Японии будет не хуже, чем здесь. За ужином о. Наместник рассказывал, как он в 1877 году в Благовещенье, в Лаврский престольный праздник, пришедшийся в Великую Пятницу, сочинил из грибов и манной каши с миндалем стол такой, что «старики: „Что за каша?“ и съели по две, по три тарелки». Во весь Великий пост в Лавре рыбы не употребляется, кроме праздников: Благовещения, Лазаревой Субботы (храмовый праздник тоже) и Вербного Воскресенья. — При прощанье братии интересно было видеть, как, кажется, это был один благочестивый обряд, а не необходимость, — все улыбались друг другу, и вражды не виделось ни у кого ни на кого (половина двенадцатого часа).
3 марта 1880. Понедельник
1–й недели Великого Поста
Службы 1–й седмицы — в Соборе, как и всегда: утреня в четыре часа, часы или преждеосвященная литургия в десять, вечерня в четыре часа. В Крестовой: часы или преждеосвященная обедня в девять, вечерня и утреня вместе — в пять часов вечера. Сегодня только в Крестовой утреня была в шесть утра. Я проспал, к несчастию, обе утрени. На часы пошел в Собор; продолжались два часа с четвертью; народу было мало, монашествующие пели на оба клироса; «Господи, иже Пресвятого Твоего Духа», «Иже в шестый день же» и подобное пели на глас. Монашествующим, впрочем, и помолиться за себя не дадут — их беспрестанно требуют то туда, то сюда на службу. Сейчас, например, уже в конце часов, они пели катавасию; вдруг приходят сказать им что–то — и потянулись — с обоих концов — в алтарь, а там из церкви; очевидно — на панихиды, или молебны вытребованы; на катавасии осталось человек десять. Сегодня в одной Церкви служится даже литургия Святого Иоанна Златоустого — сам Наместник служит, отпевая кого–то. Литургия Златоуста служится с разрешения Владыки Исидора. — На вечерню и утреню пошел в Крестовую Церковь; вечерня продолжалась полтора часа, утреня почти столько же, так что вышли из Церкви в восемь без десяти минут. Вечерню пели певчие — большие и маленькие; канон читал Преосвященный Варлаам; ирмосы «Помощник и покровитель» пели так хорошо, что я вышел стоять на клирос, чтоб лучше слышать. Остальной хор в это время пел в Соборе вечерню; канон Андрея Критского читал там Преосвященный Гермоген. По окончании вечерни Преосвященный Гермоген и певчие пришли в Крестовую на утреню, причем маленькие певчие наделали шуму, идя в ряд попарно и поднимая стук сапогами; очевидно, они говеют и пришли к утрени, чтобы завтра рано не тревожиться. Бедным им порядочно работы пения, особенно в первую Страстную Неделю Поста. Народу в Крестовой была полна Церковь.
Служит седмицу о. Никон, рассказывавший мне на кафизмах о своем учительстве в Перервинском Московском училище и прочее. Сильно вздыхал он при напоминании игуменом «Аллилуйя» (на «Бог Господь» — на утрени); очень напомнило Японию со спевками Якова Дмитриевича, отпевания, и всколыхнулись нервы, слезы выступили на глаза; как–то теперь моя милая Миссия! — В продолжение дня были два пожертвования: из Церкви Департамента уделов псаломщик принес ящик с прибором священных сосудов — старых; после обеда — две монахини привезли ящик с двумя иконами — жертва Новгородского Покровского Зверина монастыря. Не имея чем открыть ящик, мы со Степаном придумали, наконец, купить орудие откупорки. — Пища сегодня раз в день: белая капуста, вареная с грибами и в кочане сырая, четверть кочана, вареный картофель и укруг хлеба; желающим дают редьку и квас также. — День был очень хороший, морозный, но солнечный; утром, до часов, я гулял по кладбищу.
