Семья волшебников. Том 4 (СИ) - Рудазов Александр

— А-а-а… а если я на что-то натолкнусь?

— Если прыжок совершен правильно — нет. Вы становитесь как капля масла, раздвигающая воду. Пространство вокруг. На большой скорости. Вода и все, что в ней есть, вас просто обогнут.

— Кудесно, — ухмыльнулась Сметана.

— Но это все в первую очередь интересует ребят с Трамеза, — сказала классная наставница. — Они учатся в основном тому, что я вам сейчас рассказала. Нас же волнует другой способ применения этого явления — призыв. Он более простой и более доступный. Кто знает, почему?

Воцарилось молчание. Не знал никто, даже Вероника, хотя и совершала этот самый призыв раз тысячу, наверное, или даже миллион. Папа с мамой не очень много давали теории, да она бы ничего и не поняла в том возрасте.

— Все очень просто, — сказала мэтресс Ликарика. — Самые лучшие и надежные порталы — работающие по принципу входа-выхода, имеющие двери с обеих сторон. Как наша портальная сеть. Открывая портал или совершая прыжок, вы имеете только вход, а выход нужно «прокалывать» и на это тратится уйма энергии. Но при призыве вы создаете или сами являетесь выходом, а роль входа играет тот, кого вы призываете. Вы зовете его или захватываете — и притягиваете, обеспечивая точку приземления. Процедура настолько иная, что наш Апеллиум — это совсем не Трамез, а призыв и телепортация хоть и кажутся в чем-то похожими, но требуют совсем разных подходов.

— Как кто-то живой может сам по себе быть входом или выходом? — спросила Вероника. — Я же не в форме двери… или дыры, или норы… И демон же не вылезает из меня… изо рта откуда-то там, например… Я не гхьетшедарий.

— Выход — это призывная сетка, — терпеливо объяснила Ликарика. — Или просто участок пространства, на который ты воздействуешь, делая его временным выходом. Это условность. Поскольку без волшебника ничего не будет и все будет только в его присутствии. Ты сама прежде всего являешься выходом. При этом, как ни странно, какого-нибудь демона призвать бывает проще, чем, скажем, яблоко. Просто потому, что демона можно позвать — и он откликнется, и придет. Сам все сделает, если услышит. А яблоко нужно захватить и притянуть, оно не может ни услышать, ни ответить.

Вероника вдумчиво кивнула, грызя яблоко. Ее порадовало, что на кромкохождении наконец началось что-то полезное, а то в первом семестре они изучали в основном то же самое, что и на метафизике, только подробней. Это называлось введением в предмет.

А еще Вероника думала о словах Ксаурра и пыталась придумать что-нибудь забавное.

Он ее этим озадачил, конечно. Просто призывать забавы ради? Но кого? Надо же сначала составить план, чтобы не попасть впросак, а то призовешь кого-нибудь не очень забавного — и все насмарку.

Нет, стойте. Ксаурр не это имел в виду. Он имел в виду…

…Урок закончился, и Вероника не успела додумать мысль. Хотя и почти ухватила ее за хвостик.

На перемене она с огорчением думала, что веселье — это, наверное, не про нее. Вот Астрид веселая. И Лурия по-своему веселая. И даже мама с папой, хотя им это и не положено, они же мама с папой.

А она какая-то слишком серьезная для своего возраста. Наверное, так не годится. Может, ей хотя бы вымучить из себя веселье?

— Даниша, можно, я тебе анекдот расскажу? — спросила Вероника, когда они расселись по партам в кабинете аурочтения.

— А ты знаешь? — удивилась Даниша. — Ну расскажи.

Вероника знала анекдоты. Вероника знала их тысячи. Она только на этих каникулах прочла книжку «Три тысячи забавных историй о плутах, скрягах, ханжах, схоластиках, шутах, лекарях и женщинах». И сейчас она выбрала самый смешной и рассказала:

— Скряга пришел к зубному лекарю и попросил: вырви мне больной зуб, он очень болит. Лекарь согласился и попросил за это толль. Скряга посчитал, что это слишком дорого, и сказал: это слишком дорого для меня, возьми с меня только полутолль. На это лекарь ему ответил: я не беру за работу меньше толля. Но из уважения к тебе я готов за этот толль вырвать сразу два зуба, и не попрошу за это дополнительной платы.

