В принципе, я примерно знал, кто мог быть этим «стукачом», хотя Бобков не назвал ни одной фамилии, а мой прямой вопрос прилежно проигнорировал. Но сейчас супругой Юрия Любимова, пусть и не официальной, гражданской, была Людмила Целиковская — популярная актриса сороковых, имевшая множество знакомых ещё с тех времен. Скорее всего, кто-то из этих знакомых — или даже детей прежних знакомых — уже дорос до солидной должности в ЦК, позволявшей ему посылать запросы в Комитет государственной безопасности.
Как по мне, этого инициативного товарища, который не мог отказать старой знакомой, нужно было срочно брать под жабры, пока ему не пришла в голову идея использовать своё положение не только для помощи полузабытой актрисе, но и для улучшения собственного благосостояния. Впрочем, любое общество в итоге обрастает вот такими невидимыми горизонтальными связями, разрушить которые практически невозможно. Да и не нужно это никому — я вспомнил того директора комиссионки, к которому ходили мои коллеги из московского управления, и махнул рукой. Ну её, эту Целиковскую, пусть продолжает жаловаться. Буду надеяться, что мои начальники ещё не окончательно впали в маразм, чтобы рубить головы по одному её звонку.
Я вдруг подумал, что в тридцатые могло быть нечто очень похожее. Репрессии вообще были хорошим способом избавиться от тех, кто чем-то не угодил облеченным правом подписи на расстрельных списках начальникам. А поводы… не поздравил внука с днем рождения — чем не повод избавиться от человека? И тогда замечание Молотова об акценте на том, что репрессии были именно «сталинскими» выглядит вполне здраво — те самые начальники маскировали собственное участие в том, что творилось в стране в 1937 году. Интересно будет спросить у отставного министра, что говорит его совесть о сотнях тысячах расстрелянных и миллионах сосланных в лагеря. И ещё интереснее — ответит ли Молотов на этот вопрос или прогонит слишком наглого майора из КГБ со двора с наказом никогда не возвращаться?
Я глянул на время — начало одиннадцатого. Хотелось вернуться домой и всё-таки насладиться выходным днем, но у меня было одно дело, о котором Андропов не сказал, а я не стал напоминать. Кроме Молотова, мне нужно было встретиться ещё и с Маленковым, который жил в Удельной. Ехать туда было попроще, чем до Усово, электрички в сторону Люберец и дальше ходили относительно регулярно, так что я вполне мог добраться до ещё одного отставного премьер-министра, пару часов поговорить с ним и вернуться в Москву в приемлемое время. Я мысленно похвалил себя за грамотное использование выходного дня, но всё же набрал домашний номер и предупредил Татьяну, что буду поздно.
Она ничего не уточняла — уже привыкла, что я иногда могу куда-то пропасть, но не могу внятно объяснить, куда именно.
* * *
Я опять не стал звонить — как не позвонил Молотову, прежде чем пускаться в дальний путь с беременной женой. Их телефоны наверняка стояли на контроле, не обязательно с постоянным прослушиванием всех разговоров, но с фиксацией, кто, откуда и в какое время. Да и соседи у обоих бывших вождей СССР наверняка передавали информацию, куда следует. Конечно, мне нечего было бояться — на эти контакты я получил санкцию от начальства, так что прикрытие у меня имелось, но мне почему-то не хотелось светиться лишний раз и попадать из-за этого в необязательные сводки. Или я подспудно экономил коллегам время, которое они могли потратить, выясняя, с какого таксофона поступить неожиданный звонок.
Но мне снова повезло. Дача Маленкова находилась недалеко от железнодорожной станции, и на подходе к довольно большому домику, стоявшему на весьма приличном участке, я заметил того, кто был мне нужен. Судя по заполненной продуктами авоське, он ходил в местный магазин, но выглядел не слишком огорченным тем, что теперь ему нужно заниматься ещё и этим. Он был весьма бодрым старичком, по которому нельзя сказать, что ему уже семьдесят. Впрочем, при ходьбе он опирался на палочку, но делал это так, словно она была ему кем-то навязана, но абсолютно не нужна.
Я чуть ускорил шаг и поравнялся с ним.
— Георгий Максимилианович, здравствуйте, — вежливо сказал я.
— Здравствуйте… — он чуть растерялся. — Извините, не узнал… вы живете тут?
— Нет, мы не знакомы, — сказал я с легким сожалением. — Но надеюсь исправить это недоразумение. Виктор Орехов, майор, служу в КГБ. Если нужно, могу показать удостоверение, но я к вам приехал не по службе.
— Вот как… — он явно заинтересовался. — И чем же могу вам помочь?
Я улыбнулся.
— Если не возражаете, мне не хотелось говорить это на улице. Не пригласите к себе?
— Да-да, конечно, — засуетился он. — Пойдемте, вот этот дом… впрочем, вы, наверное, знаете… хи-хи… Супруги нет, так что разносолов не обещаю.
— Я к ним и не привык, Георгий Максимилианович, — сказал я. — А если в чем нужно помочь — я к вашим услугам.
* * *
Предложение о помощи не стоит делать человеку, который примерно лет сорок только и занимался тем, что руководил другими людьми, и за следующие полчаса я понял это достаточно отчетливо. Впрочем, командовал Маленков так, что его указания не были обидными, да и результат порадовал — я смог приготовить чай на двоих, немного летнего салата с помидорами и свежим луком, что-то разогрел, что-то разложил по тарелкам.
И, кажется, пришелся хозяину по нраву.
— Неплохо вас в вашем КГБ тренируют, — с удовлетворением отметил он. — Садитесь, Виктор. Ешьте и рассказывайте, с чем пришли.
Поесть мне не помешало, но я перебил аппетит ещё на Казанском вокзале жирным беляшом, так что мог позволить себе некоторые вольности. Ну а план этого разговора давно был в моей голове — я составил его сразу после того, как смог осмыслить беседу с Молотовым.
Я подошел к радиоприемнику — обычному трехпрограммнику, который висел на стене и рассказывал что-то о сельском хозяйстве, щелкнул на кнопку «Маяка», прибавил громкость и вернулся за стол.
— Опасаетесь чего-то? — поинтересовался Маленков.
— Осторожничаю, — признался я. — Скорее всего, напрасно, но иногда лучше немного перестраховаться, чем… сами понимаете.
— Понимаю, — согласился он.
И замолчал, отдавая мне инициативу.
— Около месяца назад я был у Вячеслава Михайловича Молотова, — сказал я. — И задал ему вопрос о том, как можно не перейти меру в борьбе за социализм и не допустить нового тридцать седьмого года. Вячеслав Михайлович ответил, но так, что его ответ можно трактовать примерно тысячей различных способов.
Маленков издал небрежный смешок.
— Вячеслав всегда этим отличался, — сказал он. — Вроде и говорит понятно, и пока говорит, всё ясно, но потом — начинаешь обдумывать, а уже всё, ничего не понятно и ничего не ясно. Хозяин его за это ценил очень, хотя и ругал. Но вот такой человек он, Вячеслав… в международных делах это его качество было очень полезно. А в связи с чем вы решили этим поинтересоваться у товарища Молотова?
— Я сейчас руковожу следственной группой, которое ведет дело нескольких диссидентов… антисоветчиков. И мои начальники иногда пеняют мне, что я предлагаю методы, которые были отвергнуты и раскритикованы на двадцатом съезде партии. Именно поэтому я и попросил у них разрешения поговорить с теми, кто в конце тридцатых руководил страной и партией.
