Я не умею прощать (СИ) - Стова Нийа

— Майу?

— Он самый. Чем-то ты его зацепила…

Глянцевый от влаги нос попробовал воздух, длинные усы выразительно вздрогнули. Кот муркнул, проехал щекой по моему колену, дурашливо вывернул голову, сминая плюшевое ухо, и прищурился. Погладишь?

— Ему не хватает ласки. Ясно и без моего дара, — пальцы непроизвольно коснулись ограничителя. Настроение упало ниже плинтуса.

Ещё ни разу я не переживала потерю магии так остро. Мир не просто вылинял, он полностью потерял краски. Мучительно больно было вернуться к обычному человеческому зрению, обонянию и слуху. Казалось, кончики пальцев и кожа покрылись коркой — так сильно снизилось осязание.

Неужели магический дар неотвратимо перекраивает моё тело, «подгоняет» его под растущие способности? А сколько потребуется времени, когда чужая смерть перестанет иметь для меня значение? Как быстро одарённый человек превращается в проклятого мага?

— Ласки, говоришь, не хватает, — Ош скептически покосился в сторону рашара. — Попробовал бы кто сунуться к нему с нежностями…

Узловатые пальцы задумчиво пробарабанили дробь в опасной близости от пушистой тушки. Послышался тихий предупредительный рык. Лекарь спешно отдёрнул руку и устроил её на своём колене. Пожал плечами, выразительно на меня глядя. Дескать, видишь?

Я грустно ухмыльнулась.

— Ош, могу я у вас узнать?

— У вас? — дроу скривился. — Ош! Девочка, тебе нужны церемонии? Здесь всё проще, намного проще. По-моему, и тебе не по вкусу столичные привычки? Поправь, если я ошибаюсь.

— Конечно, — мне стало чуточку легче. — Я хотела узнать. У тебя, — целитель кивнул одобрительно. — Там, во дворе Цитадели. Мне сложно понять, что со мной было… Но главное, как много пострадавших? После всего этого…

— Скажем так, — бледно-голубые глаза смотрели на меня с пониманием, — смертей не случилось. А остальное поправимо.

Я шумно выдохнула.

— Ты поэтому позволила надеть на себя риввил? — Ош указал на ограничитель, заметив моё замешательство.

— Нет. Я сама застегнула ошейник. Поспешила взять его из рук Владыки.

— Ош, пожри меня топь! — лекарь озадаченно потёр переносицу. — Ты, действительно, поспешила. И ощутимо потопталась по самолюбию нашего гхик’арда. Понимаешь… — Ош слегка отодвинулся под напором решившего перебраться ближе ко мне рашара.

Майу наполовину влез на кровать — когда успел? — и, довольный открывшимся плацдармом, поднырнул носом под мою ладонь, выпрашивая почесушки. Я с удовольствием зарылась в густой мех.

— Однако, — рыжий эскулап отодвинулся ещё дальше, — у тебя талант, девочка, приручать неприручаемых!

— Ну уж нет! Это вы в Сшамате поработали с рашарами!

Ош в ответ хитро улыбнулся.

— Так вот, риввил, — решил он продолжить. — Это очень древняя вещь. Не тот, что у тебя на шее. Стара сама идея артефакта. Изначально их делали для людей. Нет, не для того, чтобы загнать их в рабство, не напрягайся! Чтобы сделать слегка сговорчивей…

Интересно… Да так, что я привстала, за что получила недовольный кошачий фырк.

Не отрывая глаз от рассказчика, хлопнула ладонью по одеялу, приглашая Майу целиком ко мне перебраться, чем он поспешил воспользоваться. Мы поняли друг друга даже с моим запертым даром. Зверь вольготно растянулся в полный рост, подставил под мои руки бок и спину, зажмурился и громко засопел. А Ош тем временем самозабвенно вещал…

Оказывается, Дошхор быстро распробовал ценность человеческих магов, преимущества обладания такой силой. Но пришлые не всегда были готовы сотрудничать. Много детей Заблудших стремительно очаровывалось и влюблялось в удивительно красивых обитателей этого мира и, случалось, так же быстро охладевало. Но объекты их привязанности не соглашались на лёгкое расставание.

