23 октября 1880. Четверг
На море тихо, и погода ясная. Утром написал вышеозначенный дневник, вчера начатый. — Сегодняшним числом опять начну правильный ежедневный дневник. Как–то отчетливей жизнь идет при этом. — Из разбросанных записей пожертвований вещами вписывал в тетрадь пожертвований, чтоб собрать вместе. Пытался читать роман госпожи Сталь «Коринну» в переводе на английский, но мелка очень печать и скучно — люди деланные, а не живые. Перед вечером, вправо от судна, видно было огромное стадо дельфинов, пресмешно плывущих, подпрыгивающих из воды. И такому бедному развлечению рад бываешь на судне, как вчера тоже я обрадовался ласточке, которая, бедная, до того устала, что ее можно было взять рукою.
24 октября 1880. Пятница.
На пути из Сингапура в Гонконг
Написал сегодня письмо Высокопреосвященному Исидору и приложил при нем два рапорта, в одном прося о награждении сотрудников Миссии, в другом — матери Евстолии и других в ее обители. Читал немного «Коринны». В море сегодня видна была скала — издали совершенная башня, когда поравнялись впродоль, — точно гроб исполина. Уже становится прохладней. Идем меньше обыкновенного — мешает противное течение, так как теперь северо–восточный ветер; при юго–западном же течении бывает обратное теперешнему. Китайцы кейфуют на палубе, но вместе и шумят; сегодня из–за чего–то одного из своей братии поколотили.
25 октября 1880. Суббота.
На пути из Сингапура в Гонконг
Спал плохо от катара; встал с головною болью и вялостию; целый день ничего не мог делать. Перед вечером взял у о. Димитрия вермуту и выпил рюмки две, и на желудке сделалось лучше. От скуки прочитал попавшийся под руки третий том какого–то романа аглицкого; а писем писать не мог. Ну уж этот катар! И не знаешь, как и отчего, — вдруг целый день ни к чему не годен. Вечером просматривал аглицкие святцы; на каждый день года — имена знаменитых людей — сколько могли собрать, — человек пять–шесть, с портретиком одного какого–нибудь. Из русских в Святцы попали: Петр Великий, Екатерина Великая, Иван Андреевич Крылов, Александр II и Костюшко. — Доктор (пассажир, едущий в Сватоу) подходит и спрашивает: «Когда ваше рождение?» — «А на что?» — «Да вот посмотрим, каких знаменитых в тот день», — «13–го августа (нового стиля!». — Открыли — все дрянь какая–то. — Против каждого числа оставлен пробел — вписывать имена желающим. Святцы, приличные протестантству и язычеству.
26 октября 1880. Воскресенье.
На пути из Сингапура в Гонконг
К утру разыгралось довольно большое волнение. Укачало о. Димитрия, доктора и его жену и меня тоже почти до рвоты. На палубе захлестывало, и жаль было бедных китайцев, совсем плававших в воде. Наконец их поместили у трубы — на мостике. Вот народ–то будущего — величайшего из всех судеб, достававшихся на долю других народов. Великий народ, и теперь бы могущий задавить весь свет, а какой мирен! Негде жить ему, а разве он подумал о завоевании Кохинхины. Сиама. Бирманы? Какой же другой народ на свете удержался бы? Из европейских ни об одном и представить себе этого нельзя. Вот французам — на что Кохинхина? А взяли же. Китайцы же — со своим терпением, своим трудолюбием, экономиею, честностью — ни с чем иным, в смысле завоевательных наклонностей, — идут Бог весть куда зарабатывать себе хлеб и мирно живут под всяким правительством, не думая грабить под свое. — Да, привить христианство этому народу, и он именно будет водворителем на земле того высшего блага, что «будет едино стадо и един пастырь», но не завоеваны будут все народы для этого, а мирное влияние христианского Китая будет таково. Это встречает всякий учитель, который будет учить народы своим примером, — и как будут представляться тогда, с тогдашней точки зрения, теперешние завоевательные страсти аглицкие, французские и всякие другие? Но — не скоро еще будет это, к несчастию! Однако думать о водворении христианства в Китае, думать Православной Церкви. — пора.
Написал письма: Высокопреосвященному Макарию, Митрополиту Московскому и рапорт с просьбою наградить сотрудника Миссии, о. Гавриила Сретенского; ризничей Воскресенского монастыря в Санкт–Петербурге — Аполлонии и Ольге Евфимовне Путятиной.
