Охотник на демонов 2 (СИ) - Шимохин Дмитрий

Мы не успели больше ничего обсудить. Дверь в кабинет открылась без стука.

На пороге стояли двое.

Они были одеты в идеально скроенные черные костюмы из плотной, матовой ткани, не отражающей свет. Никаких знаков отличия, никаких нашивок. Лица — одинаково пустые, непроницаемые, лишенные любых эмоций. Они двигались синхронно, без единого лишнего звука, словно были не людьми, а безупречно отлаженными механизмами, созданными для одной цели. Это была Служба Внутренней Безопасности.

— Александ Зверев, — голос одного из них прозвучал ровно и безжизненно, как у синтезатора. — Вы должны проследовать с нами.

— Пару часов, значит, — с горькой усмешкой выдохнула Лиса.

Кайл медленно поднялся, вставая между мной и ними.

— Я его провожу, — твердо сказал он.

— В этом нет необходимости, капитан, — отрезал второй «костюм», даже не взглянув на него. — У нас есть приказ.

Кайл посмотрел на меня, и во взгляде его я прочел свой собственный приказ: «Не сопротивляйся. Делай, как я сказал».

Я молча кивнул.

Команда провожала меня взглядами, полными бессильной ярости.

Я вышел из кабинета, и двое «теней» тут же заняли позиции по бокам от меня, ведя по коридору.

Весь отдел замер. Разговоры смолкли. Десятки сотрудников, техников, аналитиков — все молча смотрели, как меня ведут под конвоем. В их взглядах была смесь любопытства, жалости и страха.

Мы вышли на служебную парковку. Там, где обычно стояли наши фургоны, нас ждал тяжелый бронированный автомобиль черного цвета, без окон и номеров. Боковая дверь с шипением отъехала в сторону, открывая темное, пустое нутро.

Меня бесцеремонно подтолкнули внутрь. Дверь с таким же шипением закрылась, отрезая меня от света, звуков и моей команды. От всего мира.

Фургон тронулся. Мы ехали в полной тишине. Наконец, машина остановилась. Дверь открылась, и я увидел безликое здание из серого бетона и тонированного стекла.

Меня повели не через главный вход, а по гранитной лестнице вниз. Массивная дверь отворилась, мы шли по длинному, стерильно-белому коридору, где каждый мой шаг гулко отдавался эхом. Остановившись перед стальной, звуконепроницаемой дверью без ручки. Один из конвоиров приложил ладонь к панели, и дверь бесшумно отъехала в сторону.

Это была небольшая, пустая комната, где не было ничего, кроме металлического кресла для допросов, вмонтированного в центр пола.

— Ожидайте, — сказал один из конвоиров, и дверь за мной с шипением закрылась, оставив меня в полном одиночестве и звенящей тишине.

Прошел, наверное, час. Классический прием психологического давления. Я сидел на холодном полу, пытаясь контролировать дыхание, отгоняя панику.

Дверь снова открылась. Вошел человек без возраста и эмоций на лице. Его глаза — спокойные, пустые и оттого вызывающие иррациональный страх — посмотрели не на меня, а, казалось, сквозь меня. Он не сказал ни слова. За ним вошли двое охранников, которые рывком подняли меня и усадили в кресло. Мягкие фиксаторы плотно, но не больно, обхватили мои запястья, лодыжки и грудь.

Менталист подошел и положил свои ладони мне на виски.

Ледяной холод потек по коже, проникая не в плоть, а глубже, прямо в череп. Давление нарастало, словно в мозг медленно вкручивали две невидимые иглы. Я стиснул зубы, но крик был бесполезен. Я был в ловушке в собственном сознании.

И тогда в голове раздался чужой, бесцветный голос. «Кто тебя вытащил?»

Мир взорвался рваными образами. Я видел не своими глазами, а словно смотрел запись с камеры. Рык Грома, разнесшийся по подземелью… Лицо Лисы, искаженное ужасом и облегчением, когда она увидела меня… Хватка Кайла, выволакивающего мое обмякшее тело из этого ада…

Вторжение стало глубже. Давление усилилось.

«Что произошло в камере? Ты служишь им?»

