В Рождество у каждого свой секрет - Стивенсон Бенджамин

Она подняла руки вверх:

– Поймана на месте преступления с кровью на руках, да?

Готов поспорить, что она отрепетировала эту фразу. Выбрала интонацию, которая должна обезоружить меня, напомнить мне ту Эрин Гиллфорд, на бескровный палец которой я когда-то надел обручальное кольцо. «Это все еще я», – как бы говорила она. Но за этим притворством я различил настоящие страдания и усталость.

Должно быть, я задержался с ответом, потому что она сказала:

– Прости, что позвала тебя.

– Ты знала, что я приду.

– Я не знала, кому еще позвонить. – Тон у нее был извиняющийся.

– Ты помнишь, что Марсело – адвокат? На случай, если у тебя возникнут настоящие проблемы. – Я обвел взглядом камеру, а потом снова посмотрел на ее руки.

– Ты мне нужен, Эрн, – повторила она, совсем как в том сообщении. – Марсело может только шуметь и говорить на латыни. Я не собираюсь тянуть время всякими юридическими проволочками. Мне нужен тот, кто раскроет это дело. – Она замолчала, а потом вдруг спросила: – А Джульетта не возражала, чтобы ты приехал?

– Я ей не… – замялся я. – Она не знает. Ей не нравится, когда я связываюсь с… разведенными убийцами.

Я прекрасно понимал, что именно взаимная ложь разрушила наш брак с Эрин, и будет неправильно начинать с Джульеттой таким же образом. Но покаяния в чем-то похожи на утреннюю гимнастику: этим можно заниматься лишь в ограниченный промежуток времени, но стоит один раз пропустить, и потом становится труднее собраться с духом.

Эрин издала странный звук, смесь икоты, смешка и всхлипа, а потом натянула на себя одеяло, растерявшее, должно быть, три четверти прежнего тепла. Я заметил, что ее волосы, подстриженные короче, чем раньше, до линии подбородка, тоже слиплись в зловещий темный клубок. Потом снова перевел взгляд на нее и понял, что она пристально смотрит на меня. Ее глаза налились кровью, и все лицо тоже было в крови.

Тут до меня дошло, что ее отрешенность была не напускной, чтобы произвести на меня впечатление, а совершенно искренним безразличием к тому, какую эмоцию выбрать: страх, страдание или, может быть, чувство вины, усталость, печаль и, конечно же, злость.

– Они не разрешают мне принять душ, – пожаловалась она с кислой гримасой и потянула за слипшийся в щупальце клок волос. – И почистить под ногтями. Говорят, это улики.

– Мне нравился Лайл, он был для тебя хоро…

– Тебе не обязательно это говорить.

Мы сидели в тишине, такой же удобной, как эта койка, то есть совсем неудобной. Я посмотрел на часы. Половина седьмого. Выступление Райлана Блейза начнется через два часа. Если вам кажется странным, что я так рвусь успеть на выступление фокусника, расследуя дело об убийстве, то могу объяснить. Это шоу продюсировал фонд Лайла: все, кто на него работал, непременно соберутся в театре.

– Ну и жара, – наконец произнес я.

– Ты так и не спросил, это я его убила или нет, – сказала Эрин.

– А должен был?

В первый раз за все время уголки ее губ дрогнули в искренней улыбке.

Глава 3

– Эрнест, я не собираюсь тебе врать. Знаю, как ты любишь вести дела. Итак, честный детектив встречается с честным подозреваемым. И хочу сразу сказать, что прекрасно понимаю, как это выглядит со стороны. Когда я выложу тебе все факты, а их огорчительно мало, ты поймешь, что должен сложить пазл, имея на руках только половину фрагментов.

– Факты сами все расставят по местам, – сказал я.

– Я легла спать примерно в четверть одиннадцатого. Лайл отстал от меня буквально на пару минут. Хотела бы сказать, что мы решили почитать перед сном, прикинуться интеллектуалами, но нет, это неправда, и я признаюсь, что наши книги… ну хорошо, моя книга и его наушники, потому что он предпочитает аудио, преспокойно лежали на тумбочке, а мы занимались тем же, чем и любая другая супружеская пара: пролистывали новости в телефоне, пока не уснули. Было, наверное, чуть больше половины двенадцатого. Ночью я один раз просыпалась, чтобы сходить в туалет. Но время не засекала. Хотя помню, что было еще жарко.

В другом случае такой обстоятельный рассказ вызвал бы у меня подозрения, но я вспомнил, что Эрин, вероятно, целый день подробно пересказывала все это полиции, а потом готовилась к встрече со мной. И теперь ее рассказ выглядел хорошо отрепетированным.

– Я проснулась без пятнадцати восемь. Солнце уже встало и палило немилосердно. Мой будильник поставлен ровно на восемь, но обычно я опережаю его. Лайла в постели рядом со мной не было. Но здесь нет ничего удивительного. Он ранняя пташка.

