Доводить начальство до каления нужно в определенной степени, не переступая той грани, за которой оно превращается в разъяренных зверей.
С минуту мы смотрели друг на друга.
— Начнем с начала, Виктор, — спокойным тоном сказал он. — И без «товарищей генералов», будь так любезен.
— Так точно, Филипп Денисович, — послушно согласился я.
И заслужил ещё один взгляд, который намекал, что я всё ещё нахожусь под подозрением в краже подарка.
— Так-то лучше, — сказал Бобков. — Итак, что мы имеем? А имеем мы следующее. На тебя поступила жалоба в ЦК КПСС. В этой жалобе сказано, что два сотрудника Комитета государственной безопасности ворвались в помещение московского театра драмы и комедии, сорвали репетицию, нанесли множественные побои одному из ведущих артистов труппы, то есть Владимиру Семеновичу Высоцкому. Напоследок эти сотрудники повалили вышеупомянутого Высоцкого на пол и били его ногами, из-за чего вышеупомянутый Высоцкий обратился в больницу, где врачи подтвердили временную нетрудоспособность артиста, из-за чего премьерный спектакль сезона 1972−73 годов оказался под угрозой срыва. Это я цитирую, если что. По памяти, но на память я ещё не жаловался. И вот теперь я получаю твою писульку, которую ты по какому-то недоразумению называешь рапортом, где нет ни побоев, нанесенных артисту Высоцкому, и ни словом не упомянуто пинание артиста Высоцкого ногами. И как я должен это понимать?
Я пожал плечами и ответил:
— Можно предположить, что человек, написавший заявление в ЦК КПСС, врёт. Когда мы уходили, Высоцкий и правда сидел на полу, но в этой позе он оказался сам, по собственной воле.
Эпизод с Валентином, который уложил Высоцкого мордой в ковролин, я решил опустить. Тот и так действовал достаточно мягко, а если удастся отбиться от «множественных побоев» и «Пинания ногами», то на всё остальное никто и смотреть не будет.
— Шутишь? — Бобков чуть прищурился. — Это хорошо, что у тебя хорошее настроение. Вот только, мне кажется, ты не до конца осознаешь, в какие неприятности попал.
— Почему же, осознаю, — я отвел взгляд и посмотрел в окно, из которого был виден памятник Дзержинскому. — Только я вины за собой не чувствую.
— А это не важно, чувствуешь ты что-то или нет, — наставительно произнес Бобков. — Ответ всё равно придется держать.
— В том-то и дело, товарищ генерал, — я всё-таки улыбнулся. — После возвращения из Сум мне пришлось разбираться с полусотней анонимок, которые на меня настрочила одна завзятая театралка… вы её знаете, думаю, полковник Денисов вам говорил о том случае…
Бобков хмуро кивнул.
— Да, говорил, — подтвердил он. — И спасибо, что не подвел Элеонору под статью о клевете… сам знаешь, почему она такая…
— Знаю, поэтому и оставил это всё внутри Комитета, Филипп Денисович. А теперь ещё одна… известно, кто написал жалобу?
Он покачал головой, давая понять, что я задал неправильный вопрос. И то верно — не стоит нам знать фамилии людей, что пишут на нас жалобы в ЦК. Но я лишь собрался, чтобы настаивать на ответе.
В этот момент дверь в кабинет чуть скрипнула, открываясь, мы оба посмотрели в ту сторону — и синхронно вскочили, вытянувшись в по стойке «смирно».
— Здравствуйте, товарищи, — мягко сказал Андропов. — Вижу, у вас совещание по вчерашней жалобе? Позвольте мне присоединиться? Прошу садиться.
* * *
— Виктор, поправьте меня, если я не прав, но ваш прежний начальник должен был провести с вами беседу и предупредить от вмешательства в дела театра на Таганке. Была ли эта беседа?
Андропов решил поиграть в демократию. Он отказался от кресла Бобкова, которое тот предлагал ему, на мой взгляд, излишне настойчиво, и уселся на один из стульев для посетителей. Впрочем, для человека, который не так давно перекусывал в насквозь рабочей столовой это, видимо, было в порядке вещей. Вот только теперь он сидел напротив меня и сверлил меня газами из-за очков в тяжелой оправе. И я не мог отвести взгляд — это могло быть расценено как попытка скрыть что-то. Приходилось держаться.
— Так точно, Юрий Владимирович, полковник Денисов говорил мне об этом, — подтвердил я. — Только с тех пор утекло много воды…
— И вы решили, что тот запрет больше на вас не распространяется? — Андропов нехорошо прищурился.
— Не совсем, — поправил я председателя Комитета. — Дело в том, что с некоторого времени я женат на одной из актрис театра на Таганке.
Андропов недоуменно посмотрел на Бобкова, тот ответил таким же недоуменным взглядом.
— Юрий Владимирович, я и не знал…
— Филипп Денисович, это не ваша ошибка, — Андропов чуть улыбнулся. — Виктор, вы скрыли такое изменение вашего семейного положения от коллег?
— Нет, не скрывал. Кто-то знает… полковник Денисов, один из сотрудников, с которым мы долго работали вместе — он был свидетелем на нашей свадьбе. В личное дело все изменения внесены. Но объявления на проходной я не вешал и по кабинетам управления весть не разносил. Возможно, если бы я остался в Москве, там бы знали, но здесь… здесь у меня не так много знакомых… пока.
— Понимаю, — кивнул Андропов. — Что ж, будем считать это нашей недоработкой. Что вчера произошло в театре на Таганке?
— Мне доложить подробно или кратко?
— С необходимыми для понимания деталями.
Я мысленно вздохнул и снова выложил примерно то, что написал в рапорте.
Некоторое время Андропов обдумывал услышанное, потом кивнул.
— А артист Высоцкий приставал к вашей жене?
— Да, Юрий Владимирович, — подтвердил я. — Накануне он заявился домой к её родителям, где она в то время находилась, и требовал вернуться к нему.
Я снова заслужил два недоуменных взгляда.
— Виктор, я просил, чтобы в твоем рассказе были детали, необходимые для понимания ситуации. Расскажи всю историю.
Я снова вздохнул про себя и выложил всё — как увел любовницу у Высоцкого, как она с ним поругалась и приехала ко мне в Сумы, как мы нашли общий язык, и как она согласилась стать моей женой.
Андропов снял очки и потер глаза.
— Интересной жизнью живут офицеры КГБ, вы не находите, Филипп Денисович? — спросил он.
— Да, соглашусь, — кивнул Бобков. — Такое у нас, кажется, впервые.
— Нет, думаю, было что-то подобное, но задолго до нас, — сказал Андропов. — В последние годы я такого и в самом деле не вспомню. Предатели были, перебежчики… даже писатели заводились, но такой талант к разрушению вижу впервые.
Они даже посмеялись.
— Удивлены, Виктор? — снова посмотрел на меня Андропов. — А вы ни разу не задавались вопросом, как в нашей стране может существовать такой театр, как Таганка? Почему Юрия Петровича ещё не уволили с волчьим билетом, а актеров не разогнали?
