Удельная. Очерки истории - Глезеров Сергей Евгеньевич

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128

Летом жить становилось легче. Каждая семья имела рядом с домом свой сарай. В сараях устраивались летние комнаты – клетушки с маленьким окошком и сколоченной из досок лежанкой. В этих комнатах подростки или семейные пары с удовольствием жили с мая до холодов. На это время скученность коммуналки уменьшалась и обстановка в квартире улучшалась. Рядом с сараями устраивались садики, где высаживались неприхотливые золотые шары, пионы, ноготки, астры, георгины, кустики и деревца. На месте бывшего нашего садика до сих пор растет березка, моя ровесница.

В сараях также держали кур, собак, кроликов, поросят, хранили овощи, осенью держали бочки с квашеной капустой. Рядом с домом были огороды. Здесь сажали картошку, помидоры и другие овощи.

Летом заготавливали на зиму дрова. Более дешевые дрова были не пиленные – длинные стволы деревьев. Их распиливали двуручной пилой, уложив на козлы, затем кололи топором на поленья и укладывали в сараи. Это был тяжелый труд, под силу молодым и здоровым, поэтому к дровам относились экономно.

Рядом с нашим домом был «Красный Октябрь» – клуб от психиатрической больницы Скворцова-Степанова. При клубе были кинотеатр, библиотека, кружки для взрослых и детей. Этот кинотеатр с удовольствием посещали жители нашей коммуналки. Зрительный зал был большой, просторный. Справа и слева от экрана на красной материи висели полотнища с лозунгами коммунистического содержания. Чтобы купить билеты на новый фильм, приходилось подолгу стоять в длинной очереди. Если билетов не хватало, некоторые договаривались с билетером и усаживались на принесенном из дома стуле в проходе между рядами.

Иногда у киномеханика случалась поломка, и пока он налаживал свое оборудование, можно было сбегать домой, попить чаю, а потом вернуться и досмотреть фильм. На воскресные сеансы из психиатрической больницы приводили больных в халатах и пижамах. Было немножко страшновато сидеть с ними в одном зале.

Дети нашей квартиры занимались в различных кружках при клубе «Красный Октябрь», а библиотека многим из них привила любовь к чтению, любовь к книге.

Жизнь в коммуналке 1950-х была нелегка, но на прошлое мы смотрим уже другими глазами и, как сказано у Пушкина:

Моя родная Лагерная улица...

Воспоминания Ольги Юрьевны Лукьяновой.

Удельная – моя Малая Родина. Здесь мои корни: тут жили мои прабабушка и прадедушка и обе бабушки, родились мои мама и папа, здесь родилась и провела первые десять лет я. В Удельной до сих пор живет мое детство. Это особенно остро понимаешь, когда встречаешься со своими подругами и одноклассниками. Лишь у немногих остались в паспортах удельнинские адреса. Но стоит только с ними начать вспоминать детские годы, как зримо встает перед глазами улицы – Рашетова и Лагерная, Новозыбковская и Лечебная, школа № 99 и велотрек, пруды и старая Сосновка... И тянет с невероятной силой вновь вернуться туда, к тем тихим улочкам, в те старые дома, к тем бесконечно дорогим, но безвозвратно ушедшим людям.

Здесь, в Удельной, жили ближайшие родственники по маминой линии: прабабушка Александра Константиновна Соколова (немка, в девичестве Лейтер). Она скончалась в 1939 году. Прадед, ее муж – Александр Александрович Соколов. Про него известно, что служил он в фельдъегерском корпусе Главного штаба под началом генерал-майора М.Н. Сипягина, часто с поручениями и миссиями ездил в Китай. В звании полковника вышел в отставку, скончался в 1916 году. Похоронен, предположительно, на Смоленском кладбище.

Здесь, в Удельной, жили еще до революции их сыновья (Александр и Николай) и дочери (Евгения, Надежда, Вера и Мария), а позже и их семьи. К сожалению, точно неизвестно, когда они переехали с Гороховой улицы в Удельную, став «зимогорами». Очевидно, в начале 1910-х годов. В справочнике «Весь Петербург в 1913 году» уже упоминается их адрес по Кропоткинской улице в Удельной, дом № 7. Позже они переехали на Княжескую (Новозыбковскую) улицу, в дом № 9/13.

