Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Я отвёл взгляд, сделав вид, что заинтересовался фамильным перстнем на пальце молодого аристократа, но мысли продолжали крутиться в голове, как заведённые. Всё складывалось слишком аккуратно: как Шуйскому позволили публично отвергнуть племянницу императрицы, как молча смирились с тем, что он выбрал себе невыгодную, в глазах многих, даже неподходящую, невесту. Как не только не осудили, но и благословили союз.

Император был слишком спокоен. И так быстро согласился.

Я вспомнил рассказ призрака Романа, услышанный в резиденции Шуйского, неподалеку от старой семейной усыпальницы, и в горле пересохло.

Миньон императорской семьи забирал предложенных ему жертв. Пожирал тех, кто был рождён от императорской крови, чтобы хранить силу и защищать семью.

И теперь, когда у Шуйского появится наследник, Империя получила нового кандидата на эту роль. Никто не станет приносить в жертву детей правящего императора. А вот ребёнок бастарда, даже титулованного, особенно если он окажется одарённым, будет идеальной жертвой.

Я с трудом сглотнул и перевёл дыхание, чувствуя, как во рту стало горько. Праздник будто потускнел. В глазах по-прежнему дрожал свет, музыка, нарядные платья и бокалы с шампанским. Но где-то в глубине сгустилась тень.

Сердце сжалось. Быть может, Император и правда позволил Шуйскому сделать выбор. Но только потому, что уже знал, как его использовать. Слишком уж расчётлив был его благосклонный взгляд.

Я едва заметно покачал головой. Всё равно, выбор был сделан. Дмитрий выбрал Алису. А значит, вместе им придётся выдержать куда больше, чем им сейчас кажется. Надеюсь, он готов. Надеюсь, она тоже. Но я понял, что не останусь в стороне. И тоже буду готов.

— Ты бледен, — тихо сказала Арина Родионовна, незаметно коснувшись моей руки.

— Просто слишком много впечатлений, — пробормотал я, стараясь улыбнуться.

Но внутри всё сжималось. Как перед бурей, которую ещё не видно, но воздух потяжелел.

В какой-то момент поток гостей вдруг иссяк, словно сама судьба щёлкнула пальцами, переключая внимание публики на кого-то другого. Рядом с нами стало непривычно тихо. Большинство обернулось в сторону другого нового дворянина, чьё появление, судя по всё нарастающему шепоту, требовало немедленного обсуждения и парочки поклонов.

Арина Родионовна аккуратно подхватила под локоть Алису и повела её чуть в сторону, подальше от лишних ушей и глаз. Видимо, ей не терпелось рассмотреть помолвочное кольцо Беловой и заодно продемонстрировать приятельнице свое. Их голоса слились в мягкий, почти дружеский шорох.

Я остался стоять на месте. И в это время ко мне подошёл Дмитрий Васильевич.

Он остановился рядом, на шаг ближе, чем того требовал этикет, и покачал головой, будто ещё сам не до конца верил в то, что произошло.

— Чудно всё это, — тихо сказал он, косо взглянув на Фому, который, не особенно смущаясь, целеустремлённо направлялся к столу с закусками, словно ничто в мире не могло быть важнее красной рыбы с укропом. — Вот честно: ещё пару лет назад, скажи мне кто-нибудь, что я осмелюсь перечить императору, я бы, пожалуй, просто рассмеялся. Или велел умыться тому, кто решился так шутить.

Он снова посмотрел на Алису, и на губах его появилась улыбка. Та самая, тёплая, не показная, а настоящая.

— Она согласилась идти со мной, зная, что это может обернуться изгнанием. Непринятием. Презрением. — Он говорил тихо, будто делился самым сокровенным. — И всё равно пошла.

Он сделал паузу. А потом, чуть наклонившись ближе, почти шепотом, добавил:

— А знаете… я втайне надеялся, что Станислав Викторович всё же изгонит нас из столицы. Чтобы всё стало проще.

Я удивлённо взглянул на него, но не перебил. Он продолжал:

— Накануне церемонии я нашёл конверт. Без подписи, но с печатью. Почерк был отцовский. В письме он поведал мне нечто… странное.

Шуйский замолчал, переводя взгляд куда-то в тень между колонн, словно решал, стоит ли делиться дальше. Или надо ещё подождать.

— В тот день, когда вы приходили говорить с мёртвыми в моём особняке… — продолжил он медленно, — вы тогда узнали о чём-то зловещем. Так ведь?

