Повелитель Лжи - Даниэль Зеа Рэй

Ордерион сжал пальцами переносицу и зажмурился, прежде чем продолжить говорить.

– Ты и сам понимаешь, что мы можем верить во что угодно. Только правды это не изменит. На ее руках – кровавые следы чужих пальцев. От нее на версту смердит гарью и дымом. И, в отличие от Гронидела, ее одежда выглядела так, будто она искупалась в крови. Я должен встретиться с Марком и узнать все из первых уст. Он либо обвинит Сапфир в страшных грехах, либо…

– Будет молчать и уверять, что ничего не знает и нападать на Турем не планирует, – закончил мысль Галлахер. – Мое мнение – тебе нельзя отправляться в Зальтию. Если Марк намерен развязать войну – в одиночку ты ничего не остановишь. Что бы он тебе ни наговорил, его действия шепчут о подготовке к сражениям. Я не хочу, чтобы ты стал заложником Зальтии в преддверии этой мясорубки.

– Я не боюсь ни Марка, ни его армии, – процедил сквозь зубы Ордерион.

– Недооценить врага – страшная ошибка. У меня остался один брат. У ордена повелителей силы маны – один гонец смерти. У Рубин – один муж. А у Дарроу-младшего – один отец. Прошу тебя, не суйся в Зальтию. Вызови Марка на официальные переговоры и встреться с ним при поддержке воинов на нейтральной территории.

Ордерион отвел взгляд и задумчиво уставился на свитки на столе. Галлахер искренне надеялся, что брат изменит решение и не станет подвергать себя неоправданному риску, однако, поразмыслив немного, Ордерион все же произнес:

– Если со мной что-то случится, пожалуйста, позаботься о Рубин, моем сыне и Изумруд.

Ордерион

Он обнаружил Рубин в парке. Она сидела в беседке и наблюдала за тем, как няни играют с Дарроу-младшим. Советники только что оставили ее наедине со своими мыслями, и, заметив приближение короля, раскланялись, проходя мимо по одной из дорожек.

Желание Рубин постоянно находиться рядом с сыном Ордерион понимал и разделял: самому было страшно, что с ребенком что-то случится. Но беседы с советниками в парке в присутствии нянек – непозволительная роскошь для королевы.

Говорить с ней об этом сейчас – не лучшая идея, однако стоило это сделать, пока управление всего Турема не покатилось под откос.

Ордерион улыбнулся сыну, который кидал разноцветные деревянные шарики в корзинку, и вошел в беседку. Рубин при его появлении даже не перевела взгляд на мужа. Прикованная к сыну, казалось, она больше никого не видит перед собой.

Король отметил про себя, что выглядеть его дева стала еще хуже, чем в предыдущие дни. Отечные веки казались затертыми до красноты и шелушения, синева под глазами расползлась, подчеркивая отсутствие румянца на коже, упрямо поджатые губы напоминали, что она не хочет говорить о случившемся, а скомканный платок в руке стал похож на заложника, которого она желала раздавить.

Король провел рукой и возвел вокруг беседки щит тишины.

– Решила собрать советников на свежем воздухе? – спросил Ордерион и присел рядом с ней.

– Слышу в твоем голосе упрек, – бесцветно обронила Рубин.

– Для всего есть время и место. Ты олицетворяешь силу и бесстрашие Турема. Особенно перед лицом надвигающейся войны. Советники не должны бегать за тобой в парк и обсуждать дела в присутствии нянек нашего сына. Это не только безрассудно, но и оскорбительно для твоих помощников.

Голос Рубин проскрипел, как несмазанные дверные петли:

– Одни упреки и ни капли сострадания. Вижу, роль короля-консорта тебе нравится больше, чем роль моего мужа.

Ордерион резко повернулся к ней и сдержал порыв выругаться. Он разделял ее горе. Понимал, насколько Рубин трудно контролировать эмоции. Однако от злости на себя за то, что отправила сестру на заклание в Солнечный город, ее ничто не избавит, кроме прощения. И сколько бы он ни повторял ей, что крови Сапфир на ее руках нет, Рубин продолжала корить себя и наказывать весь мир. А ему – ее мужу – досталась награда быть в мире первым.

– Перестань, – процедил он и сжал ее запястье. – Хочешь кричать – кричи. Желаешь обругать меня и обвинить во всех грехах – ругай и обвиняй. Я все выдержу. Не сломаюсь и не обращусь пеплом. Но не устраивай сцен у всех на виду.

