Чужие интересы. Окталогия (СИ) - Шебалин Дмитрий Васильевич

– Я – нисколько, мне самому он без надобности. Нужно сперва найти покупателя, а там уже определим цену. Пока же готов назвать свою долю, как посредника. Скажем, 50%.

– Не много ли, Квильком? – не сдержал я удивления.

– Ну так попробуй продать сам? Максимум получишь десятую часть от его стоимости. Или и вовсе окажешься в цепях.

– 30%, согласись, тоже звучит хорошо? Иначе вариант просто избавиться от этой вещицы выглядит слишком заманчиво.

– 40%. И если не согласен, то можешь идти и топить ее в мутной речке.

Черт его знает, много это или мало с учетом специфики сделки. Знать бы еще сколько эта вещь может стоить. Если вспомнить разговор с Лавлиеном, то вроде как за такие вещи платят золотом, чуть ли не по их весу.

– Согласен? – решился я.

Квильком молча кивнул и добавил.

– Наш корабль должен был выйти через 6 дней. Но скорее всего придется подзадержаться. Будьте осторожны и старайтесь не привлекать к себе внимания. Не нужно лезть в драки и другие авантюры.

– От нас тут мало что зависит. Наш поредевший отряд – лакомый кусок для всякого сброда. По крайней мере, им так кажется. Лучше один раз показательно обломать чьи‑то зубы, чем каждый раз доказывать, что грабить нас – плохая идея.

– И все же, нашей задачей остается не только добраться до Корпугара, но и сделать это незаметно.

– Как скажешь, Квильком. По городу передвигайся только в сопровождении, Горунар на эту роль хорошо подойдет.

– Я… – Квильком что‑то хотел сказать еще, но не стал. – Да, хорошо.

Настроение от разговора с купцом не улучшилось. Наоборот, гнетущая атмосфера переполненного загаженного города проникала все глубже, грозя перерасти в апатию. Чтобы отвлечься, я наконец, решил изучить записи, найденные у колдуна.

Потратив на это весь оставшийся день, я погрузился с головой в наброски и заметки, оставленные предыдущим владельцем (а может и кем‑то до него). Что удивило в первую очередь, так это то, что почти половина записей была сделана на незнакомом мне языке. Я так привык, что все вокруг говорят и пишут на одном едином диалекте, что сперва даже всматривался в незнакомые закорючки, силясь разглядеть скрытый в них смысл. Но не сработало. Видимо, это был совсем другой язык, или, возможно, шифр, знание которого переход по Мосту мне не дал. А жаль, скорее всего именно там и запрятано все самое интересное.

Но даже то, что я смог прочитать и понять, было очень полезно. Всего я насчитал 8 техник, 5 из которых были описаны непонятными и недоступными для понимания символами. Но посмотрев на рисунки, желание углублять свои знания в этом направление у меня отпало. Часть явно была связана с жертвоприношениями, так как зарисовки пенто и гексограмм отчетливо напоминали те, что я видел под жертвами на импровизированном алтаре в лесу. Другие были связаны с контролем измененных тварей, по крайне мере на этом листе красовалась морда в а  рга и еще нескольких не менее злобных зверюг. А вот оставшиеся заклинания были из аспекта контроля.

«Марионетка» позволяет на короткий срок манипулировать телом человека, находящегося в сознании, отдавая ему прямые простые приказы. Стой, брось, подними руки и так далее. Вот только напротив этой схемы красовалось цифра 2 аж с 5‑ю черточками, напоминающими апострофы. Из лекций Кромвеля я помнил, что цифра скорее всего означает ранг заклинания, и чтобы его успешно применять, твоя ступень как мага должна соответствовать. Можно замахнуться на что‑то и более сложное, как это делал иногда Кромвель, но и последствия я тоже хорошо помнил. А вот апострофами иногда маги помечали сложность исполнения заклинаний, то есть техническую его часть. И чем сложнее, тем меньше шансов разобраться в этом без помощи наставника, даже имея готовую схему перед глазами. Одно дело смотреть на закорючки и описание, другое дело пытаться проделать это внутри себя, используя свои каналы и узлы. Взгляд со стороны опытного мага сразу определит, что и где ты делаешь не так.

