Макамы - ал-Хамадани Бади аз-Заман

Провели мы, как Набига, бессонную ночь [79], причитали и плакали, не в силах горю помочь. А наутро видим: один из нас словно себя уже от гибели спас — глаза у него сухие и ясные, веки от слез не красные, ходит он беззаботный и радостный, спокойный и благостный. Богом клянусь, мы удивились очень и спросили:

— Неужели ты гибелью не озабочен?

Он ответил:

— От потопления и прочих бед меня охраняет амулет. Стоит мне только пожелать, такой амулет я каждому мог бы дать.

Тут все его обступили сразу, надеясь, что им не будет отказу. Он сказал нам:

— За мой товар пусть каждый выложит мне динар, а если судьба нас от смерти избавит, потом еще по динару добавит.

Г оворит Иса ибн Хишам:

Сколько просил он — столько мы ему дали и столько же обещали. Тогда он вынул резную шкатулку кости слоновой, обернутую парчою лиловой, кусочки пергамента оттуда достал и всем по листочку раздал. А когда, минуя глуби и мели, добрался корабль до цели, наш спутник напомнил нам обещание и от каждого получил воздаяние. Когда ж до меня дошел черед, я сказал:

— Дело так не пойдет! Ты не получишь от меня золотой, пока не откроешь мне, кто ты такой.

Он ответил:

— Я из Александрии.

Я спросил:

— Скажи, почему терпенье в опасности нас покинуло, а тебя не отринуло?

Тут он продекламировал:

МАРИСТАНСКАЯ МАКАМА

(двадцать четвертая)

Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Зашел я в Басре в маристан [80], а со мной был Абу Дауд, мутакаллим [81]. Я увидел одного сумасшедшего, который мельком взглянул на меня и сказал:

— Птицы говорят правду — вы чужие.

Мы сказали:

— Да, так оно и есть.

Он спросил:

— А кто вы, Богу принадлежит ваш отец?

Я ответил:

— Я Иса ибн Хишам, а это Абу Дауд, мутакаллим.

— Ал-Аскари?

— Да.

— Да будут обезображены лица и их владельцы! Поистине, Бог всеми делами распоряжается, раб не имеет выбора, он подчиняется. И вы, маги [82]этой общины, живете по предопределению и умираете по принуждению и насильно гонимы к тому, что совершается по Божьему повелению. Если бы вы были в своих домах, то те, кому предписано убиение, вышли бы к местам своего падения [83]. Что же вы неправду творите, если все обстоит так, как вы говорите?

Вы говорите: творец притеснения — притесняющий, почему же вы не говорите: творец гибели — гибнущий? Понятно ль вам в полной мере, что вы хуже дьявола в вашей вере? Он сказал: «Господи мой! За то, что Ты сбил меня...» [84]Он признал, а вы отрицаете, он уверовал, а вы отвергаете! Вы говорите: рабу дано выбирать, и он выбирает. Но нет! Поистине, тот, кому дано выбирать, живот себе не вскрывает, глаз свой не вырывает и сына своего с высоты не свергает. Пусть подскажет тебе твое зрение: в жизни все — принуждение: порой тебя разум понуждает, а порою — кнут погоняет. И пусть вам будет стыдно, что Коран у вас ненависть пробуждает, а хадис у вас ярость вызывает. Когда вы слышите: «Кого сбивает с пути Аллах, тому нет водителя» [85], вы это извращаете; а когда слышите: «Земля расстелена передо мной, и мне показаны ее восходы и заходы» [86], это вы отрицаете. И если вы услышите: «Открыт передо мной рай, так что я хочу сорвать его плоды, и открыт передо мной огонь, так что я рукой защищаюсь от его жара» [87], вы вертите головами и отмахиваетесь руками. Если скажут при вас «наказанье могилы», вы дурным предзнаменованием это считаете, а если произнесут слово «сират» [88], вы друг другу мигаете. Если при вас упомянут весы [89], вы скажете: «Их чаши — воображение», а если при вас упомянут Книгу, вы скажете: «Из кожи ее снаряжение» [90].

О враги Книги и хадисов [91], в чем вы сомневаетесь? Неужели вы над Аллахом, его чудесами и Посланником его насмехаетесь? Отступили от веры отступники, это ржавчина отвратительная, но ваше отступничество — более грязное и омерзительное. О вы, мужеложники из хариджитов [92]! Вы отстаиваете свое мнение и готовы сражаться за него!

А ты, Ибн Хишам, одну часть Писания ты принимаешь, другую же — отвергаешь! Я слышал, что ты приглядел из них дьяволицу и женился на ней. Разве не запретил вам Бог великий и славный брать из них себе близких друзей? Горе тебе! Неужели не мог ты сделать хороший выбор для своего семени и позаботиться о своем племени?

Потом он сказал:

— О Боже! Замени мне этих лучшими, чем они, и помести меня среди твоих ангелов!

Г оворит Иса ибн Хишам:

Ни я, ни Абу Дауд не могли ничего ответить, мы ушли от него расстроенные, и мне казалось, что Абу Дауд огорчен своим поражением. Когда мы собирались расставаться, он сказал:

— О Иса! Клянусь твоим отцом, ну и разговор! А кого он имел в виду, упоминая о дьяволице?

Я сказал:

— Нет, клянусь Богом, я действительно думал посвататься к одной из них, но уверен, что никому не говорил об этом. Клянусь Богом, я этого не сделаю никогда!

Абу Дауд сказал:

— Богом клянусь, это не кто иной, как шайтан, упрятанный в маристан!

Мы воротились, нашли его и к нему обратились, желая все о нем разузнать, и стали вопросы ему задавать.

Он сказал:

— Может быть, вы предпочитаете выяснить мои взгляды на то, что вы отвергаете?

Мы ответили:

— Раньше ты был хорошо осведомлен о наших делах, а теперь не знаешь, что у нас на сердце. Объясни нам, кто ты, и открой нам свою тайну.

Он сказал:

ГОЛОДНАЯ МАКАМА

(двадцать пятая)

Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:

Как-то в Багдаде в голодный год я увидел компанию — точно звезды, озаряющие небосвод, и решился к ним завернуть — попросить поесть что-нибудь. Среди них был юноша шепелявый, щербатый, вертлявый. Он спросил: