Удельная. Очерки истории - Глезеров Сергей Евгеньевич

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128

Со стороны аптеки высоких деревьев не было. Здесь можно было при желании что-то сажать, выращивать: несколько грядок действительно было. Как-то и мама посадила клубнику, всего несколько кустиков. Но большого урожая не собрала.

Дом наш стоял к Лагерной «спиной»: крылечко было с противоположной от улицы стороны. Несколько ступенек, по двум сторонам на крылечке скамеечки. Все жильцы любили здесь посидеть: для взрослых это было место для вечерних разговоров, ребятам – место для игр. Мы, дети, играли на этом крыльце в «колечко» («колечко, колечко, выйди на крылечко»), в кинофильмы (загадывали названия кинофильмов по первым буквам – например, «П. П.» могло означать и «Петр Первый», и «Первая перчатка», и неведомая мне «Певчая птичка» – фильм не смотрела, но название запомнила). Играли, конечно, и в карты, и в домино, но для этих игр больше подходил широкий подоконник между первым и вторым этажами.

Дом был деревянный, двухэтажный, коммунальный. Его часто принимали за кирпичный, поскольку доски, которыми он был обшит, были с пропилами под кирпичную кладку. Выкрашен он был в желтый цвет. В доме было 6 квартир – две на первом, четыре на втором: № 3, 4, 7, 8. На второй этаж до широкого окна вела довольно крутая лестница, после этой маленькой площадки еще несколько ступенек до верхней. С этой площадки можно было подняться на чердак. Я там часто бывала с мамой – она на нем сушила белье. До сих пор помню нежнейший песок, которым он был засыпан, особый сухой воздух. Мама, Инна Георгиевна Чайковская (Ефремова), рассказывала, что в войну она несколько раз дежурила на чердаке, чтобы тушить зажигательные бомбы. Ей тогда было 12—13 лет. Не знаю, в каком доме был тот чердак, но мне всегда представляется именно этот.

В трех квартирах второго этажа проживало по одной семье: Потехины, Фадеевы, Козловы. В нашей, № 7, проживали две – наша и маминого брата. Квартира была двухкомнатной. Через входную дверь попадали в коридор-кухню с одним окном. Я еще застала время, когда готовили на керосинках и примусах, а воду носили из колонки, находящейся во дворе. Позже провели и газ, и водопровод, а отопление так и оставалось печным.

В нашей 16-метровой комнате печка занимала довольно много места. Зимой из-за жарко натопленной печи на окнах образовывался конденсат – «окна текли». Для сбора этой влаги папа придумал прокладывать по подоконнику марлю, концы которой были опущены в маленькую бутылочку, свисающую под окном. Странно сейчас это бы выглядело. Пространство между рамами во всех домах было принято не только утеплять, но и украшать. Тут уж хозяйки проявляли и свой вкус, и свою фантазию. Кто-то поверх ваты укладывал высушенный мох, хвощ, кисточки рябины, сосновые шишечки, создавая природную композицию, кто-то создавал сказочно-новогодний вариант из еловых веточек и новогодних игрушек. Я видела, как вату еще и посыпали растолченными в крошку разноцветными стеклышками от разбившихся елочных украшений.

Заготовка дров была для жителей всей Удельной главным делом в сентябре—октябре: приобрести, довезти, разгрузить, распилить, наколоть, сложить. Гора с плеч, когда очищенный, просушенный и подремонтированный за лето дровяной сарай вновь заполнялся ровно уложенными поленницами дров. Я очень любила участвовать в этом процессе. Мне нравилось, как дружно работала вся семья, что работа продолжалась чаще всего допоздна, завершалась уже при свете фонаря. Нравился мне и запах смолы и коры.

Иногда мне даже доверяли попилить на пару с папой двуручной пилой. Но главной моей обязанностью была переноска наколотых уже дров к поленнице. Существовали разные приемы и способы их укладки, чтобы стенки из дров не обваливались, чтобы размещались они компактно в условиях маленьких дровяников.

