Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

Хоть я и устал, но не сдавался, и даже спас положение, когда брат Перегрин поскользнулся, на миг ослабил хватку, и свиток попытался свернуться. Я вцепился в свой угол, и брат Перегрин быстро схватил свой. Но все же брат Клеменс бросил на него раздраженный взгляд и буркнул:

– Держи крепче, приятель.

– Извини.

Брат Клеменс продолжал читать. Остальные сгрудились вокруг, следя за выражением его лица. В комнате не было слышно ни звука.

Затем брат Клеменс произнес:

– Хм.

Все мы вперились в него глазами и привстали на цыпочки. Брат Клеменс, отмечая путь пальцем, не спеша перечитал отрывок текста и, закончив, кивнул.

– Да, – сказал он, подняв голову и оглядывая нас с мрачным удовлетворением. – Я кое-что нашел.

Теперь брат Оливер взял на себя роль задавать вопросы, и остальные инстинктивно уступили ему.

– Что ты нашел, брат? – спросил брат Оливер.

– Позвольте мне прочитать вслух, – сказал брат Клеменс. Вновь склонившись над договором аренды и с некоторым трудом найдя нужное место, он огласил: – Сугубо рентер [45] есть обладающий опционом на продленье.

Брат Оливер слегка повернул голову набок, словно прислушиваясь тем ухом, что лучше слышит.

– Кто чем обладает?

– Я прочту еще раз, – предложил брат Клеменс и прочитал: – Сугубо рентер есть обладающий опционом на продленье. – Брат Клеменс улыбнулся и, обратив эту улыбку в сторону брата Оливера, добавил: – Вы понимаете, что это значит?

– Нет, – сказал брат Оливер.

– Там говорится, что мы можем продлить договор, – пояснил брат Декстер.

– Там говорится, – уточнил брат Клеменс, – что опцион на продление аренды только у нас. Сугубо.

Покачивая головой, брат Оливер сказал:

– Опять это слово «опцион».

– Выбор, – объяснил брат Клеменс. – На этот раз, брат Оливер, это слово означает выбор. В договоре говорится, что у нас есть выбор: продлять его или нет.

В глазах брата Оливера вспыхнула надежда.

– Правда?

– Ядумаю, что правда, – сказал брат Клеменс. – Когда я узнал, что в 1876 при первом окончании срока аренды не было оформлено никаких новых документов, то подумал, что может быть предусмотрено автоматическое продление, поэтому мне было так важно точно узнать, что говорится в тексте договора. – Похлопав по свитку с договором, который мы вчетвером по-прежнему удерживали в развернутом виде, словно пациента под наркозом на операционном столе, он добавил: – И эта формулировка даже лучше, чем я надеялся. Я предполагал, в лучшем случае там будет сказано, что продление происходит автоматически, если ни одна из сторон не направит другой письменное уведомление о нежелании продлевать договор за определенный срок до даты его истечения. И этого было бы достаточно, поскольку мы никогда не получали такого уведомления. Но все даже лучше. Договор говорит, что арендодатель, владелец земли, не может отказать в продлении аренды, если таково наше желание.

– Тогда мы спасены! – воскликнул брат Оливер, и в общей радостной суматохе, последовавшей за этим, свиток выскользнул и свернулся, захлопнувшись на руке брата Клеменса, как медвежий капкан.

Высвободившись, брат Клеменс крикнул, требуя внимания.

– Нет, это не так, – сказал он затем. – Извините, но это не так.

– Что не так, брат? – переспросил брат Иларий.

– Это еще не наше спасение. – Подняв рукопись, теперь в виде плотно свернутого свитка, брат Клеменс пояснил: – Это не оригинальный договор. В нем не стоят подписи сторон. И это даже не копия в юридическом смысле; она не заверена нотариусом, и у нас нет оригинала, чтобы убедиться в точном совпадении текста. Эта бумажка не будет иметь достаточного веса в суде, чтобы окончательно решить дело в нашу пользу.

Брат Флавиан, вечный спорщик, вскричал:

– Но это доказывает, что мы правы! Разве мы станем лгать?

– Люди, как известно, лгут, – сухо заметил брат Клеменс. – Даже священники подчас наплевательски обращались с правдой.

