[1] Гридень — телохранитель князя
[2] Плечо
Глава 26
Сияна, узнав о том, что им приказано перебраться в княжеские палаты, расстроилась до слёз, но поперёк ничего не сказала, разве что не поняла, почему оба такие смурные, если их князь к себе приблизил. Цветава отговорилась тем, что долго ещё не увидит товарищей из Вежи, а Ждан сослался на боль в плече. В итоге вдова настояла на том, что такой поворот судьбы надо отпраздновать, и занялась готовкой, а теперь уже княжеским стражам наказала собирать вещи.
Собирать Ждану было особо нечего, разве что забрать из тайника шапку-невидимку и обруч, что он и сделал, прихватив и свой старый кинжал. Вещи Цветавы вообще помещались в одном заплечном мешке.
От ожидания непременных подлостей и неожиданных ударов в спину, настроение никак не желало подниматься, так что праздник вышел не больно-то весёлым, кусок в горло не лез, разговор не клеился. Когда легли спать, Ждан тихонько поднялся с лавки и позвал домового. Ждать пришлось довольно долго, но Бородыня Твердихлебович всё же вылез из-под печки, держа в руках мурлыкающую чёрную зверушку, одну из тех, что помогали в бою с анчуткой.
— Чего позвал, Ждан Ярославич? — спросил домовой, усаживаясь на полешку.
— Кошка? — спросил Ждан, кивнув на неведомое животное.
— Коргоруша, — улыбнулся домовик. — Помощничка моя. Они мне во всём помогают — и дом в чистоте держать, и крыс да мышей гонять, и мелкую нечисть. Да вот приболела одна, ну ничего, выхожу. Так, зачем звал?
— Поговорить надобно. Слыхал, что ухожу я?
— Слыхал. Скверная новость. Кто хозяюшку защищать будет?
— Ты и остальные домовики.
— Наше дело - дом хранить, а она сама себе хозяйка, — запахал руками Бородыня. — Люди не в нашей власти.
— Тогда что-нибудь придумаем. А скажи, Бородыня Твердихлебович, есть ли в тереме княжьем у тебя друзья или родичи?
Такой простой вопрос отчего-то вверг домового в тоску, он снял протестующе мявкнувшую коргорушу с колен и, поднявшись с полешки, начал мерить комнату шагами.
— Не то я что-то сказал? — забеспокоился Ждан.
— Да, не в тебе дело, — откликнулся домовик. — Были у нас там родичи, и у меня, и у вострухи моей. Ведьма, чтоб ей вечно в осиновой клетке корчиться, всех извела, и не только наших, но и баганов княжеских, и банника прогнала прочь, до смерти загнобила. Палаты княжьи для нас давно уже чёрным местом стали. Никто туда жить не идёт, потому и безобразие там творится, и жизнь не идёт.
— Жаль, — покачал головой Ждан. — Я думал, хоть к кому-то можно будет обратиться за помощью.
— Прости, Ждан Ярославич, — развёл руками Бородыня. — Теперь тебе одному, похоже, придётся с нечистью воевать.
— А в княжеском тереме нечисть завелась? — насторожился Ждан.
— А как же? —удивился домовик. — Там, где добро не живёт, обязательно зло селится.
— И кто там может быть?
— А кто его знает? Может, шерснатые поселились или злыдни, а может, кто-то чудинку подселил. Ведьма наверняка расстаралась.
—Они же всех в тереме изведут.
— Изведут, — кивнул домовик. — И вас могут подстеречь. Наружу они не суются, им самосветный камень будто соль в глаза брошенная, а вот в самом тереме…
— И что нам с ними делать?
— Да, ты главное не бойся. С анчуткой управился и этих разгонишь, они послабее будут. Всё больше на страхе людском жиреют, на ненависти да раздоре.
— А про колдунов чёрных в крепости ничего не слышал?
— Про колдунов не слышал. Да только тут такое дело…
Домовик замялся, будто никак не мог решиться продолжить.
— Что стряслось? — решил сам спросить Ждан.
— В окольном городе что-то творится, — ответил Бородыня. — Нехорошее что-то. Там у нас родни много, да в последнюю седмицу никто не отвечает. Я туда коргорушу послал, так видишь, она хворой вернулась.
— Порчу на город навели? — встревожился Ждан.
— Порчу мы бы почуяли, — поморщился домовик. — Тут что-то другое, чужое совсем. Родичи то ли по углам разбежались, то ли перемёрли все разом. Корогоруша молчит, ничего не рассказывает, дрожит только. Сроду такого не упомню.
«Сначала собаки пропали, теперь домовики», — подумал Ждан, а вслух сказал:
— Может, это как-то связано с колдовством?
— Тёмную волшбу мы бы почуяли, а тут будто просто всё опустело.
— Опустело, говоришь, — задумчиво произнёс бывший десятник. — Вот оно что…
— А ты никак до чего-то додумался? — встрепенулся домовик.
— Лучше бы я ошибся, Бородыня Твердихлебович. Если прав я, то скоро никому тут жизни не станет.
На том они с домовым и расстались, а утром Ждан встал до рассвета и снова вернулся мыслями к разговору с домовиком. Домовик говорил о том, что пусто стало в окольном городе и Уйка пленный орал что-то о том, что придёт великая пустота и всё пожрёт. Уж не одной ли цепочки — это звенья? Но зачем убивать домовиков и собак? Люди для колдунов опаснее, навели бы хворь или страху бы нагнали, а тут… будто и не происходит ничего. Разве что мелкие незаметные пропажи.
Надо было срочно найти Велимира с Некрасом. Во-первых, если в окольном городе и вправду незнакомая волшба творится, то надо им оттуда уходить, а во-вторых надо, чтобы кто-то Сияне помог в случае чего. Правда, тут есть одна закавыка, никто точно не скажет, только ли в окольном городе лихо приключилось. Может и в посаде, и в детинце то же самое скоро будет.
Его размышления прервали проснувшиеся Сияна с Цветавой. Тут же началась суета, какие-то сборы, хотя всё уже было собрано. Потом завтракали, обнимались на прощание, оба новоиспечённых охранника княжны клятвенно пообещали заходить в гости, как только появится возможность.
В палаты они пришли как раз к моменту, когда княжну умыли, убрали в наряды и вывели к столу завтракать. Увидев своих спасителей, Ладослава взвизгнула счастливо и чуть не повисла на шее у Ждана. На радостях даже хотела посадить их за стол рядом с собой, но княгиня, не роняя достоинства, вразумила дочь, наказав обоим гридням подождать снаружи обеденного зала.
Вообще, первый день на новой службе показался Ждану удивительно скучным — они с Цветавой тенями ходили за княжной, если она выходила из женской половины палат, когда Ладослава уходила в свои покои за ней шла одна Цветава, а Ждан сидел снаружи у лестницы, будто сторожевой пёс возле калитки. Как только ожидалась прогулка или поход на обед или к ужину, из женской половины выбегала нянька и предупреждала его. Ждан тут же вытягивался в струну и ждал, пока не спустится толпа девиц, нянек, мамок и невесть кого ещё и топал следом, с ужасом понимая, что если кто-то захочет подобраться к княжне, то он просто не услышит его за всем этим щебетом и смехом.