Сараев было много, по числу семей, размещались они повсеместно, образуя вокруг домов уютные, как мне казалось, дворы. Наши сараи стояли на том месте, где теперь гаражи и трансформаторная будка. Как-то ЖАКТ решил отстроить для жильцов сразу нескольких домов двухэтажные сараи: два длинных ряда с двумя лестницами по бокам. Бросали жребий, горели страсти – кому какой сарай достанется, но почему-то долго мы ими не пользовались. Причину не помню, может быть, на этом месте строительство пятиэтажки уже началось. На этой же площадке была водяная колонка – помню время, как к ней выстраивалась очередь. Потом воду дали в квартиры, но колонка так и осталась. Недавно попыталась ее найти, примерное место по кустам коринки за домом № 5 по Рашетовой определила, но от нее не осталось даже люка.

Завершая тему бытовых подробностей, скажу, что при наших домах была прачечная – маленькая пристройка, где была вода и лавки, где хозяйки могли стирать в тазах и корытах, не боясь забрызгать мыльной пеной все вокруг. Но мама стирала там редко, постельное белье сдавала в прачечную, почему-то не на Калязинскую по соседству, а возила на 1-й Муринский к фабрике Микояна. Сдавала его «в сетку», что было значительно дешевле, и, получив белье, влажное и скрученное, везла его потом на трамвае, а дома уже сушила и отглаживала.

Баню в нашей семье предпочитали «новую» на Ярославском проспекте – в отличие от «старой», располагавшейся возле станции Удельная. Нам с сестрой «новая» нравилась тем, что для детей там был маленький «лягушатник», величиной и глубиной, наверное, с детскую песочницу, но там можно было поиграть с игрушками в прохладной водичке, пока мама освободится. И все-таки ходить в баню я недолюбливала: во-первых, потому что там часто были большие очереди, которые продвигались очень медленно, и, во-вторых, после бани нас мама очень кутала, ведь до нашей Лагерной мы ходили, конечно, пешком. Поэтому я очень любила мыться у бабушки в ванной. Они с дедушкой жили в коммунальной квартире на углу проспекта Римского-Корсакова и Мясной улицы, и там была ванная с дровяным нагревателем. Но подобное счастье случалось нечасто...

В непосредственной близости от нашего дома располагались еще два. Один – напротив крыльца, за сараями. Этот дом относился уже к Семеновскому переулку (в мое время от переулка оставалась заросшая бурьяном тропа). Довольно долгое время в нем размещалось почтовое отделение. Он был отштукатуренным и некогда ярко окрашенным.

На другой дом выходили окна нашей квартиры. Он располагался на углу Лагерной и Новозыбковской. С трех сторон его окружали деревья и кусты, со стороны крыльца располагались сараи и остатки красной кирпичной стенки (частью какой постройки она была раньше, мне неизвестно). В этом доме не было детей моего круга, и я его плохо запомнила.

Перед домом-почтой была утоптанная площадка, на которой часто происходили наши детские игры: «кислый круг», колдуны, пятнашки, «в собачки», прятки, «12 палочек». В нашем дворе очень любили игру в «ромбы». Эта игра сейчас совершенно забыта. Перед игрой на бумажках в форме ромбов красным и синим карандашами писались числа, например, 50, 100, 250, 500, 1000. Количество бумажек, скрученных в трубочки, равнялось количеству игроков. Кто-то подкидывал их вверх. Подобранный ромбик указывал, к какой команде (красных или синих) относился игрок и насколько он «дорог». Команда договаривалась о тактике: кого защищать, на кого «работать».

Для другой команды, естественно, оставалось тайной, кто каким числом владеет и кого преследовать надо в первую очередь. Затем члены одной команды разбегались, остальные начинали преследование. Догнавший требовал сверить номера на ромбах: больший поглощал меньшего, его число увеличивалось, равные номера разбегались. Игра была очень динамичной и азартной.

Вообще, игры объединяли дворы. Может быть, были и обратные примеры, но я с ними не сталкивалась. Однако некоторые семьи жили довольно обособленно. Этому способствовали и высокие заборы, и отдельные частные домики. На противоположной стороне улицы, на углу Лагерной и Новозыбковской, находился такой дом. Из-за забора дома было не видно, разве что край крыши. Зато видны были многочисленные фруктовые деревья, растущие в саду. Это был участок, принадлежащий Кремерам, и, кроме фамилии, мне о них ничего более не известно.

Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 128