– Ты хочешь сказать, что мы напрасно прошли через все это? – сказал брат Квилан. – И все, что мы выяснили – мы стали жертвой судебного произвола?

– Не совсем, – сказал брат Клеменс, и брат Оливер шумно вздохнул. Клеменс продолжил: – Хоть у нас и нет оригинального договора, у нас есть эта версия, и она может нам помочь. В судах бывали прецеденты, играющие нам на руку. Когда основной документ недоступен, его содержание может быть восстановлено по вторичным документам, и дело рассматривается так, как если бы основной документ был представлен в суде.

– О, брат Клеменс, – усталым голосом протянул брат Оливер и сел за трапезный стол, качая головой.

– Вот вторичный документ, – сказал брат Клеменс, размахивая свитком с иллюминированным договором. – В вашей запущенной картотеке, брат Оливер, могут найтись и другие вторичные документы, прямо или косвенно ссылающиеся на положения оригинального договора. Письма, налоговые счета, бухгалтерские книги, не знаю, что еще. Теперь, обладая этой копией, я представляю, что искать, могу просмотреть каждый документ, что у нас имеется, и составлю максимально полное представление об оригинальном договоре. Затем я попрошу своего друга, адвоката, вызвавшегося бесплатно помочь нам, связаться с адвокатом Флэттери, представить наше дело и предложить урегулировать его без суда.

– И ты и правда полагаешь, что у нас есть шанс? – сказал брат Оливер.

– Это зависит от того, – ответил брат Клеменс, – какие вторичные документы мне удастся обнаружить.

– И ты начнешь поиски немедленно?

– Как только приведу себя в порядок, – сказал брат Клеменс, – и прерву пост.

– Ах да, – сказал брат Оливер. – Конечно.

Да уж. Мы были настолько поглощены поисками, что все более обыденные вещи были отложены или забыты. Завтрак, например. Мы никогда не едим до утренней мессы, а сегодня мы вообще не ели. Я внезапно осознал, что умираю с голода, и видел те же мысли на окружающих меня выпачканных лицах.

Об этом и говорил брат Клеменс – после того, как мы копошились на затхлом чердаке, покрывались грязью, царапинами и синяками, изгваздались и перепачкались с ног до головы, мы выглядели больше похожими не на монахов, а на обитателей средневекового сумасшедшего дома.

Как и то, что нас окружало. Эта комната, кабинет брата Оливера, представляла собой бурлящий поток глубиной по колено из неопознаваемых бумаг. Пыль, что мы принесли с собой, висела в воздухе и оседала на всех поверхностях в комнате.

– Ну, здесь вряд ли можно что-то найти, – сказал брат Квилан. – Я приберусь.

– Я тебе помогу, – сказал брат Валериан.

– Здорово.

Наша сплоченная команда распадалась на отдельные группки. Брат Лео, наш повар, объявил:

– Я на кухню. Кто сегодня дежурит со мной?

Оказалось, что братья Тадеуш и Перегрин.

– Ну, тогда пошли, – проворчал брат Лео.

– Задержитесь на минутку, – сказал брат Клеменс и, когда все повернулись, уделив ему внимание, добавил: – Надеюсь, все понимают значение этого открытия.

– Значение? – переспросил брат Оливер. – Помимо очевидного?

– Все это означает, – сказал брат Клеменс, жестикулируя свитком с договором аренды, – что брат Сайлас, по-видимому, был прав. Оригинальный договор, возможно, украден, чтобы помешать нам доказать свое право. Поэтому, я думаю, никому из вас не следует распространяться о копии, которую мы нашли.

Мы все кивнули с мрачным видом, затем кухонное трио отправилось готовить завтрак, а остальные – умываться и переодеваться.

Брат Оливер ненадолго задержал меня у лестницы.

– Поговорим после завтрака, – сказал он.

– Да, брат, – ответил я.

Смывая с себя чердачную грязь, я задался вопросом: подумал ли брат Клеменс – или кто-нибудь из остальных – об еще одном значении нашего открытия? Если брат Сайлас прав, и договор украден кем-то, работающим на Флэттери или на ДИМП, то кто это мог быть? Кто, если не один из нас?