Когда смена закончилась, я протирал стаканы.
Голова гудела, последний клиент, заблевавший пол туалета и бледный, как растёкшаяся ряженка, свалил в 4:20 утра…
Пусть катится колобок. Я ухмыльнулся, вспомнив, как, заказывая «Кровавую Мэри», он стягивал с тугого жирного пальца обручальное кольцо. Как же… Тут все такие.
Находчивые и смышлёные, не забудьте только смыть тональник с щёк, слюнявые, похотливые мужчинки.
Закинув в мусор последний пустой пакет от сока, я пересчитал оставленный бабосик на чай. Не густо…
Давно известно, что самые жирные чаевые остаются в тонких трусиках танцовщиц. Нам, барменам, остаётся только глазеть на бесплатные танцы и догоняться… ой, извините – дегустировать коктейли. За счёт заведения.
Цокая каблуками, из гримёрки вышла Надин.
– НАДИН! – стянув с шеи полотенце, я на ходу скинул его на стойку и побежал за ней.
Не останавливаясь, виляя бёдрами, она шла на выход.
– ДА ПОДОЖДИ ТЫ!
Резко остановившись, она посмотрела на меня. Макияж смыт. Волосы собраны в хвостик. Жуёт жвачку. Взгляд уставший.
– Есть минутка поговорить?
Она смотрит через плечо. Надувает пузырь.
– Говори.
Я, сложив руки в карманы и потупив глаза в пол, выпаливаю:
– Мы можем сходить кофе выпить…
Пауза. Пауза. Чёрт, пауза. Долгие, невозможно долгие пять секунд.
– Тут рядом неплохое кафе, я угощаю.
Пузырь лопается. Поднимаю глаза. Она берёт меня за щёку – как пупса. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Я ощущаю холод от её пальцев. Чувствую запах её духов.
– Нет.
Каблуки разворачиваются. Надин уходит.
В этом «нет» собрано всё самое ужасное, пакостное, что может напридумывать себе мужчина.
Кто я для неё? Бармен на зарплате? Паренёк, который после двадцати семи лет не смог найти нормальную работу и околачивается здесь, в этом полумраке, разливая один напиток за другим?
Кто я для неё? Пустое место. Мальчик «налей–рассчитай».
Камера удаляется… оставив меня в центре танцпола.
В клубе было тихо – разве что швабра уборщицы возюкалась туда-сюда. Но в голове у меня играла грустная музыка. Кавер на песню Эминема и Дайдо. Да, точно вам говорю. У меня неплохой музыкальный вкус.
– Вот тогда-то ты и сказал, цитирую: «Провались всё пропадом».
Я снова сидел в трясущемся автобусе и с отвисшей челюстью не понимал, как это ему удалось выкинуть такой трюк?
Глава 6
– Ловкость рук и никакой магии, – опередил меня водитель.
Я задумчиво качнул головой и резко сдёрнул с себя куртку. Мои импульсивные движения не поддавались объяснению – я действовал точно истеричка.
Пальцы, как китайские палочки, проскакивали между пуговиц. Долбанная клетчатая рубашка. Стянув и её, я, сидя с голым торсом, стал осматривать руки… вены… плечи… Посмотрел на пузо… достал пупочный комочек.
– Куда… – не отрываясь от осмотра тела, я продолжил: – вы меня накачали? Кольнули, пока я спал?.. Или дело в парах, пущенных через вентиляцию? Новый вид колёс? Порошок? Капли для глаз? Яд лягушки? Да… Я УГАДАЛ!?
Водила разразился смехом.
– Может, хватит?
Ржёт.
– Да хорош.
Ржёт.
– Ну серьёзно, достал.
Водила принялся вытирать слёзы… Его «аха-ха» сошло на редкие «хо… хо… хо…» – как у китайской игрушки, у которой сели батарейки.
– Оденься, будь добор. Дал пузу подышать – достаточно.
Я, не отрываясь от затылка водителя, наощупь положил пятерню на соседнее кресло. Рубашки не было… Повернув голову, я увидел, что рубашка вместе с курткой свалилась вниз.
Ну отлично… Нагнувшись, незаметно понюхал подмышки. Пахнет всё как раньше… Я знаю (читал в смысле), что от наркоты обильно потеешь, но сейчас всё чисто.