Я не сразу ответил. Просто кивнул. Говорить не хотелось. И не нужно было, потому что он уже всё знал.

— И именно об этом вы собирались поговорить со мной позже? — продолжил парень, с кривой улыбкой. — Но так и не успели?

— Верно, — сказал я негромко.

Он чуть качнул головой и коротко усмехнулся:

— Вы тогда спросили меня о локоне моих волосах. Признаться, это прозвучало странно. Хотя, чего уж там, некроманту можно вести себя необычно, — голос его стал еще тише и мне пришлось подвинуться ближе, чтобы разобрать слова, — Так вот… тот самый конверт с моими волосами, который матушка отдала… Он взял его, чтобы отнести на алтарь.

Я почувствовал, как в груди сжалось что-то тяжёлое. Истина, о которой мы оба знали, теперь прозвучала вслух.

— Мы со всем справимся, — сказал я, твёрдо. Может, даже чересчур резко. — Придумаем, как спасти вас и ваших детей. Я буду рядом и сделаю все…

Дмитрий посмотрел на меня пристально, словно не мог поверить услышанному.

— Спасибо, — тихо произнес он. — Звучит банально, но… если бы это сказал кто-то другой, я, наверное, счёл это чьей-то игрой. Или попыткой подкупить. Но вам я верю. Судьба подарила мне друга, которого я не заслуживаю.

— Дмитрий…

— Отец сжёг мои волосы. И не положил их на алтарь, — вдруг перебил меня князь

Я замер.

Он стоял напротив, не пряча взгляда. В его глазах блеснуло то самое, что стараются сдерживать мужчины с военным воспитанием и титулом за плечами. Но на этот раз он не отводил глаз.

— Он рассказал мне всё, — продолжил князь, голосом чуть ниже обычного, почти на грани шёпота. — Подробно. Без прикрас. Если бы не знакомство с вами, Павел Филиппович… я бы, наверное, посчитал всё это сказками. Странными, тревожными, но всё же выдумками. А теперь… я верю. И я знаю, что отец подарил мне свободу. Освободил меня от той тени, что висела над нами поколениями.

Он гулко сглотнул и в голосе его появилась тёплая горечь:

— По крови я остаюсь Шуйским. Но по духу… я больше не часть этой семьи. Не той её части, что приносила себя в жертву. Я не их продолжение. И их долги меня не коснуться.

И в этот момент во мне что-то сорвалось. Облегчение накрыло неожиданно, с головой, будто стены вдруг рухнули, и сквозь пыль просочился свежий, живой воздух. У меня подкосились колени, и я машинально ухватился за плечо Дмитрия, чтобы не рухнуть прямо на мраморный пол.

Он вздрогнул, но не отстранился. Я вдруг просто обнял его. Крепко, по-настоящему, без церемоний, без нужды держать лицо.

Он замер на долю секунды, а затем глухо, прошептал:

— Он всё-таки… любил меня, Павел Филиппович.

Я крепче сжал его плечо.

— Отец спас не только меня, — продолжал князь. — Он спас и моих детей. Он дал нам то, чего сам никогда не имел — свободу.

Я ничего не ответил. Просто стоял, обняв его за плечи, и чувствовал, как сквозь толщу всего — обид, ожиданий, страхов и фамильной гордыни — прорывается простое, человеческое: сын понял, что отец его любил. Не по титулу. Не по долгу. А по-настоящему.

Глава 38

Задушевные беседы

Прием заканчивался, и гости потихоньку начали расходиться.

— Наверное, мне тоже пора, — вздохнула Нечаева, когда Шуйский и Алиса покинули зал.

Я кивнул. Хотя это далось мне с трудом. Отпускать девушку не хотелось. И словно прочитав мои мысли, она улыбнулась и лукаво взглянула на меня:

— Завтра рабочий день, Павел Филиппович. К восьми утра я буду в вашем офисе.

— Хорошо, — со вздохом ответил я.

Мы вышли из зала, остановились на крыльце, некоторое время любуясь вечерним Петроградом. Над городом уже опустились сумерки, и всё вокруг будто стало мягче, тише. Улицы тянулись в янтарном магическом свете фонарей, мостовые блестели, словно после недавнего дождя. На проспекте за каналом скользили огни машин, а где-то далеко послышался приглушенный гул трамвая.