Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Такое могло случиться с кем угодно. Брат Перегрин, бывший декоратор на Бродвее и владелец летнего театра, первым читал раздел «Искусство и досуг». Будь круг его интересов чуть шире, включая не только театральное искусство, он мог бы прочитать колонку об архитектуре, и теперь он бродил бы по миру и раздавал советы, касающиеся личной жизни, красивым женщинам. Брат Иларий, чье увлечение историей привело его к коллекционированию марок и монет – эти темы также освещаются в разделе «Искусство и досуг» – тоже читал этот раздел газеты прежде, чем он дошел до меня, и он мог заметить ту статью. Даже брат Валериан, владелец печально известной оранжевой ручки «Флер», который с большим удовольствием читал критические отзывы о выставках, тоже видел этот раздел раньше меня. Если бы кто-то из них – любой из них – повнимательней отнесся к колонке об архитектуре, мне не пришлось бы сегодня покидать монастырь, я не трясся бы вчера в поезде, и Эйлин Флэттери не вошла бы в мою спокойную и размеренную жизнь.

Пока мы закрывали за собой двери монастыря, я не мог не вспомнить Притчи, главу 23, стих 8: «Как птица, покинувшая гнездо свое, так человек, покинувший место свое». Или, как писал Шекспир в «Как вам это понравится»: «Дома мне было лучше». [19]

Что ж, хотя бы погода сегодня стояла лучше, чем накануне. Тучи и сырость исчезли, оставив по-королевски синее небо и свежий, пронизанный солнцем воздух – редкое, но возможное явление в середине декабря. Если уж приходится отправляться в Странствие – такая погода подходит как нельзя лучше.

Как и время суток. Вчера мы вышли в утренний час пик, и с самого начала погрузились в поток спешащих мужчин и женщин. Сегодня мы покинули обитель в два часа дня, и напряженность на улицах заметно спала. Людей, автомобилей, такси, автобусов и грузовиков все еще было слишком много, и большинство из них двигались слишком быстро, но отчаянный и устрашающий напор стал слабее. Водитель цветочного фургона, припаркованного возле монастыря, дремал, уткнувшись в положенную на рулевое колесо газету, будто отдыхал возле ручья на природе, а большинство его сограждан, казалось, спешат куда-то больше по привычке, чем по необходимости.

Наше сегодняшнее путешествие протекало исключительно пешком. Мы пересекли Парк-авеню на перекрестке и двинулись на запад по 51-й улице. В квартале между Мэдисон-авеню и 5-й авеню мы миновали церковь святого Патрика – определенно, одну из наших. Хотя по сути, это скорее красивое величественное сооружение, чем действующая церковь, ведь число прихожан не превышает трехсот душ. Видите ли, в центре Манхэттена почти никто не живет; людей вытеснили, чтобы освободить место для офисных зданий.

Миновав 5-ю авеню, мы прошли через Рокфеллер-центр – денежный собор, содержащий в себе множество маленьких часовен Странствий. На 6-й авеню мы свернули налево, мимо здания «Америкэн Метал Климакс» – не уверен, считается ли нарушением шестой заповеди то, что это название показалось мне забавным [20] – затем прошли три квартала мимо мюзик-холла «Радио-Сити», Тайм-Лайф-билдинг, РКА-билдинг, [21] Стандарт-Ойл-билдинг и здания компании «ЮС Раббер», пока не достигли Солинекс-билдинг.

– Как много небоскребов, – заметил я. – И все равно им нужны еще.

– Это офисов комплекс, [22] – объяснил брат Оливер.

Я сделал вид, что не расслышал его.

Солинеск-билдинг представлял собой семь миллионов слепленных вместе прямоугольников из стекла, хрома и материала, похожего на камень, но, вероятно, им не являющегося. Здание стояло не вплотную к тротуару, оставляя место для фонтана-статуи. Абстрактная статуя изображала, кажется, однокрылый самолет с корью, промахнувшийся при посадке на палубу авианосца и ныряющий носом в океан. Во всяком случае, так она выглядела для меня.