Рубин выдернула руку из его хвата и встала.

– Ты обещал, что сегодня отправишься к Марку в Солнечный город и потребуешь объяснений, – заявила она. – Почему ты все еще здесь?

Ордерион отвернулся, не зная, как реагировать на ее жесткий тон и сомнительную фразу. Горе тому виной или иные эмоции, но подобного обращения с собой он терпеть не собирался.

Король встал, медленно выдохнул и повернулся к жене лицом.

– Я пришел попрощаться с тобой и сыном. Надеюсь, что, когда я вернусь, ты сумеешь обуздать эмоции, и предо мной престанет дева, на которой я женился и которую люблю всем сердцем. Потому что королеву, которая позволяет себе говорить со своим супругом подобным тоном, да еще и при няньках, я не узнаю.

Рубин смотрела на него и молчала.

– Извинений я не жду, – добавил он. – Пока меня не будет, пожалуйста, постарайся не натворить глупостей.

– Если хоть один воин Ошони или Зальтии преступит границу земель Турема, я отвечу ударом на удар, – зашипела она, ожесточенно скалясь. – Хотят войны – они ее получат!

– Сейчас лучше проявить чудеса сговорчивости, а не рубить сплеча.

– Ты дал слово, что узнаешь правду о том, что случилось с Сапфир и Грониделом. И кара твоя за их убийство будет жестокой. Я жду, что ты исполнишь обещанное. – Она дырявила его лоб гневным прищуром.

– Я исполню, моя королева, – теряя терпение, ответил он и резко поклонился.

С сыном Ордерион прощался недолго: потрепал его по волосам, чмокнул в щеку и крепко-крепко сжал в объятиях. Рубин наблюдала за ними со стороны, и в ее взгляде король не заметил привычной нежности, которая появлялась, когда она смотрела на них с ребенком. Его дева в этот момент была похожа на каменное изваяние, застывшее с выпрямленной спиной и надменным выражением на осунувшемся лице.

Так на Рубин повлияла смерть сестры? Или пелена безоговорочной и всепоглощающей любви медленно сползла с глаз Ордериона, и он впервые за время, что они знакомы, начал подмечать пугающие его вещи?

Король тряхнул головой, прогоняя нелепые мысли, и еще раз взглянул на жену. Она тоже посмотрела на него в ответ и внезапно протянула руку, зазывая к себе.

И он пошел. Как заговоренный. Как одурманенный ею той самой любовью, которая зовется слепой.

Остановился напротив и позволил себя обнять.

– Прости меня, – прошептала Рубин и прижалась губами к его губам. – Мы с сыном будем ждать тебя дома. – Она пригладила ладонями ткань на его сюртуке и вымученно улыбнулась.

Он хотел поцеловать ее еще раз. Не так скупо, как она его, а более страстно и глубоко, но Рубин не позволила. Отступила на шаг и отвернулась.

Он в последний раз взглянул на жену. Она так и продолжала смотреть пустым взглядом с одну точку, будто не замечая, что он вообще находится рядом.

– Я люблю тебя, — будто в пустоту произнес он, и, не услышав ответа, пошел прочь.

Галлахер

С момента возвращения в Северный замок через портал Ордериона прошло уже два дня, а от брата все еще не было вестей. Это сильно беспокоило Галлахера, наспех вооружавшего армию и флот. «Войны не избежать», – повторял он сам себе и делал все возможное, чтобы не говорить об этом с Хейди.

То утро король Инайи запомнил на всю жизнь.

Третий день отсутствия вестей от Ордериона начался с оранжево-красного рассвета, что выкрасил небо в кровавые тона.

Король проснулся сам, будто нутром почуял неладное. Хейди рядом не было, а ее место на широкой кровати оказалось холодным.

Но Галлахер отчетливо помнил, что жена легла раньше, и он, забираясь к ней под одеяло, всеми силами старался не потревожить ее покой. Когда же она встала и покинула спальню, если ее место на кровати успело остыть?

Король сел и осмотрелся. Возможно, с И́льдой что? В прошлый раз, когда дочь заболела, Хейди вся извелась и успокоилась, только когда прибыла Рубин и вылечила ребенка. Галлахер считал, что в вопросах болезни и здравия все время полагаться на королеву Турема безответственно, но помощи названой сестры радовался, ведь благодаря чудесной мане Ильда перестала мучиться лихорадкой и начала есть.