Большую часть времени я проводила в квартире на Новозыбковской (Княжеской) улице в доме № 9/11 у тетушек – Веры Александровны и Надежды Александровны Соколовых. Они были моими двоюродными бабушками, старшими сестрами бабушки Марии Александровны, скончавшейся в 1949 году. Соколовы когда-то занимали все пять комнат квартиры на первом этаже. Но в результате уплотнения и родственного обмена в квартире стали проживать четыре семьи. За Соколовыми остались две смежных комнаты.

В дальней комнате жила тетя Надя. Единственное окно выходило в маленький садик, за которым она ухаживала. У окна на комоде красного дерева стояла кадка с большой разлапистой пальмой. Вдоль стены – металлическая кровать с шариками, как у многих в ту пору. Я днем спать не любила, но когда меня все-таки укладывали, занималась тем, что раскручивала их. В углу – высокое зеркало в старинной раме, у печки – кресло. Печка была на две комнаты, в комнату тети Нади она выходила своей задней стенкой. Еще в этой комнате некоторое время «жила» китайская ширма, а на стенках были лаковые китайские полочки черного цвета с рисунками. Это было то немногое, что осталось от того, что привозил из командировок в Китай их отец – мой прадед Александр Александрович Соколов.

Тетя Надя была довольно высокой худощавой женщиной. В молодости была красивой, но замуж не вышла.

В семье иногда потихоньку рассказывали, что причиной тому большая любовь, которая была у нее к Василию Семенову – другу ее братьев, женившемуся на старшей сестре Евгении. Впоследствии брак этот распадется, Василий Иванович уйдет из семьи, оставив сына Владимира, а что уж при этом чувствовала и переживала тетя Надя, можно только догадываться.

Н.А Соколова.

Фото 1956—1957 гг.

Из архива О.Ю. Лукьяновой

Всю блокаду работала она в Выборгском телефонном узле связи на Лесном проспекте. Видимо, работала очень добросовестно, так как была награждена орденом Ленина. В 1956 году вышла на пенсию. До сих пор в моей семье сохраняется ваза с надписью: «Благодарим за безупречную и долголетнюю работу». Годы взяли свое: плечи согнулись, глубокие морщины изрезали лицо. Но и в старости она следила за собой, укладывала щипцами прядки седых волос, любила носить блузы с глухим воротничком. Что касается характера, то была она достаточно жесткой, требовательной, никогда не кривила душой. Ее очень любили племянницы и племянники, а соседи, как мне кажется, побаивались.

Большую привязанность испытывала она к огромному рыжему коту Катаське. Однажды с ним произошла беда: кто-то из соседей облил его кипятком из чайника. На спинке длинной тонкой полоской выпала шерсть, рана была кровавой. Тетя Надя переживала его боль как свою, возила его, такого тяжелого, в лечебницу, лечила гомеопатическими мазями (другими лекарствами они сами почти не пользовались). И все зажило, как на собаке. Только шерсть так и не выросла.

Тетя Надя прекрасно готовила: ее фирменным блюдом были жареные опята, которые мы собирали по березовым пням рядом с домом или в Сосновке. За последними осенними курочками и зеленушками ходили уже тогда, когда листьев на деревьях почти не оставалось. Вырезала она их ножичком прямо из-под земли, находя буквально на ощупь. Скончалась Надежда Александровна в августе 1962 года, и эта была первая смерть, с которой я соприкоснулась.

В отличие от сестры, тетя Вера была низенького роста, рыжеватой, веснушчатой. Как и тетя Надя, замужем не была, но всегда себя отдавала подругам, сослуживицам, соседкам, родственникам, воспитанницам. Фактически я стала ее последней воспитанницей и любимицей. Она меня даже в детский сад не пустила, хотя моя младшая сестренка Таня подверглась все же коллективному воспитанию. Тетя Вера почти ни в чем не могла мне отказать, и, к стыду своему, я часто этим пользовалась.

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128