Я снова был там, на алтаре. Серебряные шипы «тернового венца» опять впились в мой череп. Боль была не воспоминанием, а реальностью, острой и всепоглощающей. Я чувствовал унижение, отчаяние… а потом — ярость. Слепую, первобытную ярость, которая прорвала плотину. Из моей груди вырвалась волна черного пламени. Я видел ужас на лицах монахов, за мгновение до того, как они превратились в пепел. Менталист рылся в этом хаосе, искал приказ, искал хозяина, но находил только мою собственную, вырвавшуюся на волю тьму.

Он не нашел того, что искал. И тогда он полез дальше.

Учеба в академии, сиротский дом, а потом…

Агония пытки сменилась теплым летним днем. Парк. Мне снова пять лет. Я бегу по траве, смеясь. Мама зовет меня, ее голос такой живой. Отец подхватывает меня на руки, и его ладони кажутся огромными и надежными…

А потом — рев. Запах серы. Крик матери. Ледяной холод когтя на моей груди, оставляющий не просто шрам на теле, а клеймо на душе.

Контакт оборвался так же резко, как и начался.

Я обмяк в кресле, задыхаясь. По лицу текли слезы, смешиваясь с холодным потом. Я был разбит, опустошен, вывернут наизнанку.

Дверь открылась. Вошел полковник. Он даже не взглянул на меня, его холодные глаза были устремлены на менталиста. Тот, не меняя выражения лица, доложил сухо и безэмоционально:

— Признаков сознательного сотрудничества с демоническими сущностями не обнаружено. Источник силы — аномалия, активированная травмой в детстве. Объект нестабилен и представляет потенциальную угрозу.

— Заключение ясно, — ледяным тоном произнес он. — Признаков скверны нет, но вы — аномалия. Нестабильная и неклассифицируемая. До дальнейшего выяснения обстоятельств вы переводитесь в Карантинный блок. Увести его.

Фиксаторы на кресле с шипением убрались. Двое сотрудников ОСБ тут же вошли и схватили меня под руки. Все было кончено. Из одной тюрьмы в другую, возможно, навсегда.

Дверь снова, плавно отъехала в сторону.

На пороге стояли трое. Кайл. Арсений Игнатьевич. И высокий мужчина в идеально отглаженном генеральском мундире.

— Боюсь, это невозможно, полковник.

— Товарищ генерал, — сдержанно, но с нескрываемым раздражением произнес Лебедев. — Это закрытая процедура.

— Я знаю, полковник, — ровным голосом ответил генерал, делая шаг в лабораторию. — Я все слышал. Охотник Зверев не является демонопоклонником. Именно в этом он обвинялся. Дело можно считать закрытым.

— Протокол требует немедленной изоляции подобных объектов, — напрягся Лебедев, не желая отступать.

— Протокол также требует разумного подхода, — отрезал генерал. — Капитан Виденеев берет на себя полную и личную ответственность за дальнейшее обучение и контроль охотника Зверева. Я санкционирую перевод объекта на специальную подготовку под его кураторство. Или у вас есть возражения против моего прямого приказа?

— Но он же отставник, бывший охотник, — с последней надеждой возразил Лебедев.

— Полковник, ты знаешь, что у нас бывших не бывает, — ответил генерал, и в его голосе прозвучала сталь.

Это был шах и мат. На лице Лебедева промелькнула и исчезла гримаса ярости.

— Приказ ясен. Возражений нет, товарищ генерал, — процедил он сквозь зубы. Он бросил на меня короткий, полный ненависти взгляд.

Сотрудники ОСБ тут же отпустили мои руки. Кайл подошел и по-отечески хлопнул по плечу.

— Пошли отсюда, Саня, — тихо сказал он.

Мы вышли из холодного, бездушного здания на служебную парковку. Солнце показалось ослепительно ярким и теплым.

У черного седана Кайл повернулся к Генералу.

— Семен Ильич, спасибо вам, — искренне сказал он. — Я ваш должник.

— Ты мне ничего не должен, Дмитрий, — спокойно ответил генерал, но потом его тяжелый, пронзительный взгляд остановился на мне. Он подошел ко мне вплотную.

— Зверев, — его голос был тихим, но в нем чувствовалась огромная сила. — Полковник Лебедев готов был прогнуться под Орден. Сдать нашего бойца, чтобы замять скандал. Я не терплю, когда Управление проявляет слабость.

Он смотрел мне прямо в глаза, и я чувствовал, как его взгляд проникает в самую душу.