4 марта 1880. Вторник
1–й седмицы Великого Поста
Утром Дмитрий Дмитриевич, потом о. Тимофей Раздоборов — из беспоповских раскольников, перешедших в православие вместе с о. Павлом Прусским. Он теперь в Петербурге для сбора на построение Церкви в своем приходе; я подписал от Японской Миссии три рубля, а он оставил свою брошюрку — «Письмо к другу». В девять часов пошел на часы в Крестовую; продолжались полтора часа. Кафизму на девятом часе Владыка разрешил опускать, равно как на утрени вместо трех кафизм велел читать, как всегда, две и на Первом часе кафизму не читать; притом кафизмы не вполне вычитываются. — После часов отправился в Церковь Удельного ведомства — на Литейной — взглянуть, стоит ли взять жертвуемый оттуда большой образ Бога Отца с рамой. Церковь очень роскошная; молящиеся — все народ чистый; поют военные певчие весьма хорошо, псаломщик читает выразительно; при Церкви всего — протоиерей и два псаломщика. Протоиерей о. Канидий (Каченовский) жаловался, что необходимость заставляет служить весьма сокращенно; если немного длинней служба, сейчас и жалобы: «Что это, батюшка?». Образ и рама оказались годными, и псаломщик Василий Матвеевич Кудрявцев, знакомый Сартова, обещался доставить; кроме того, предлагал свои услуги писать что–нибудь, укладывать и тому подобное, что отправил перед тем накопившиеся у него миссийские вещи для укладки в ящики. Пообедал у него совершенно постной пищей: грибы, пирог, суп грибной и сладкий пирог с яблоком. К трем часам был в Хозяйственном управлении, где Владимир Егорович Расторгуев и Казначей Синода сейчас же и выдали 600 рублей — Якова Дмитриевича Тихая наградные для отсылки к нему. Вернувшись, был на вечерни и утрени в Крестовой; ефимоны, как и вчера, читал Преосвященный Варлаам. — Готовился завтра к служению Преждеосвященной литургии в соборе с Высокопреосвященным Исидором.
5 марта 1880. Среда
1–й седмицы Великого Поста
До часов гулял по новому кладбищу, которое всегда родит хорошие мысли и мечты. На этот раз размышлял, что высокое религиозное настроение сердца родится только высоким умственным парением. Оттого–то Святые Отцы так любили красоту природы: что, как не порождение высоких мыслей давала она им. и чрез то ценилась. В десять часов начались часы в Соборе. Во время их приехали в Собор Великие Князья Константин и Дмитрий Константиновичи и простояли всю обедню в алтаре, который для оных застлан был новым красным сукном. Когда часы кончились, сослужащие встретили Владыку, отслушавшего часы в Крестовой. Облачение все — не черное, а из темной парчи. Служащих было шесть архимандритов и четыре иеромонаха. Владыка вошел в алтарь с пением «Свете тихий»; на паремиях не садился — он и все служащие из уважения к Великим Князьям. «Да исправится» пели на солее малые певчие — трое — не совсем хорошо. При облачении же Владыки «Свыше пророки Тя предвозвестиша» пели превосходно. Народу был полный Собор. Великие Князья вели себя очень скромно; Дмитрий Константинович по книге следил за службой; воспитатель — какой–то молодой офицер — стоял в стороне. Я поздравствовался с ними пред началом обедни, так как был представлен Дмитрию Константиновичу. Вошли они и вышли дверью в пономарскую за алтарем; Владыка вышел так же. За вечерней и утреней был в Крестовой. После службы зашел Владимир Александрович Соколов — механик, с несколькими иконами, полученными им для Миссии из Выборга; к сожалению, живопись очень плохая. Он изъявил готовность собирать для Миссии иконы у своих знакомых и в иконных лавках, если я дам ему лист; я обещал. Так как мне нужно было спешить к графу Путятину, вследствие вчерашней телеграммы, что Евгений Ефимович в четверг уезжает, то вместе вышли и доехали до Знаменья. У Путятиных встретил графа Евфимия Васильевича и Ольгу Ефимовну, вернувшихся из Сергиевой пустыни, где они собирались провести всю первую неделю; вернулись — частию по случаю отъезда Евгения, которому нужно спешить в имение, так как управляющий заболел; частию потому, что Ольга Ефимовна захворала; еще бы! Ходить несколько раз в Церковь по прибрежному ветру, когда и без того еле ходит. Простившись с Евгением, вернулся в Лавру к десяти часам. Утром
сегодня заходил Дмитрий Дмитриевич и сказал, что у них в Академии в прошлую ночь в два часа полиция арестовала двенадцать человек студентов — исторического отделения, квартирных одиннадцать человек также арестовано в то же время; а один студент — Лукин — куда–то без вести пропал уже несколько дней. — Лорис–Меликов при такой деятельности, должно быть, доберется до гнезда социалистов.
