— Нас? — её голос странно дрогнул.
— Татьяна, — напомнил я. — Мы с ней поженились, теперь вместе делим мою квартирку.
— Ах, вон оно что, — Лидия Николаевна выглядела вконец убитой. — Тогда моя просьба, наверное, не к месту будет.
Вообще я был уверен, что она знает о моей свадьбе. Но мы действительно давненько не пересекались — уж не знаю, по какой причине, но с соседями в городских многоэтажках такие оказии случаются постоянно. Вроде и живут люди рядом — а не видят друг друга неделями.
— Зависит от просьбы, — радушно сказал я. — Некоторые всегда к месту.
— Это с Ниночкой связано…
Ах, вон оно что. Впрочем, эту ситуацию тоже надо было разруливать, и, пожалуй, сейчас был подходящий момент. Я тоже сел на лавочку, развернувшись к женщине, и с участием спросил:
— У неё что-то случилось? Не слышал от неё ничего с того раза, как уехала в свой стройотряд, так и всё.
— Да она и не хотела тебе говорить, это я сама… — пробормотала он.
— Лидия Николаевна, говорите прямо, мы же сто лет знакомы, — я улыбнулся, хотя к моей душе начали подбираться когтистые кошки.
Всё же Нину я тоже приучил, хотя вовсе не стремился к этому, и если у неё какие-то проблемы из-за меня, то придется что-то делать. Впрочем, я надеялся, что студентка уже четвертого курса не способна влипнуть в слишком уж сильные неприятности.
— Да она мне вчера позвонила с просьбой, — начала она издалека. — Спросила, не хочу ли я сдать ей комнату… сам же знаешь, у меня их три, а живу одна. Но привыкла уже, хотя с ней мы пососедствовали, думаю, и дальше уживемся.
Муж Лидии Николаевны умер года три назад, уже после того, как мы заселились в этот дом. Трешку они получили благодаря двум разнополым детям, но те и тогда были взрослыми, а сейчас дочь уже была замужем, а сын учился на военного летчика под Саратовом.
— А в чем же дело? — удивился я. — Если ей нужно, а вы не против — пусть живет.
— Да как же так! — воскликнула она. — У вас же…
— Лидия Николаевна, — перебил я. — Я уже говорил — у нас с Ниной ничего не было. Всё, что я делал — оказывал ей шефскую помощь, как человеку, попавшему в затруднительное положение. Возможно, она что-то и выдумала, но это понятно — девушке лишь двадцать лет, в её возрасте выдумывать хорошо получается. Но никаких планов в её отношении у меня нет и никогда не было, а когда в моей жизни появилась Татьяна, это ещё и невозможно стало. Я всё-таки старого воспитания. Так что вряд ли её присутствие в вашей квартире смутит меня или мою супругу. У нас вообще скоро ребенок родится, нам будет не до всяких глупостей.
— И всё же…
— Никаких «и всё же»! — твердо сказал я. — Лидия Николаевна, исходите из своих интересов. Вам — лишняя прибавка к пенсии, а Нине… уж не знаю, наверное, ей понравилось на метро в институт ездить? В любом случае, надеюсь, ей будет хорошо. Только большую цену за комнату не назначайте, они с матерью не слишком богато живут. Ну, мне пора, Лидия Николаевна… И так сегодня задержался.
Я встал с лавки и быстрым шагом скрылся в подъезде, пока она ещё что не придумала. На выдумки горазды не только молодые девчонки, но и вполне пожившие женщины.
[1] «Оловянные солдатики» спели хит «У попа была собака» рок-группы «Dvornjagi» для 9-го выпуска «Ну, погоди!» (возможно, что-то ещё озвучивали). Ну а «Сокол» — это песня для мультика «Фильм, фильм, фильм», но поют там не они, а солисты ВИА «Орфей».
[2] Этот случай я взял из реальных воспоминаний Айзеншписа. Риск, конечно, был велик — в КГБ вполне знали, что валютчики скупают золото через студентов института имени Патриса Лумумбы. Но и навар был приличным. Доллар по 3 рубля скупали, но не всегда и не у всех; чаще отдавали 5 рублей. Получившие разрешение на эмиграцию могли покупать и по семь; впрочем, они чаще тоже работали по золоту — меньше по объему, легче спрятать.
Глава 8
«У всех на лицах радость»
Сначала я не заметил, что настроение Татьяны было на нуле — слишком был погружен в размышления о событиях этого дня, который оказался слишком насыщенным даже по моим мерках, пусть я и хорохорился перед Валентином. При этом больше всего меня беспокоил неведомый гитарист Юрий — мне почему-то казалось, что мне предстоит сделать важный выбор, от которого будет зависеть не только моё будущее. Просчитать все варианты быстро не получалось, и я мысленно находился не в этой вселенной, когда открывал дверь и целовал жену в щеку. И потом, когда она накладывала мне поесть, я тоже не обратил внимания, что Татьяна менее разговорчива, чем обычно, и даже ничего не сказала о том, сколько раз сегодня пнул её малыш.
Лишь проглотив немного картошки с отбивными, я вернулся в этот мир, отложил свою дилемму на более подходящее для мудрых мыслей утро, и понял, что с ней что-то не так. Выглядело это «не так» очень наглядно — суровая складка на лбу, чуть более розовые щеки и глаза, в которых плескался настоящий, неподдельный гнев. Сложить два и два было нетрудно, поэтому я старательно прожевал то, что уже откусил, положил ложку в тарелку, откинулся на спинку кухонного стула и невинным тоном спросил:
— Уже знаешь?
Она несколько секунд пыталась испепелить меня взглядом, но потом сдалась. Устало села напротив и тихо сказала:
— Доложили, у нас в театре такое в тайне надолго не удержать… Зачем ты туда поехал?
— Честно — сам толком не знаю, — я состроил виноватое выражение лица. — Думал, зайду, поговорим, а там видно будет. Но как зашел, сразу понял, что идея — так себе. Вот в том, что не ушел после осознания этой мысли — в этом виноват, каюсь.
Татьяна печально вздохнула.
— Что там хоть было? — спросила она. — Девчонки рассказали всякие ужасы — мол, то ли ты избил Во… Высоцкого, то ли он тебя. То ли один на один дрались, то ли ты на всю труппу накинулся… и по всему зрительному залу и по всей сцене — лужи крови.
Я усмехнулся.
— Этим твоим девчонкам… Сама подумай — если бы я такое устроил, смог бы прийти домой вовремя? Сейчас бы сидел, писал пятнадцатую объяснительную и мысленно готовился бы к жизни в камере.
— Да кто ж вас знает… — ещё один печальный вздох.
— Действительно, — я улыбнулся. — Всё было гораздо проще и скромнее. Мы с Валентином… это мой коллега, он никогда на Таганке не был, вот и напросился со мной… зашли, скромно посидели в уголке, пока репетиция шла. Потом Любимов спросил, зачем я пришел, я и рассказал о том, как Высоцкий к тебе приходил. Кстати, можешь называть его Володей, если уж привыкла. По себе знаю — от некоторых привычек сложно избавиться…
— Не хочу, — Татьяна упрямо покачал головой. — Привычка — да, осталась, но никаких Володь! Пусть я пока сбиваюсь, но скоро заново привыкну. Я же его не видела до вчерашнего… сколько? Три с лишним месяца. И очень удивилась, как могла его любить, да ещё так, как любила. Странно это всё, будто гипноз…