Весь день качало — о. Димитрий пролежал все время. К вечеру стихло было, а теперь — в десять часов — страшно поддает на палубу, и китайцам бедным нужно лезть на мостик, а там ветер, — жаль их.
27 октября 1880. Понедельник.
На пути из Сингапура в Гонконг
Несноснейшая качка и невозможность что–нибудь делать целый день. Решительно, можно устать от такого времяпрепровождения. Почти все время в койке. О. Димитрий и докторша страдают до слез. О. Димитрий два раза просил куриного супу, а ему делали какие–то помои. Китайцы бедные жмутся кое–как у трубы на мостиках или стоят внизу на палубе, а им моет ноги волной по колено.
28 октября 1880. Вторник.
На пути из Сингапура в Гонконг
Качка нисколько не ослабела к утру. Сегодня нужно было прийти в Гонконг, но противный ветер замедляет ход, придем только завтра утром. Несноснейшая усталость от качки и неспособность писать письма.
Одиннадцать часов вечера. Подходим к Гонконгу, идем между островками, так что тихо, почти как на рейде. Наконец–то ушли от этого несносного трепанья из стороны в сторону. Часов в двенадцать остановились на якоре, милях в семи от Гонконгского рейда, и завтра утром войдем на рейд. Последние часы пребывания на «Tencer». С 22–го сентября здесь, больше месяца. Спасибо ему — доброе судно, плавание было самое счастливое, за исключением качки последних трех дней. Только время в дороге вечно какое–то потерянное, точно дыра в существовании. Как–то придется из Гонконга до Йокохамы? О, поскорее бы только до места! — Написал сегодня письмо Федору Николаевичу Быстрову, больше ничего не мог делать. Мысли, сегодня полученные: Спасителю, по человечеству, более шло и. вероятно, более нравилось бы быть, как его праотец Давид, пастырем овен до общественного служения: и. однако. он был древоделом — какой урок нам — не своему собственному вкусу подчиняться, а тому, что нужно. Еще: Спаситель на кресте висящему с ним сказал: «Днесь со мною будеши в Раи» — и нам нужно быть на кресте со Спасителем, чтобы услышать этот зов.
29 октября 1880. Среда. В Гонконге
Ночью остановились вблизи Гонконга, и утром рано, часов в семь, перешли на рейд. Утро было прекраснейшее. Позавтракавши, мы втроем съехали на берег. Жалость возбуждают живущие на лодках китайцы: огромное семейство, ребятишек — куча, но все владенье их в сем мире — крошечная лодка; тут они рождаются, растут, помирают. Неудивительно, что рабочих китайцев такая бездна везде; хотя бы с этих лодок не отправляйся на заработки выросший люд — они одною тяжестию своих тел потопили бы их родных. Зато в какой же чистоте и холе они держат лодки. У иных тут, по сторонам лодки, еще маленькие курятники устроены. — На берегу осмотрели общественный сад. Что за прелесть! Какое богатство кактусов! Как чисто, порядочно! Из животных видели в саду огромную ящерицу — в периоде линянья, кенгуру, страуса, павлинов. Зашли к агенту взять билеты. До Йокохамы стоит шестьдесят долларов, но так как у нас были билеты до Шанхая, то приплатить пришлось всего по тридцать пять долларов. — Позавтракали в Hong Kong Hotel. После надоевшего судового стола — очень понравился завтрак. Затем до вечера ходили по городу, покупали вещи, особенно о. Димитрий. Съездили на судно, чтобы оставить вещи, и опять вернулись на берег — гулять и пообедать. Гуляли до усталости, так как обед в Hotel’e в половине восьмого часа. Какой богатый здесь китайский город! Сколько ни бродили сегодня, видели только отличнейшие магазины или конторы, видимо, богатых оптовых купцов. — Вернувшись на судно, долго разговаривали с капитаном Power’ом об Англии и России. Даже и он неразубедимо верит в завещание Петра Великого о завоевании всего света. Не диво, что англичане не любят русских. — Принес капитан книгу, чтобы показать, по течению разговора, как велик аглицкий торговый флот; действительно, судов двадцать четыре тысячи — торговых в Англии. В каждый год строится и выпускается их не меньше тысячи. Стоимость всего торгового аглицкого флота — не меньше девятьсот шестидесяти миллионов фунтов стерглингов. Военных судов в Англии свыше шестисот…
