Она вернулась.
— Что ты со мной сделала?
Ответом мне было молчание.
Виола сделала свой прощальный подарок и испарилась.
А я снова стала этой ужасной неестественной куклой.
— Госпожа Виола, госпожа Виола, я принес…
Присси залетела в комнату невесты, гордо держа перед собой большущую золотую булавку.
— Госпожа Виола? — ошарашено пробормотала девушка.
Милая, я сейчас ошарашена не меньше тебя…
С трудом подавив в себе желание закатить истерику, предварительно отправив Грэму нервное письмо, что торжественное завязывание ленточки на брачном древе надо отложить или вовсе отменить, я прошептала своими непривычно пухлыми губами:
— Грэм сказал, что внешность для него — не главное. Пусть так. Коль уж так… Он же не отвернётся от меня, не правда ли?
Присси молча кивнула, и накинула мне на лицо фату, которая доставала мне до коленей и скрыла эти отвратительные изменения.
Какая же умная девушка!
Семейный храм Ньерда и Нидеи был полон народа, и все-таки, пока я шла, я чувствовала себя в полной пустоте, как будто ступала босыми ногами по холодной глади воды.
Где-то здесь был и царь со своими придворными, был и высший свет Эльмарино, и духовенство, и Дэйган, и Флико, и Буль, и та девушка, служительница жреца, которая посоветовала мне, как разорвать брачные узы с Грэмом.
Но для меня сейчас была реальна только высокая фигура адмирала Грэма Фрейзера в белом парадном кителе. Он ждал около Семейного Древа, а белая лента, которую мы должны были повязать на одну из ветвей, парила перед ним в воздухе.
Что я делаю?
Зачем?
Надо было сейчас же мчаться в «Очарование Обольстительного Облика», чтобы Канефрон снял с меня косметию, напоследок наложенную Виолой.
Зачем я пришла сюда?
В таком виде…
Дура.
Под сенью Семейного Древа я подошла к нему, Грэм скинул с меня фату, и я с замиранием сердца увидела в его глазах…
— Виола… Или Виолетта? — негромко спросил он.
— Виолетта, — тихо ответила я.
Он не отвел взгляда.
В серых глазах Грэма не мелькнуло отвращение, неудовольствие, досада.
Он не сказал — ах, милая, я так тебя люблю, но давай-ка, мы сейчас снимем эти косметии, а потом уж, когда ты станешь нормальной, обвенчаемся.
Вместо всего этого он крепко сжал мою руку с неестественно длинным маникюром, вложил в нее ленту, и очень серьезно сказал:
— Под сенью древнего древа, что помнит века и хранит секреты любви, мы соединяем наши сердца и произношу я свою клятву. Я обещаю любить тебя безмерно, как безбрежное море, ласкать, как ветер колышет эти листья, заботиться о тебе, как земля заботится о корнях. В каждом взгляде, в каждом прикосновении будем мы навсегда связаны, вплетая ленту нашей любви в Вечное древо. Ты — мой свет в дни тьмы, моя опора в часах испытаний. Я буду рядом, когда мир вокруг нас будет бушевать, и в тихие мгновения, когда время замирает. Пусть каждый день наш наполняется радостью, как весенний дождь наполняет реки. Обещаю принимать тебя безусловно, с твоими мечтами и страстями, и идти с тобой рука об руку по путям жизни. В горе и радости, в доброте и искушениях, да будет наш союз крепким, словно корни этого древа. И с узлом, завязанным на этой ленте, мы укрепляем нашу любовь, что будет расти и расцветать, как цветет это древо, видя нас вместе на протяжении всех дней нашей жизни.
Я не учила слова клятвы, но повторила их, потому что они эхом отдались в моем сердце.
А затем, словно во сне, я почувствовала на губах его поцелуй, такой же нежный и крепкий, словно ничего не изменилось.
Храм заполнил звонкий звук брачного колокола, а затем — гомон и аплодисменты гостей, но громче всех нам хлопал сам царь, поднявшийся со своего места.
Моя рука дрогнула, но Грэм поддержал меня…
И атласная лента с нашими именами, вспыхнувшими золотом, затрепетала на ветви вечного Семейного Древа.
