Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел

— А тебе нельзя!

— Нельзя, нельзя… всё мне нельзя!.. А чего один раз бАхнул? А ещё? Здорово же еб… взорвалось!

— Вот Вовчик вернётся — у него и спросишь за «ещё». Но, кажется, огнетушителей у нас больше нет…

— Дааа, хоть бы Вовчик вернулся… скорее, я имею ввиду! — увидя посуровевшее лицо Катерины, торопливо добавила Зулька.

С колокольни, через небольшое оконце, выходящее в их сторону, раздался свист. Все повернулись в ту сторону. По натянутой из окошка наклонно леске к окопу заскользил маленький светлый предмет. Стоявшая ближе всех к закреплённому колышком концу лески Гулька перехватила его, подвешенный на леску петелькой, оказавшийся пластиковой баночкой из-под витаминов. Почта! Торопливо свинтила крышку, вытряхнула на ладонь свёрнутую бумажку. Не успела развернуть, как со всех сторон послышалось:

— Что там? Что случилось? Что пишут?

Быстро пробежала глазами корявые торопливые строки отцовского почерка:

— … срочно… Андрею — в церковь. Собираются идти крестным ходом, вра… вразумлять. Тут дальше ещё — но всё… эээ… ругательски.

— Матерно! — кивнула головой заглядывавшая через плечо сестры Зулька — Я же говорила!

— Господи… — зашевелился, поднимаясь с дна окопа Отец Андрей, — Вразуми неразумных! «Крестным ходом они пойдут!» Это всё Леонида воду мутит! Сейчас я им «пойду!»

В джипе разместились так: Гришка на водительское сидение, Хотон рядом с ним, на пассажирском; Вовчика же втолкнули на заднее, и Гришка заблокировал дверцы, чтобы тот, значит, не вздумал выскочить. Впрочем, козе понятно, далеко б он точно не убежал; так что это так — для порядка.

Развернулся всем корпусом к смирно сидящему Вовчику:

— Ну, падла, сам пришёл?? Говори, паскуда, что хотел — потом с тобой решать будем!

Обшарил его взглядом: обветренное лицо, аккуратно подстриженная бородка от уха до уха; светлые глаза смотрят спокойно и, как подумалось, а вернее, хотелось думать Гришке, обречённо. Под воротником в самодельном кармашке и самодельной же лямкой пристёгнута маленькая рация. Кармашек аккуратно так пришит — маленькие ровные женские стежки…

А Хотон уже, также развернувшись на сидении, наставил на парламентёра-пленника пистолет. Импортный, новенький, не что-то там… — как отметил для себя Вовчик. Ну что… решающий момент.

Вовчик поворочался на сидении, устраиваясь поудобнее; правой рукой расстегнул верхнюю пуговицу брезентового плаща. Был он под плащом каким-то толстым, как отметил про себя также уже Гришка, наверное понадевал под низ кучу свитеров, мурло деревенское! Сам-то он в лёгком дышащем зимнем камуфляже и L2 термобелье под ним чувствовал себя вполне легко и свободно, не то что этот…

— Ну?? Падла…

— Не нукай, не запряг! — совершенно спокойно и даже, как Гришке показалось, нагло ответил Вовчик.

— Чи-ивоо?? Да я с тобой ща вааще разговаривать не стану, я тебя ща…

Не обращая внимания на Гришкины вопли Вовчик вдруг обратился к Хотону:

— Вы… этот?.. как его? Из Оршанска, да?

Хотон кивнул, не отводя ствола ЧеЗета.

Чем-то этот парень ему не нравился. Возможно своим спокойствием. И что сам пришёл. И тем, что не торопился просить о снисхождении и так далее. Ясно же, что несмотря на снайпера, несмотря на отбитую атаку, на окопы и, как оказалось, насыщенность ручным огнестрельным оружием — в основном, конечно, охотничьим, какими-нибудь ржавыми обрезами, — «пригорок» сейчас будет взят. Ребята разозлились; перевес в численности и в автоматическом оружии будет, несомненно, реализован! И тогда всем там не поздоровится. А этот сидит и «Не нукай!» От страха, что ли? Не похоже…

— Вы поосторожней с пистолетом-то! — увещевательно посоветовал Вовчик, — Чего вы на меня его наставили? Я же сам пришёл, и, понятно, что не побегу… А у вас рука дрогнет — выстрелите ещё чего доброго… в меня. И — с собой покончите. Оно вам надо??

