[2] Павел Судоплатов до войны специализировался на украинских националистах, в 1938-м ликвидировал Евгения Коновальца. После ареста/расстрела Берии в 1953-м был арестован, отсидел 15 лет. С конца шестидесятых жил в Москве, написал несколько книг; уже в 90-е вместе с сыном-историком занялся «разоблачениями». Умер в 1996-м, не дожив нескольких месяцев до 90-летия. В 1972-м ему было 65 лет.
Глава 15
«В париках прошлогодней травы»
Генерал Бобков моими киевскими приключениями не заинтересовался. Он, правда, принял меня сразу, с утра, без томительного ожидания под дверью, выслушал краткий отчет — съездил, всё оформил, больше ничего не должен, — и похвалил, сказав, что я молодец. Сало, впрочем, принял благосклонно — я отвалил ему целую половину, поскольку вторую Татьяна решила приберечь для родителей. Но за прошедший день он, видимо, не обдумывал и моё предложение о том, чтобы передать Анатолия Якобсона во Второе главное управление, а потому в ответ на мой вопрос лишь пожал плечами и спросил, зачем я гоню лошадей.
Здесь уже мне пришлось мычать что-то неопределенное, потому что объяснение «хочу избавиться от этого идиота» явно не прокатывало. В общем, мы разошлись, не слишком удовлетворенные друг другом, но по дороге в свой кабинет я придумал любопытную комбинацию, которая позволяла мне сделать так, как я хочу, без привлечения высокого начальства.
Я плюхнулся за свой девственно чистый стол, набрал номер Валентина и попросил его зайти. Тот появился минут через десять — мне как раз хватило времени, чтобы продумать свои доводы и счесть их разумными.
Вот только Валентин снова благоухал алкогольными парами. Я поморщился.
— Тебе надо перестать встречаться с агентами с утра, — недовольно сказал я.
— Пахнет? — он шумно втянул воздух через нос.
— Воняет, — поправил я его. — Хотя у нас, думаю, немногие смогут учуять.
Это было действительно так. Тот же Бобков явно что-то употреблял, но вчера вечером, да и многие другие сотрудники имели привычку после работы опрокинуть стаканчик-другой под хороший ужин. Я подумал, что эта привычка наверняка была чуть ли не главной причиной повышенного числа разводов среди работников правоохранительных органов. Даже машина не всегда становилась поводом отказываться от такого способа расслабления после тяжелого трудового подвига.
Но я не пил — и вчера, ни позавчера, ни третьего дня, а потому чувствовал не только аромат табака, но и тот запах, который сопровождает человека, принявшего долю алкоголя перед приездом на службу.
— Да, раньше никто не жаловался… — пробормотал Валентин.
— А ты давно этим грешишь? — поинтересовался я.
Он ненадолго задумался.
— Несколько лет… — и как бы оправдываясь, добавил: — Как случилась та история с Грибановым, так и пристрастился. Нервы были ни к черту.
Ну да, стресс на работе часто приводит к подобному результату.
— Водка и коньяк нервы не лечат, — наставительно произнес я. — Лучше в спортзал сходи или в тир, пара выпущенных в мишень обойм дадут ровно тот же результат. Ладно, не мне тебя воспитывать, но, Валентин, по-дружески предупреждаю — если продолжишь идти в этом направлении, нам окажется не по пути. К тому же я тебе хотел одно дело важное поручить, а теперь уже и не знаю…
Он вскинулся, видимо, собираясь доказывать, что он на всё способен, но быстро потух и лишь спросил:
— Что за дело?
— Якобсон, — кратко пояснил я. — Его дело становится делом контрразведки, если так можно выразиться. То есть по линии «Пятки» мы его тоже можем прижучить — в конце концов, «Хронику» он редактировал, на советский строй клеветал, заявления всякие подписывал. Но у него сейчас и валюта есть — а это тот отдел, где ты служишь, — и с иностранными разведками он очевидно общается. Уж не знаю, выполняет ли он конкретные поручения агентов ЦРУ, но в обвинительном заключении это будет смотреться красиво. К тому же за это больший срок дают.
— И что ты предлагаешь с ним делать?
— То же самое, что мы с ним делаем уже сейчас, — я улыбнулся. — Дай сигарету.
У меня был свой «космос», но мне почему-то захотелось покурить импорт. Валентин не был жадиной — своим «мальборо» он делился легко и непринужденно. Мы прикурили, выпустили по клубу дыма, и я продолжил:
— Я уже сказал Филиппу Денисовичу, что его надо передавать вам, в ВГУ, и он согласился. Но пока, кажется, идут переговоры на высшем уровне, и я даже предположить боюсь, чем они закончатся и когда именно. Но в нашей следственной бригаде Второе главное представляешь ты, так что тебе и карты в руки. То есть забирай Якобсона в своё полное и безраздельное владение, составляй план работы с ним и начинай действовать.
Валентин недоверчиво посмотрел на меня.
— Это какой-то подвох?
— Никакого подвоха, — я снова затянулся. — Якобсон сядет, тут сомнений быть не может. Но у Филиппа Денисовича есть желание раскрутить его на полную катушку. А полная катушка в данном случае — это работа на иностранную разведку и незаконные валютные операции. По нашим статьям я его отправлю за решетку лет на пять максимум… он выйдет через три, если будет себя хорошо вести, и снова примется за прежние занятия. Так что, на мой взгляд, пусть отсидит за шпионаж лет десять или даже пятнадцать, за это время он забудет, как ручку держать. Особенно если не стесняться и отправить его на строгий режим.
Валентин хмыкнул.
— У тебя к нему что-то личное?
Я улыбнулся в ответ.
— Вчера мой бывший начальник из Сумского управления… сейчас он генералит в Киеве… сказал, что для меня борьба с антисоветчиками — смысл жизни. Это не совсем так, но недалеко от истины. Просто, например, Петр Якир повел себя правильно — не упорствовал в своих заблуждениях, слушал голос разума в моем лице, поэтому и поедет через неделю-другую в колонию-поселение в Рязанскую область, причем всего на год. А Якобсон — натуральный кретин с промытыми напрочь мозгами, который почему-то уверен, что он умнее всех остальных вместе взятых. И ещё он убежден, что его промытые мозги дают ему право смотреть на нас, сотрудников госбезопасности, свысока — мол, мы не понимаем, какой великой цели он служит. И я хочу ему показать, что всё мы понимаем, только не разделяем его убежденность в том, что американская идеология — вершина развития человеческой цивилизации. Думаю, десятка лет за решеткой с регулярным попаданием в ШИЗО ему хватит, чтобы понять всю степень его морального падения.
Я заметил, что Валентин немного напрягся.
— Что-то не так? — спросил я. — Если что, я могу и подождать, пока наше начальство договорится. Только тогда Якобсон тебе вряд ли достанется, а сам понимаешь, что успешное разоблачение шпиона и в целом выполнение этого поручения может очень выгодно смотреться в твоем личном деле.
— Да я не о личном, — отмахнулся он. — Хотя выгоду, конечно, вижу… может, даже обратно вернут, а мне этого очень хочется, если честно. Я о другом. Ты вот говоришь о десятке строгача, о ШИЗО, но при этом я прямо-таки нутром чую, что ты не договариваешь.