ЭПИЛОГ
Море плавно накатывало на берег, сверкая серебристыми блестками.
Спокойное и величественное, лазурно-синее, оно распростерлось вокруг, насколько хватило глаза, а силуэты гор вдалеке утопали в легкой полупрозрачной дымке.
Изумрудный пляж находился в уютной бухте, поэтому здесь всегда было спокойно.
Но это только на море.
А вот на суше все было по-другому.
Пляж просто кишел людьми, многие из которых приехали специально, чтобы посмотреть на местную достопримечательность — чучело гигантской акулы-мегалодона, выставленной в специальном павильоне.
Экскурсовод, или, как их в этом мире называли, историведатель, рассказывал, что этот монстр был пойман совместными силами людей и русалок, что и послужило началом перемирия и крепкой дружбы между двумя народами.
Люди слушали, охали, ахали и дивились размерам чудовища — а было оно тридцать три метра в длину.
Неподалеку же было расположено кафе под названием «Шаурма на берегу», где как всегда было людно.
Я сидела на плетеном шезлонге в тени зонтика из камыша.
Легкий ветерок трепал мои рыжие волосы и полы светлого лёгкого пляжного платья.
Если бы дух настоящей Виолы его увидел, то принялся ругаться, на чем свет стоит из-за его чрезмерной простоты. Ну и еще из-за моей внешности, конечно.
Косметии, которые Виола наслала на меня, я сняла сразу же после нашей с Грэмом свадьбы, и обрела естественный и ставший уже привычным облик. Первые пару недель боялась, что дух вернётся и снова превратит меня в неестественную куклу, но, видимо, Виола все-таки ушла на перерождение вместе с Лазурием.
С тех больше я ее не видела.
Чему, признаюсь, была очень рада!
И шезлонг и зонтик, точно так же, как вся остальная мебель здесь были сделаны умелыми руками работников фабрики плетеной мебели «Флико». Думаю, мне не стоит говорить, кто же был ее хозяином!
Мне до сих пор было удивительно осознавать, что наивный и простодушный мальчишка, потрошащий рыбу в Устричном переулке, превратился в красивого и сильного молодого мужчину, который недавно обзавелся семьей и построил большой красивый дом, где поселил стариков Нотли, которых иначе, как «дедушка» и «бабушка» не называл.
Потягивая прохладный коктейль и заедая его еще горячей шаурмой, я с удовольствием наблюдала за тем, что творилось вокруг.
Вообще-то у меня чесались руки взять и что-нибудь поделать, но муж категорически запретил работать на девятом месяце беременности. Приходилось лениться — ничего не попишешь.
— Мама, мама, там Буль отобрал у меня мячик, и не отдает!
— Тетя Ви, поругайте котика, он не слушается, он озорник!
Ко мне с ревом подбежали два мальчика семи лет — темноволосый и светленький.
На солнце кудрявые локоны темноволосого отливали бордовым. А вот сын Присси был русым — прямо в нее.
Я с удовольствием брала Арно к себе, ведь они с Талиром стали не разлей вода.
А Присси с Ноа не помешает немного побыть наедине и устроить себе романтический ужин — прямо, как сегодня.
Морской котик с невинными видом прискакал следом, заправски жонглируя двумя мячиками, ловко перекидывая их ластами и хвостом.
— Буль, не дразни Талира и Арно! Как не стыдно?
Я погрозила котику пальцем, и тот закрыл мордочку ластами — впрочем, глазки-бусины все равно сверкали хитростью.
Быстренько примирив этих троих, я выдала им еще пару мячиков, чтоб хватило на всех, и отправила обратно играть в лазурно-голубой бассейн.
Он был поделен на зоны — с одной стороны было мелко, в центре находилось круглое джакузи, а с другой стороны — бар с сиденьями. Здесь можно было заказать шаурму и напиток, сидя прямо в воде!
Что в данный момент и делал капитан Баббинг, одновременно с чувством зачитывая свои стихи брюнетке в зеленом купальнике.
Я знала, что ее зовут Рейна, и что намерения Баббинга в отношении ее более чем серьезны.
Наш бравый капитан что-то затянул с женитьбой, но судя по тому, с каким восхищением эти двое смотрели друг на друга, он наконец-то встретил свою судьбу.