Самым «продвинутым» в моем арсенале был «разрыв», и он был второго ранга и лишь с тремя апострофами. Все остальные даже до 2‑й ступени не дотягивали, и для таких сложность даже не определяли. Более того, самые сложные заклинания требовали специализации и предрасположенности мага в своем аспекте. Контроль же, по словам Кромвеля, моей сильной чертой не был от слова совсем.

Руки так уже и чесались на ком‑нибудь опробовать свои силы и проверить, прав ли был Кромвель, или же он просто не хотел, чтобы в мои руки попали высокоуровневые техники. Но, пожалуй, действительно лучше начать с чего‑то попроще.

«Сладкий голос» – запутанная схема перетоков энергии разной интенсивности, задействующая центры силы как самого мага, так и объекта воздействия. В такой разобраться без знающего практика будет ой как непросто. Четыре апострофа были тому подтверждением.

Оставался только «Первобытный страх» – прямолинейное воздействие на психику оппонента. Вполне понятные мне эффект и область применения. 2 штриха давали надежду на возможность освоить технику самостоятельно. Правда рядом были пометки по трансформации «Страха» в «Ужас» с коллективным воздействием, где количество апострофов вырастало аж до 6, а ранг заклинания повышался со 2‑го до 3‑го. Но это, как говориться, по ходу пьесы, а пока попробуем самый простой вариант. Осталось найти добровольца для испытаний…

– Колтун! Есть разговор!

В храме Триединого спать отправлялись рано, сразу после ужина и вечерней молитвы. Обездушенным тоже необходим был сон, хоть и сами они этого не понимали. Но стоило им сказать, чтобы те шли спать, и они шли и укладывались там, где укажут. В целом, несмотря на несамостоятельность, при должном подходе они вполне сносно могли выполнять указания и вести мирскую жизнь. Их мозг функционировал, был способен к простому анализу в решении бытовых задач, запоминал установки и распорядок. Вот только не было в них больше воли, стремления к жизни, способности испытывать эмоции в настоящем, рефлексировать по поводу прошлого и надеется на что‑то в будущем. Все то, что делает человека человеком каким‑то ужасным способом было вынуто из них, оставив лишь обездушенные оболочки.

Настоятель храма отвел для неожиданно свалившихся на него работников небольшую комнатку, где им постелили прямо на полу. Несколько часов он потратил на то, чтобы вбить в их головы распорядок дня и правила, по которым им отныне предстоит жить при храме. А затем приставил к ним одного из молодых служителей, дабы тот направлял их и следил за тем, чтобы от них была польза. Надо было видеть, как пыжился этот юный послушник от полученной вдруг власти, давая указания по уборке территории и чистке ночных горшков. Еще бы, ведь еще вчера всем этим занимался он сам. Надо бы провести с ним разговор, не дело это получать удовольствие от власти над несчастными. И хоть самим обездушенным уже все равно, но вот для их новоиспеченного наставника такой поворот может стать тяжелым испытанием как человеческих качеств, так и веры.

С этими мыслями настоятель еще раз осмотрел каморку, где расположились его новые подопечные, и прикрыв дверь, направился к себе. Как только его шаги стихли окончательно, глаза одного из спящих открылись. Человек, стараясь не шуметь, встал в полный рост и направился прочь из обители ненавистного бога. За прошедший день он хорошо запомнил расположение коридоров и редких постов храмовых воинов. А в его осторожно крадущейся походке больше ничего не напоминало безвольного обездушенного.

Напротив, у него была четкая цель и стремление ее достичь любыми средствами. Кинжал украден, младший слуга Отрекшегося мертв, а цель по доставке груза не выполнена. И все это из‑за отряда наемников, возглавляемого неким Мазаем. Старшие слуги должны узнать об этом как можно быстрее, и тогда, возможно, он будет прощен и не превратится в такой же овощ, как те бедолаги, что остались лежать на холодном полу. Тем более, что за то время, пока он притворялся ходячим куском мяса, он услышал достаточно, чтобы найти и купца, и его наемников. А значит, он был полезен.