Я почесал затылок, ещё раз взглянул на вены и принялся залазить правой рукой в рукав.
– Убедился, что сам хотел провалиться в тартарары?
Закончив со вторым рукавом, я принялся за пуговицы.
– Ну, раз… может, сказанул. Это же фигура речи такая…
– Раз? Ха! А что ты скажешь на это? – водитель щёлкнул пальцами, и прямо перед моими глазами появились восемь экранов. Четыре вверху и четыре внизу, как в дополненной реальности.
Челюсть поползла вниз. Я стек по сидушке.
– Твою мать…
На экранах были кадры со мной. Как если бы кто-то снимал это на скрытую камеру.
– Давай начнём с этого.
Левый верхний экран ожил, и из динамиков автобуса послышался плеск воды.
Я разглядывал себя, сидящего на толчке. Штаны спущены, напротив меня – раковина с открытым краном.
– Не можешь ходить по-большому без звукового сопровождения?
Мне было не до шуточек. Я внимательно изучал белый кафель на стенах, свою скрюченную позу – точно торшер в гостиной. Я, наклонившись вперёд, навис над телефоном.
– Провалиться мне проподом, – заключил я, тужась и выдав «шпуньк». Затем обернулся и нажал на смыв.
– Бьюсь об заклад, у тебя был повод это сказать, – подбодрил меня Водитель и переключился на второй экран.
Я сижу в баре. Подпираю рукой подбородок. Икаю… разглядываю принесённый счёт и от выпитого виски прихожу к выводу, что счёт мой оброс лишним нулём справа. Чернила на кассовом чеке съехали, что ли?
– Проаавалисямнепроводом, – пробурчала моя копия и снова икнула.
– Ты сказал: «Провалиться мне пропадом», – подал голос Водитель.
Я посмотрел на него взглядом библиотекаря, увидевшего порванный корешок.
– Идём дальше.
Ожил третий экран.
Я одной рукой придерживаюсь за дверь общественного туалета, второй – держусь за живот. Даже отсюда чувствуется вонь от обилия мочи, пущенной мимо унитаза.
– Три… два… пли! – озвучил крутитель баранки.
Из горла, как из жерла вулкана, полилась лава.
– Прова… блеее… лить… блеее… мне… блеееееее…
– Давай следующий.
– Эй, я не договорил! – встрял я. – Не считается.
– Считается.
– Это ещё почему?
Въехав в ямку, автобус дёрнулся, и я подпрыгнул на заднице.
– Ты подумал об этом – и этого достаточно, – Водила одной рукой закрыл окно и поглядел на меня.
– И что из этого вытекает?
– То, что ты провалился пропадом.
– Ааааа… Ну теперь мне всё ясно.
Вскочив с места, я побежал по проходу назад, и вслед мне летели слова:
– НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО!
Но было уже поздно.
Глава 7
А сделал я вот что…
Хорошо разбежавшись, я решил бросить вызов законам физики.
Внимание: в ход пойдёт неустаревающее в кинематографе замедление времени. Бьюсь об заклад, ваша фантазия всё дорисует как надо, но я, если что, подстрахую – расскажу, куда навести свой взор.
Итак, прыжок…
Пятки отлипают от пола. Темечко тянется ввысь… выше… выше… и ударяется об обшивку автобуса.
Глухой удар – нечто среднее между БАМ и ДУФ.
В глазах – искры. Зубы стукнулись друг о друга. Я прикрываю глаза и валюсь в проход между креслами.
Руки ударяются о спинки, сиденья… Моё тело неуклонно… Нет, не так – у нас же замедленная съёмка: неееееееууууууууклоооооннооооо тянется к полу.
Камера этого талантливого оператора успевает сделать 360 градусов вокруг падающего тела. Не спрашивайте, как – я не силён в этом. Но вам вдруг становятся видны то застрявшая жвачка в рифлёной подошве кроссовок, то летящая перхоть от взъерошенных волос, то моё перекошенное от боли лицо. А потом я подбородком клацаюсь об пол. Шея хрустит в трёх… четырёх местах. Что-то вроде: хрусь-хрусь-хрусь-хрусь – и из груди вырывается стон.