— Чего?.. — растерялся Хотон. Гришка тоже заткнул фонтан угроз и сквернословия, замолчал недоумённо. Вовчик же продолжил:

— Вам вообще надо бы вести себя со мной осторожно и внимательно… а ты, Гриша, так необдуманно меня ногой пнул! А если бы у меня палец соскочил??

— Какой… палец? Чо ты несё…

— Вот этот! — Вовчик поднял на уровень груди левую руку, сжатую в кулак; развернул её сжатой ладонью к Гришке и Хотону. Сразу стали видны два проводка, красный и белый, выходящие из рукава и скрывавшиеся в кулаке, в запястье прихваченные к предплечью узким прозрачным скотчем.

В кулаке Вовчик сжимал некий пластиковый прямоугольник, в который, собственно, эти проводки, судя по всему, и уходили. Под большим пальцем Вовчика, побелевшим от напряжения, вытарчивала из пластика большая красная кнопка. Она была нажата.

Глаза Хотона от ужаса расширились. Гришка ничего не понял.

— Ну? И чё??.

Не обращая внимания на тупого Гришку, обращаясь к Хотону, который, судя по всему обладал сооображалкой чуть получше, Вовчик продолжил:

— Мы же не хотим сразу на небеса, не поговорив предварительно?? А вы меня пинать… толкать… необдуманно! Вот, видите!..

Он ещё раз продемонстрировал кулак с зажатым предметом.

— … обратного действия! То есть стрелять-то в меня вы можете; но с таким же успехом можете стрелять и в себя! Поскольку…

И уже обращаясь к Гришке, до которого, наконец, тоже что-то стало доходить:

— … если я, даже подстреленный, палец с кнопки уберу… а я уберу, вы ж понимаете! — то… бум!

Вовчик сказал «бум» и улыбнулся. По внезапно побелевшему лицу Хотона, по дёрнувшемуся в сторону стволу наставленного пистолета; по тому, что Гришка, не оборачиваясь к дверце, зашарил по ней дрожащей рукой, нащупывая кнопку разблокировки, он понял внезапно, что всё получится. Всё. Получится. Обосрались, гады! Сейчас главное не пережать…

— Да я держу, держу я, особо-то не волнуйтесь. Пока, в смысле. Пока я не решу, что пора. Или пока вы сами не решите это… с собой покончить! Это я чисто чтоб поговорить. Без террора, так сказать, вменяемо, как интеллиге… то есть как деловые люди! Гриш! Гриша — ты за ручку-то не хватайся, а?? Не успеешь. Сиди лучше спокойно, разговаривай. Не успеешь, говорю! Сейчас палец уберу — а на мне пять килограмм тротила и шрапнель! Куда вот ты спешишь??

Гришка убрал разом ослабевшую руку с дверной ручки. Начал краснеть, в отличии от бледного как серый газетный лист Хотона.

— Гонишь!.. — хрипло произнёс командир отряда и теперь уже признанный Уполномоченный по району. Заманил, сука… Специально… Надо было его сразу, как увидели, что вылез… Сука, сука, чо же желать??.. Мысли метались в черепной коробке как в клетке. Гришка чувствовал, как наливается кровью лицо, как после хорошей пьянки. Чо делать?? В голову не приходило ничего дельного. Заманил, сука…

— Гонишь! — повторил Гришка и грязно выругался. Хотон молчал, только что убрал пистолет.

— Чо гоню??.. — с немного обиженным видом возразил Вовчик, — На — покажу!

Держа левую руку с кнопкой чуть на отлёте, правой стал дорасстёгивать плащ. Расстегнул до пояса — и ясно стало, почему он казался таким толстым не по комплекции и неуклюжим: его опоясывали прямоугольные на вид бруски, плотно обмотанные многими слоями коричневого скотча. Из-под туго натянутой ленты многообещающими бугорками вытарчивали шарики — по размеру как крупная картечь или мелкие шарикоподшипники. Много. Густо. Туда же, под скотч, уходили и два провода из рукава, красный и белый. В глаза Хотону бросилась квадратная батарейка, так же примотанная скотчем, но уже прозрачным, к верху заряженного пояса.

Упала пауза.

Шахид, нах… попали… зачем только согласился на эту «командировку»… полгода ныкался от мобилизации на фронт; вернее, не ныкался, а «осуществлял полезную для Великих Регионов деятельность в тылу» — и сейчас его укокошит какое-то деревенское чмо… вместе с этим никоновским идиотом… из-за каких-то чисто их, внутренних, никому в Большом Мире неинтересных деревенских разборок… и никто не узнает как и что… пять кило?? Врёт, не может тут быть пять кило; но какая разница, видно, что много… Тут и от джипа ничего не останется, и хоронить нечего будет… бляяя…