Доктор Торндайк. Безмолвный свидетель - Фримен Ричард Остин

Но как мне поступить? Вот самый срочный, жизненно важный вопрос. Заткнуть многочисленные отверстия и слабые места в стене невозможно. Единственное уязвимое место – дверь. Если бы я смог установить какую-то связь с внешним воздухом, какое-то время можно было бы не считаться с ядовитым газом, которым вскоре буду окружен.

Прежде всего нужно подумать о замочной скважине. Ее нужно немедленно освободить. Порывшись ощупью в сумке – я понял, что нужно экономить спички, – нашел подходящего размера зонд, сунул его в скважину, и мои надежды немедленно рассеялись. Зонд уперся в металл. Замочную скважину не заткнули тряпкой, а закрыли металлической пластинкой, прикрепленной снаружи. С растущей тревогой, но с выработанной годами аккуратностью я положил зонд назад в сумку и принялся снова обдумывать свое положение и определять ресурсы. И тут у меня появилась идея. Надежда на нее слабая, отчаянная, но все же это идея.

Существует хитроумный вид карманного ножа, придуманный специально в интересах торговли ножами; такие ножи обычно женщины (под влиянием уговоров) дарят мужчинам. У меня был такой. Мне его подарила тетя, и сентиментальные соображения побуждали меня находить для него место в кармане, хотя я из-за этого постоянно ворчал. Но в критический момент мне он пригодился, со штопором, буравчиком, с бесконечным количеством лезвий, со скребком, зубочисткой, щипцами и другими инструментами с непонятной целью, громоздкий, отягощающий карман предмет, который, однако, спас мне жизнь.

Прежде всего я применил буравчик – применил очень осторожно, потому что такие инструменты обычно перекаливают, и они становятся хрупкими. Я просверлил в толстой доске отверстие примерно на уровне рта; работая, обдумывал дальнейшие шаги. Когда отверстие было просверлено, я использовал другой инструмент, о цели которого часто гадал, – острие с заточенными краями, похожее на маленький штык. С его помощью расширил отверстие. Этот инструмент не помог, тогда я сменил его на отвертку и расширил ею отверстие примерно до полудюйма в ширину. Сделать его больше я не мог, но этого было недостаточно. Конечно, через отверстие в полдюйма шириной можно дышать, но, когда окружает ядовитый газ, желательно отверстие побольше.

Я вспомнил, что в ноже есть пила – маленькая, с толстым лезвием, но все же пила, ею можно распилить дерево, если, конечно, есть время. Этот инструмент натолкнул меня на простой план, который я немедленно начал осуществлять, работая как можно быстрее, но не рискуя сломать инструмент. Я хотел сделать второе отверстие в двух дюймах по диагонали от первого, и из обоих отверстий сделать два разреза под прямым углом друг к другу. Таким образом в двери получится небольшое окно, через которое я смогу удобно дышать.

Задача нетрудная, но с моими жалкими инструментами ее решение заняло много времени, тем более что пила оказалась шире отверстия и можно было использовать только ее кончик. Но все же задачу удалось решить, я вытолкнул выпиленный кусок древесины и с удовлетворением подумал, что теперь у меня есть доступ к чистому воздуху за пределами моей тюрьмы.

И как раз вовремя. Я отдыхал от работы, и мне пришла в голову мысль проверить воздух внутри подвала. Я зажег восковую свечку, подождал, пока разгорится пламя, и начал медленно опускать маленький конус. Опускаясь, пламя меняло цвет и примерно в восемнадцати дюймах от пола неожиданно погасло. Значит, пол покрывает слой газа толщиной в восемнадцать дюймов, и этот слой, несомненно, становится все толще.

Это было поразительно и предупредило меня, что мне нужно иметь удобный подход к отверстию для дыхания. Потому что хоть газообразная угольная кислота ведет себя как жидкость, это все же не жидкость: подобно другим газам, у нее есть способность распространяться вверх, и воздух в подвале уже, наверно, стал опасным. Соответственно я тщательно протер поверхность двери носовым платком, с некоторым отвращением прижался к отверстию ртом и глотнул свежий воздух.

