Как может стремиться к земным благам человек разумный, как он может им радоваться бездумно, когда он уверен в их бренности?! Как удивителен тот, кто знает, что смерть неизбежно грядет, но, о ней не думая, набивает себе живот?!
  Забыв про опасность, мы пустым отвлекаемся
 И душу нестойкую ведем к заблуждениям.
    Мы знаем: расплата ожидает небрежного,
 Но жаждем, как дети, получить наслаждение.
    Как будто в могиле мы навек упокоимся,
 Как будто в конце пути не ждем воскресения!
    Сколько обманывал мир земной ищущих наслаждения! Скольких убил без отмщения! Упавшего — на ноги не поставил, никого от гибели не избавил, от болезни не излечил, мучений не облегчил.
  Судьба увела его от славы и почестей
 На злой водопой, откуда нет возвращения.
    Когда он увидел, что бессильны заступники
 И нет никому от лютой смерти спасения, —
    Раскаялся горько и заплакал в унынии,
 Но разве раскаянье дает избавление?
    Заплакал он о ранее совершенных грехах и сожалел об оставляемых в мире благах, когда уже не было пользы от слез и молений, а извинения не принесли облегчения.
  Сдавили кольцом его печали несметные,
 И он горевал — не мог найти утешения.
    И нету помощника в час жуткий и тягостный,
 И нету защитника, и нет избавления.
    Как сор на воде, душа всплывает в последний час
 И вновь опускается в предсмертном мучении.
    До каких же пор ты будешь земные нужды заплатами будущей жизни латать и собственные желания как верблюда седлать? Я вижу, ты в своих убеждениях слаб, жизни земной покорный раб! Неужели такой приказ был тебе Богом дан? Неужели это заповедал святой Коран?
  Ты вечное рушишь и возводишь непрочное —
 Дохода от этого не жди, не получится.
    Коль ты не творил добра, найдешь ли в предсмертный час
 Того, кто за грешника пред Богом поручится?
    Согласен ты жизнь прожить в богатстве и почестях,
 Оставивши душу от безверия мучиться?
      Г оворит Иса ибн Хишам:
Я спросил у одного из присутствовавших:
— Кто это?
Он ответил:
— Чужеземец, который явился неизвестно откуда, и я его не знаю. Впрочем, не следует торопиться: к концу его речи, может быть, все прояснится.
Я стал ждать, а проповедник тем временем подошел к концу речи и завершил ее так:
— Украшайте знание делом, благодарите Божье могущество за прощение и придерживайтесь чистоты ради спасения. Оставьте тревоги, Бог простит мне и вам.
Затем он хотел уйти, а я пошел за ним и спросил:
— Кто ты, о шейх?
Он ответил:
— Хвала Богу, мало того, что ты считаешь, будто внешность моя переменилась, так ты еще делаешь вид, что мы незнакомы! Я — Абу-л-Фатх Александриец.
Я сказал:
— Храни тебя Бог, откуда эти седины?
Он ответил:
  Зловредные, но молчаливые гости,
 Они нас о будущем предупреждают,
    Предвестники старости, тлена и смерти,
 Не могут уйти они — нас поджидают!
       
  АСВАДСКАЯ МАКАМА
 (двадцать седьмая)
   Р ассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
На меня пало подозрение в краже денег, и бежал я — изгой отныне, — долго скитался по пустыне и вдруг на месте ровном и гладком увидел палатку. Мальчишки у самой палатки играли — кучки песка разгребали. Один из них то и дело произносил стихи, подходящие к случаю, но так хорошо отделанные, что не верилось, будто мальчик их тут же придумывает сам. Мне показалось, он не таков, чтобы сразу столько соткать стихов, и я спросил его:
— Эй, мальчик, ты сам стихи сочиняешь или чужие на память читаешь?
В ответ он продекламировал:
  Считаешь, для таких стихов я молод,
 И на меня глядишь ты удивленно,
    Но мой шайтан — эмир всех прочих джиннов  [96],
 В поэзии изрядно искушенных,
    Все тонкости ее он преподал мне.
 Иди себе, ответом умудренный.
    Я сказал:
— О сын арабов! Меня привел сюда страх. Можно ли найти здесь убежище или угощение?
Он ответил:
— Ты пришел в дом, где путника защищают и хорошо угощают.
Тут он встал, потянул меня за рукав, повел к палатке, завеса которой была спущена, и позвал:
— Эй, сестрица, выйди сюда! Вот сосед наш, который родными отринут, близкими кинут, властями обижен и унижен. Весть о нас до него дошла, наша добрая слава сюда привела. Окажи ему покровительство!
Девушка откликнулась без промедления:
  О ты, горожанин, успокойся и радуйся:
 Ты в доме ал-Асвада  [97]— конец всем скитаниям!
    У самого славного в маадде и в ярубе  [98]
 И самого верного своим обещаниям.
    Соседу поможет он копьем и мечом своим,
 Соседа поддержит он и щедрым даянием.
    И смерть, и дары в его руках — как два облака,
 Смиренно послушные его приказаниям.
    Он йеменец племени старинного, знатного,
 И лоб его светится чистейшим сиянием.
    Войди же в палатку для гостей: там их семеро —
 Дополнит до четного твое пребывание.
    И мальчик ввел меня в палатку, на которую она указала. Я увидел там семь человек, и среди них тут же узнал Абу-л-Фатха Александрийца.
Я воскликнул:
— Горе тебе! Как это ты здесь оказался?
И он ответил стихами:
  Ал-Асвад, сын Кинана, дал мне приют,
 Все, что давно искал везде, — взял я тут.
    Я им сказал, что я боюсь недругов,
 Пообещавших, что мою кровь прольют.
    Простится хитрость бедняку слабому,
 Коль руку помощи за то подадут,
    Коли оденут и накормят его
 И отпечаток нищеты изведут.
    Ты у судьбы бери дары чистые,
 Пока ты жив, пока тебе их дают.
    Пока хоть капля молока в вымени —
 Дои верблюдицу, не трать зря минут!