Для брата Оливера скульптура, очевидно, выглядела иначе.

– Жена Лота, [23] – прокомментировал он, проходя мимо.

В холле здания разные группы лифтов предназначались для подъема на разные этажи.

– Нам нужен пятьдесят седьмой этаж, – сказал брат Оливер. – Один из вон тех лифтов.

– Похоже, это очень высоко, – заметил я, следуя за аббатом.

– У тебя бывает кровотечение из носа? – спросил он, нахмурившись.

– Понятия не имею.

В кабине лифта звучала безвкусная музыка, стены были отделаны под дерево; мы делили кабину с еще несколькими пассажирами. Три болтающие и жующие жвачку девушки вышли на пятьдесят первом, сгорбленный старик, держащий коричневый конверт размером едва ли не с него самого, вышел на пятьдесят четвертом, два элегантно одетых японских джентльмена – на пятьдесят шестом. Доехав до пятьдесят седьмого, мы с братом Оливером ступили на бледно-зеленый ковер, покрывающий пол просторного помещения с приемной и зоной ожидания, где стояли красные диванчики из кожзаменителя. Огромные красные буквы на стене над стойкой регистрации складывались в слово ДИМП.

Брат Оливер назвал наши имена сдержанной секретарше, говорящей с английским акцентом. Она пощелкала кнопками навороченной телефонной панели, затем сказала:

– Присаживайтесь. Помощник мистера Сноупса вскоре к вам подойдет.

Красные диванчики были в датском стиле, примитивные по конструкции и неудобные для сидения. На белых пластиковых столиках между ними лежали журналы «Форбс», «Бизнес уик», несколько журналов о недвижимости и некое издание под названием «Путешествия и отдых», оказавшееся журналом для пользователей кредитных карт «Америкэн Экспресс», об отдыхе и удовольствиях, что можно получить в таких местах, как Бангкок. Брат Оливер взял этот журнал – я промолчал – а я остановил выбор на «Бизнес уик», журнале, который никогда раньше не видел. Вскоре я заметил, как часто в нем используется слово «агрессивный» при описании желаемых и одобряемых действий. Другой деятельностью, которую в журнале считали предпочтительной, было «затягивание поясов». Полистав журнал, я пришел к выводу, что весь американский бизнес разделен на два лагеря: агрессивных и затягивающих пояса, причем «Бизнес уик», не способный выбрать лучшее из худшего, беспрекословно превозносил и тех и других.

– Брат Оливер? – Голос звучал с таким же английским акцентом, что у секретарши, но был мягче и принадлежал более дружелюбной на вид девушке.

По ее зову мы отложили журналы, встали последовали за ней по длинному коридору со стенами кремового цвета, увешанными черно-белыми постерами с фотографиями небоскребов, пока не попали в большой кабинет, где доминировали два панорамных окна во всю стену. За ними были видны пятьдесят седьмые этажи соседних зданий. В кабинете также стоял деревянный стол в форме фасолины, размером с бассейн, что устраивают на заднем дворе, а также заросли растений в горшках, высотой от одного до четырех футов, два больших макета зданий на отдельных столах и стройный загорелый мужчина с ястребиным лицом, который обошел край стола и направился к нам с непринужденной улыбкой и протянутой рукой.

– Брат Оливер! И брат Бенедикт!

Брат Оливер пожал руку за нас обоих. В делении американского бизнеса хозяин кабинета явно не относился к «затягивающим пояса». Агрессия так и перла из него сияющим маслянистым потоком.

– Я Элрой Сноупс, – сообщил он, все еще сжимая руку брата Оливера. – Мы с вами уже общались по телефону. Присаживайтесь, братья.

Он отпустил руку брата Оливера, чтобы сделать широкий жест в сторону пары кресел с деревянными подлокотниками, черными кожаными сидениями и спинками.

– Кофе? Кока-колу? Чего-нибудь еще?

Мы отказались.

– А я бы выпил кофе, – настаивал Сноупс.

Мы все еще стояли, а он нависал над нами, улыбаясь, ожидая ответа, подавляя своей харизмой, словно фокусник на детском празднике.