Так однажды был изготовлен риввил. Он мягко действовал на более хрупкое человеческое сознание, не лишал воли, как трохх. Артефакт помогал «разворачивать» желания и симпатии подопечного в нужную сторону. Эта вещь ограничивала магию, даря при этом своему носителю массу неприятных ощущений. Чтобы как-то облегчить существование, людям приходилось заискивать и выслуживаться перед хозяевами «украшения», изображать неземную любовь. Тогда риввил милостиво снимался, ровно до новых «взбрыков». И так раз за разом, пока человек ни угасал или ни находил способа сбежать, когда оставался свободным.

Ещё ошейник был атрибутом принадлежности слуги господину. Никто не имел права пользоваться чужим имуществом: поди и поймай своего человечка! А чтобы не возникало соблазна присвоить чью-то собственность, убив её владельца, любой вред, причинённый хозяину рабской побрякушки, тут же отражался на несчастном «питомце».

Вот такой способ эффективной дрессировки. И весь Дошхор ломает голову над причиной ухода Заблудших!?

Люди ушли с Дошхора, и до поры риввил был забыт. Но однажды о нём вспомнили в Сшамате.

В городе рабства не было, но не каждый бывший невольник мог справиться со свалившейся на него свободой. Кто-то рождался «в цепях», иных безвозвратно калечили. Распоряжаться собой, минуя хозяина, ни те ни другие не умели, а часто, не хотели или боялись. Тогда находился покровитель, готовый взять на себя заботу, взамен получая все, что подопечный мог предложить.

В знак полного доверия бывший раб добровольно соглашался надеть на себя риввил: кто-то вспомнил о «прелестной традиции» наряжать «бескорыстно влюблённых» людей в это занимательное украшение и воссоздал его по древним записям.

Так артефакт получил второе рождение и считался абсолютно безопасным, потому что на коренных жителей Дошхора почти не действовал. Он лишь удерживал связь ведущего и ведомого, не позволял силой отобрать подопечного. По воле покровителя ошейник мог ограничивать магию, но страданий не приносил. Риввил был, скорее, символом подчинения слабого сильному. Добровольного подчинения и доверия.

— И что, не было злонамеренных случаев, когда риввил вешался обманом?

— Ну, почему? Таких примеров достаточно, — спокойно сознался Ош. — Покровитель получает соблазнительно много: бесплатных слуг, чужую магию, желанное тело. В полное единоличное пользование. В Сшамате оседает разный сброд.

— И законы города…

— Не вмешиваются, — продолжил лекарь фразу, — пока не доказан серьёзный вред жизни или здоровью. Управлять теми, кто мало чего боится, — великое искусство.

— Н-да, здесь есть над чем задуматься, — казалось, я впадаю в некий ступор.

— А тебе особенно, — дроу назидательно погрозил крючковатым пальцем. — Каждый ошейник имеет клеймо покровителя. Оно проступает здесь, — он постучал себя по острому кадыку, — как только замок защёлкнут. Стоит тебя кому-то увидеть, все поймут, что ты отказала в доверии гхик’арду, сочтя его слабым или недостаточно надёжным. Кто приводит в Сшамат женщину, тот заявляет на неё права. И тут такой удар… да от женщины… — рыжая чёлка осуждающе качнулась.

— Так может, риввил надет обманом или силой? — пыталась я по-детски торговаться.

— Кто способен обмануть грозную ноамат? Или справиться с магом, что покрошил треть гарнизона? — насмешливо пропел Ош.

Глава 9

Не знаю, что отразилось на моём лице, но дроу резко посерьёзнел:

— Я понимаю, чего ты боишься. Зря. Не дар управляет тобой, а ты — даром. Не важно, какой он силы. Запомни, — и как упрямого ребёнка шутя боднул кулаком в лоб. — Ещё какое-то время будешь чувствовать недомогание, потом станет легче. Побольше отдыхай. Я буду иногда заглядывать.

— Ош, — окликнула лекаря у двери, — гхик’ард, он…

— Он очень занят, девочка, — рыжий, определённо, видел меня насквозь. — Город готовится к осаде. В трёх закатах пути встало лагерем войско под штандартами Великих Домов Нийдав’илла. Ещё чересчур далеко, чтобы считать этот факт нападением. Но уже очень близко, чтобы понять их конкретную цель.

— Штурма не избежать.

— Я знаю, но мы постараемся выстоять.

И потянулись долгие дни ожидания…