Анекдот был хороший и смешной, потому что лекарь ответил остроумно, и еще в нем заключена мораль: скупой платит дважды. Вероника объяснила это Данише, но та все равно почему-то не засмеялась. Вероника хотела рассказать другой, но тут вошел классный наставник, задернул шторы и зажег фонарь невидимого света.

На аурочтении Вероника не отвлекалась, это важный предмет. Они все важные, но аурочтение — самое важное после маносборчества. Вообще, некоторые волшебники не умеют читать ауры, но это какие-то инвалиды от волшебства. Они живут как слепые — те тоже просто запоминают, где что находится, и помогают себе всякими приспособлениями.

А когда аурочтение закончилось, Вероника рассказала еще несколько анекдотов, и на этот раз не только Данише, но и другим девочкам.

— … Схоластик хотел подстричь себе бороду, — говорила она за обедом. — Он крепко ухватил ее в кулак, чтобы не отрезать лишнего, но по рассеянности щелкнул ножницами не ниже ладони, а выше.

Вероника подождала, но реакции не было. Девочки смотрели доброжелательно, но не смеялись.

— Ну а дальше? — спросила Даниша.

— Это все, — опустила взгляд Вероника.

Ей стало стыдно. Наверное, она не умеет рассказывать анекдоты. Хотя они точно смешные, и в книжке даже подробно разъяснялось, в чем соль каждого. У этого, например, в том, что схоластик специально хотел обезопаситься от неровной стрижки, но будучи рассеянным и неприспособленным к обычному быту, в итоге сделал только хуже.

— Так, кажется, я не умею рассказывать анекдоты, — сердито сказала Вероника.

Вот теперь девочки почему-то заулыбались, а Даниша взъерошила Веронике волосы.

Та поняла, что ее опять не принимают всерьез. Сколько бы демонов она ни призвала, сокурсницы все равно будут видеть в ней глупого несмышленыша.

Подождите-ка. Вероника уставилась в свою тарелку. Там была вермишель и пара куриных ножек. С вермишелью вряд ли что удастся придумать, а вот курица… только, наверное, одних ножек мало. К тому же они сотворенные, а это сразу ни к чему.

Вероника покосилась в тарелку Бумбиды. Там лежала целая тушка, только без головы. Бумбида ела втрое больше взрослого человека, так что порции ей всегда подавали огромные.

Свертхи из-за этого ворчала, считая нечестным, и однажды даже из упрямства взяла столько добавки, чтобы вышло столько же, что и у Бумбиды. Она осилила еле половину, да и той объелась так, что потом болел живот, но это было делом принципа. У Свертхи обостренное чувство справедливости, когда речь о честной дележке.

— Да, тяжело, когда все эти полноразмерные существа тебя обделяют, — посочувствовала Даниша, потому что Свертхи и сегодня взяла себе двойную добавку, но опять половину не съела.

— Я полноразмерная, — огрызнулась гномка. — Это вы все дылды.

— Почему вообще рост важен? — спросила Вероника. — Мы все волшебники. Будем. Какая разница, кто большой, а кто маленький? У кого курица целая, а у кого одна ножка? Бумбида, давай поменяемся, чтобы все было справедливо.

— Давай! — радостно согласилась огриха.

Получив маленькую тарелку Вероники, она наморщила лоб и пожалела о необдуманном решении. Но забирать не стала, просто пошла за добавкой, потому что такой порцией наесться не могла.

А Вероника тоже задумалась, потому что курица Бумбиды тоже была сотворенная. Поразмыслив, она ее все-таки съела… ну, сколько влезло, а остальное вернула Бумбиде и немного Свертхи, потому что та завистливо смотрела.

А после обеда Вероника взяла в буфете другую тушку — настоящую. Пришлось потратить немного карманных денег, но ей дали задание, так что она собиралась его выполнить.

Повеселиться.

Она очень серьезно и напряженно к этому приступила. Пока оставалось время до занятия, снова быстренько пролистала «Три тысячи забавных историй о плутах, скрягах, ханжах, схоластиках, шутах, лекарях и женщинах», особенно главу «О шутах». Своего опыта у нее нет, поэтому надо набраться чужого.