Следующая ее фраза полностью совпадала с той, что она оставила мне в голосовом сообщении, вплоть до дрожи в голосе:

– Я протерла глаза. И вдруг что-то почувствовала. Сначала я подумала, что это корочки после сна, а потом поняла, что и на руках они тоже есть. И запах, господи, этот запах! Руки, простыни – все было в крови. Я закричала. Просто сидела и кричала: «Помогите!» Стыдно признаться, я даже не подумала о Лайле. Почему-то сразу решила, что это моя кровь, что кто-то пробрался в спальню и зарезал меня, а я проснулась в последние секунды перед смертью. Однако боли я не чувствовала и, ощупав себя, не нашла никакой раны. Только тогда мне пришло в голову, что кровь на руках может быть и не моей. Я выскочила из спальни и заметила нож, лежавший на верхней площадке лестницы. Он был похож на наш, из кухонного набора, но сказать наверняка я в тот момент не могла. Он тоже был весь в крови, до самой рукоятки. Я к нему не прикасалась. Капли крови покрывали всю лестницу сверху донизу.

Она моргнула, словно хотела смахнуть воспоминания.

– Или снизу доверху, – вмешался я. – Это как посмотреть.

Эрин прищурилась:

– Это у тебя такой метод?

– Что?

– Перебивать подозреваемого. Чтобы сбить с привычного ритма и на чем-нибудь подловить?

– Ты бы обиделась, если бы я ответил «да»?

Она смерила меня взглядом:

– Нет. Я всего лишь подумала бы, что за последнее время ты поднаторел в работе детектива.

Здесь я сделаю паузу и припомню одно изречение, утверждающее, что в любом деле можно добиться совершенства, потратив десять тысяч часов. Думаю, это подходит не только для игры на фортепиано, но и к работе детектива. Но трупов будет, разумеется, намного больше, так что я рассчитываю сыграть Шопена раньше, чем стану искушенным детективом, хотя бы для того, чтобы избежать лишних жертв. Если вы еще не забыли, я раскрыл дело об убийстве Лайла Пирса к утру накануне Рождества, списав со счета всего шестьдесят часов. Надеюсь, мне никогда не попадется убийство сложностью в десять тысяч часов.

– Между прочим, я действительно пытался выяснить, то ли кровь капала с ножа, который убийца принес снизу и оставил на лестнице, то ли, предположим, жертва спустилась вниз, уже получив удар ножом. Где именно ударили Лайла – это может быть важно. Но за комплимент спасибо. – Я заговорщицки наклонился к Эрин. – Итак, ты пошла по кровавому следу…

Она изучающе посмотрела на меня, а потом заговорила с большей настороженностью, чем прежде. Ведь на самом деле я спрашивал, не она ли принесла этот нож.

– Я пошла за каплями крови, – приподняв брови, сказала она, – откуда бы они ни появились. И внизу… ты уже знаешь, что я там обнаружила. – Она шмыгнула носом.

– Я знаю, что ты обнаружила, но хочу узнать, что ты увидела.

Эрин с трудом проглотила комок и заморгала. Видимо, она изо всех сил старалась выложить мне факты так, чтобы воспоминания не нахлынули на нее снова. Я вдоволь нагляделся на трупы и понимал, что эта картина всегда будет стоять у нее перед глазами.

– Лайл был мертв, – начала она безжизненным тоном, словно перепуганный ребенок, пересмотревший ужастиков и теперь с трудом ворочающий языком. – Его ударили ножом. Много раз. Его живот напоминал шлепнувшийся на пол праздничный торт. Повсюду была кровь. Он написал… да, я думаю, он что-то написал, но понимаю, что это звучит глупо, так что лучше сам посмотри. Я растерялась. Послала тебе эсэмэску. Потом перезвонила, оставила голосовое сообщение. И вызвала полицию. Они скажут тебе, что звонок поступил в семь пятьдесят две. Полиция приехала до восьми. Я все еще плакала, когда они вывели меня из дома, и так и не поняла, что арестована, пока не оказалась на заднем сиденье полицейской машины. Они привезли меня сюда. Допросили. Сняли отпечатки пальцев. Взяли образцы ДНК. И с тех пор я сижу здесь, вся в крови моего друга, а они не дают мне умыться, потому что мои руки могут понадобиться им снова. – Эрин разволновалась, слова наталкивались друг на друга, так долго сдерживаемые слезы опять потекли из глаз, оставляя дорожку на засохшей под глазами крови; она подняла трясущиеся руки. – Я пытаюсь успокоиться. Но с тех пор как мы пережили то убийство в горах, мне кусок не лезет в горло, стоит только вспомнить эти трупы, их запах, их лица, так что немытые руки были для меня настоящей пыткой. А еще они собираются прислать кого-нибудь, чтобы остричь мои волосы. Видимо, это тоже улика. И после всего этого, после того, как увезли тело, они сообщили мне телефон службы уборки. Ты знал об этом? Если кто-то отдаст концы в твоем доме, полиция собирает улики, фотографирует, а потом делает тебе ручкой – вот тебе ведро и швабра и разбирайся сама как хочешь со всей этой кровью и мусором. И слава богу, слава кому угодно, – она глубоко вздохнула, – что ты приехал.