там короткий поцелуй-укус. Её кожа на вкус как самое пьянящее вино. Хочется ещё и ещё.
Мигом осуществляю своё желание и принимаюсь языком ласкать нежную чувствительную шею Анны.
– Не нужно так, – шепчет она протестующе, но всё ещё держится за меня.
Я веду рукой по её ноге, задирая платье. Хочу рычать от того, насколько оно длинное и неудобное.
Анна тихо всхлипывает, когда мои пальцы оказываются на её горячих бёдрах, её дыхание сбивается.
Я держу её так сильно, что завтра на её коже останутся следы моих пальцев – и я хочу этого. Хочу, чтобы она думала обо мне позже, как я думаю о ней.
И хочу видеть её полностью. Чувствовать без преград.
Я вижу, как она напрягается, когда едва заметно прижимается ко мне. Но в следующую секунду приходит в себя и отталкивает.
– Остановись! Что ты творишь? – вскрикивает она, упираясь руками в мои плечи.
Я отступаю на полшага, ловлю маленькую нежную руку и, глядя в глаза, медленно тянусь губами к ладони Анны, оставляя на ней мягкий поцелуй.
Она вырывает руку и прижимает её к груди на пару мгновений, глядя на меня со всевозрастающим смятением.
С жадностью хищника наблюдаю, как мелькают голые ноги, когда она поспешно оправляет юбку. Её грудь тяжело вздымается под платьем, вызывая те мысли, от которых ещё сильнее сносит крышу.
– Что мы творим… – поправляет Анна собственные слова. – Ты же понимаешь, что это лишнее? Особенно после того, что было сегодня. Я думала ты злишься, будешь меня отчитывать.
Плевать я хотел на эти забастовки, всё равно будет в итоге по-моему.
– Я думал об этом всё утро, – хрипло произношу, беззастенчиво смотрят в глаза Анны. – О том, как беру тебя.
Откровенность окончательно сбивает Анну с толку, но мне нравится видеть её реакцию.
Желание присвоить её себе прямо сейчас раздирает нутро, жжёт раскалённым железом, но я пытаюсь быть осторожным. Сломанный цветок завянет со временем. Я понял это с годами, особенно после того, как смог осмыслить то, что случилось с Люсин.
Но сейчас сорвался, и в глубине души понимаю, что не жалею.
Слишком тяжело сдерживаться, когда она рядом. Такая манящая и сладкая.
– Мне нужно идти, – Анна бросается к двери и вылетает наружу, будто стрела, выпущенная из арбалета.