Мое положение при этом было очень неудобным, и я понимал, что скоро устану. Больше того, когда газ достигнет уровня головы, будет трудно мешать ему находить проход в мой рот и ноздри, а если газ пройдет, я точно буду отравлен. Необходимо проделать отверстие ниже, чтобы выпускать газ и чтобы я мог сменить положение. Но делать это нужно, прижимаясь ртом к отверстию для дыхания, а это было ужасно неудобно, и работа шла медленно. Второе отверстие меньше первого, потому что у меня нет времени, но я подумал, что мог бы легко увеличить его новыми разрезами пилой, убрав при этом большой кусок дерева.

Но работа была утомительная, к концу ее у меня болели руки и от неудобного положения ныло все тело. Сделав глубокий вдох, я закрыл рот, встал и потянулся. Потом зажег спичку и поглядел на часы. Половина восьмого. Я в подвале уже больше двух часов. А тем временем в приемной меня ждут пациенты и, несомненно, ворчат из-за моего опоздания. Скоро ли будет обнаружено мое отсутствие? Или, может, уже сейчас меня ищут?

Посмотрев на спичку, которую все еще держал в руке, я заметил, что ее пламя побледнело и стало синеватым, а когда начал его опускать, оно погасло в двух футах от пола. Значит, газ по-прежнему поднимается, хотя и не так быстро, как я опасался, но по изменению цвета пламени ясно, что в воздухе много газа и он становится ядовитым.

Немного погодя стоячее положение стало невыносимо утомительным. Я чувствовал, что должен хоть на несколько минут сесть, хотя благоразумие говорило мне, что это очень опасно. Какое-то время я сопротивлялся, но усталость победила, и я сел на пол, прижимаясь ртом к нижнему отверстию. Я убеждал себя, что посижу немного, только чтобы восстановить силы, но проходила минута за минутой, и я испытывал непреодолимое нежелание вставать.

Неожиданно я понял, что меня начало клонить ко сну, мне захотелось лечь и немного подремать. Сонливость легкая, но ее значение настолько страшно, что я в панике вскочил и, прижавшись ртом к верхнему отверстию, несколько раз глубоко вдохнул. Но вскоре понял, что не могу стоять. Сонливость усиливалась, сильнее становилась слабость, у меня теперь остался выбор: сидеть или упасть, стоять просто не было сил. Меня охватила волна яростного гнева и немного оживила ненависть к негодяю, который заманил меня сюда, как я подозревал, на смерть. Потом это чувство прошло и сменилось холодным страхом; я снова сел, прижавшись ртом к нижнему отверстию для дыхания.

Я не замечал, как проходит время. Постепенно, почти незаметно, мое сознание становилось все более вялым. Гнев, страх и все слабеющая надежда сменяли друг друга в моем сознании. Промежутки спокойного равнодушия, почти безмятежного удобства становились все длительнее, усиливалась усталость, все сильнее становилось желание отдохнуть. Я очень хотел лечь. Лечь головой на каменный пол и погрузиться в сладкое забвение.

По-видимому, я действительно задремал, хотя, к счастью, не отрывал рот от отверстия, потому что не чувствовал, как проходит время, когда меня неожиданно привел в себя громкий звонок.

Я тупо прислушался, с усилием заставляя себя оставаться в сознании.

Звонок продолжал звучать громко и непрерывно, как мне показалось, очень долго.

Потом он прекратился, и мое сознание снова начало угасать. Какое-то время спустя (не знаю, сколько его прошло) я смутно услышал, как открывается дверь, прозвучали быстрые шаги, и меня позвали по имени.

Я попытался встать, но не мог пошевелиться. Но складной нож по-прежнему находился у меня в руке, и я смог постучать им по двери. Снова услышал голос – он звучал ближе, но в то же время был бесконечно далек, тогда я снова постучал в дверь и крикнул в отверстие для дыхания, издал слабый, приглушенный крик, какой издают в тревожном сне. Потом меня охватила сонливость, и больше я ничего не слышал.

Следующее, что я осознал, – прикосновение к щеке чего-то похожего на дохлую рыбу. Я открыл глаза и смутно разглядел совсем рядом два лица, освещенные огнем свечи. Лица показались мне знакомыми, но я не смог их узнать; несколько мгновений тупо смотрел на них, потом снова задремал. Дохлая рыба возобновила свои нападения, и я опять открыл глаза. Еще один энергичный хлопок заставил меня открыть рот и произнести нечленораздельное проклятие.