Тайна Дома трех вязов - Мюссо Валентен

Судя по красноватым пятнам, усеявшим щеки Дайана, выпить любил не только Арто.

– На самом деле меня интересует его первая рукопись.

– Понимаю. Вы возвращаетесь к истокам… Только так и можно понять людей.

Марианна улыбнулась: бывший критик казался более проницательным, чем мадемуазель де Креси.

– Вы ведь читали ту книгу, верно?

– Дело давнее, но вы правы, я ее читал. К своему большому несчастью, хочу добавить.

– Позволите покопаться в ваших воспоминаниях и узнать, о чем говорилось в «Исповеди»?

Дайан помрачнел.

– Книга не «говорит», мадемуазель. И неважно, о чем она. Знаете ли вы, что Флобер собирался написать роман ни о чем, который был бы сам по себе? Да уж… все эти романисты, которые тратят больше времени на рекламу своих книг, чем на их написание…

– Я офицер полиции, месье Дайан, а не литературный критик.

– Конечно… Раз уж вас так заинтересовала эта рукопись, пойдемте со мной.

Не говоря ни слова, Марианна последовала за ним в кабинет, от пола до потолка заполненный книгами, но половину пространства занимала сделанная на заказ мебель с откидными ящиками и ячейками картотеки.

– Перед вами дело всей моей жизни, – с гордостью сообщил Дайан.

– Что здесь хранится?

– Рецензии на книги, которые я читал и анализировал… Я все сохранил.

Он открыл ящик шкафа, какой можно увидеть в кабинете нотариуса, достал лист бумаги и лукаво помахал им в воздухе.

– Я подготовился к вашему приходу. Честно говоря, вы меня заинтриговали. Вообще-то мы выписываем картотеку только на те книги, которые, скорее всего, будут одобрены к изданию, но я немного перестарался. Хотите прочитаю вам отрывок?

Марианна предпочла бы выхватить у него из рук драгоценный листок, но не посмела огорчить пожилого редактора:

– Я вся внимание.

– «Демонстративный и напыщенный стиль. Куда пытается завести нас автор этой лавиной психологических рассуждений, достойных “Кафе дю Коммерс”? Литературные отсылки и цитаты наводнили текст и накрыли его бессмысленным слоем педантизма, лишь подчеркивая посредственный уровень произведения. В нынешнем виде публикации не подлежит (erratum: не подлежит публикации никогда)». Очевидно, до конца я книгу не дочитал. Здесь указано, что в ней была пятьсот сорок одна страница. Я был настолько потрясен, что не смог удержаться и отправил Арто несколько строк, умоляя его прекратить писать…

– Вы в самом деле дали ему такой совет?

– Иначе было нельзя. Никто не виноват в отсутствии у него таланта, но элементарная порядочность заключается в том, чтобы держать это при себе.

– Но о чем была эта книга?

– А, вы хотите узнать сюжет! – Он снова посмотрел на бумагу, уже без особого воодушевления. – «Краткое содержание. Многословные признания мужчины сорока лет, который без видимых мотивов намерен совершить убийство невиновного человека, чтобы, цитирую, “ощутить плотью и разумом головокружение от преступлений” и пойти по стопам великих преступников литературы. “Исповедь” – это история об одержимости, которая мучает рассказчика и толкает его на совершение поступка, приводящего его в ужас, но неумолимо его преследующего».

Дочитывая последние строки, Дайан встревоженно нахмурился. Возможно, как и Марианна, он кое-что понял. «Исповедь» – не просто роман. Это автобиография.

Глава 19

Исповедь (6)

Оказавшись в списке подозреваемых и увидев свое имя в заголовках газет, я испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Даже на пике литературной славы мне не выпадало таких почестей: писатель, каким бы знаменитым он ни был, вряд ли может соперничать с рок-звездой или известным футболистом. Но убийца – совсем другое дело. Преступность всегда привлекала массы: люди, по природе трусливые, восхищаются при виде злодеяний, совершенных другими.

Меня допрашивали дважды. Первый раз – в ночь убийства – в библиотеке «Дома трех вязов», где я и сам выводил гостей на чистую воду, когда играл комиссара. В высшей степени интересно наблюдать, как вымысел воплощается в реальность! Преступление, без сомнения, стало лучшим моим творением: мне наконец-то удалось превзойти Фабьена, причем не словами, а превратив реальность в живое произведение искусства.

Второй допрос проходил в полицейском участке Руана. Несмотря на настойчивые советы адвоката, я уговорил его меня не сопровождать. Мне хотелось пройти это испытание в одиночку, потому что обращаться за помощью к посторонним было бы нечестно перед лицом моих новых противников. И все же я не забывал об осторожности, ведь излишняя самоуверенность грозила оказаться роковой.

Майор Бельво, которая вела допрос, вызвала у меня живейший интерес. Несмотря на грубоватую внешность, она обладала определенным шармом, и вполне вероятно, что при других обстоятельствах я попытался бы за ней приударить. На первый взгляд вопросы казались банальными, но я чувствовал, что моя писательская деятельность привлекла ее внимание не просто из любопытства и что она, возможно, думает связать мои произведения, бог знает как, со своим расследованием.

Если верить газетам, полиция зашла в тупик. Как я и ожидал, никаких вещественных доказательств не нашли, и я не опасался, что в моем прошлом раскопают что-то значимое. Кроме кражи рукописи, о которой никто не мог знать, мне совершенно не в чем было себя упрекнуть.

Самые страшные преступники часто оказываются весьма респектабельными людьми.

И все же в одном я рискнул – отправил полицейским анонимное письмо с намеком на «Пять поросят» Агаты Кристи. Вдруг накатило такое детское желание, да и почему бы не навести следователей на ложный след? Поскольку мотивов для убийства не было, пусть тратят время на их поиски…

О своих товарищах по игре я почти ничего не знал. Катрин Лафарг – женщина-загадка. У нее была репутация «беспощадной убийцы» в профессиональном мире, и я лично не стал бы ей доверять, окажись на месте ее друга или, что еще хуже, мужа. Из Адриана Моро в игре получился отличный убийца, однако ему не хватало некоторых качеств, чтобы стать таковым в реальной жизни. Самым подозрительным казался Поль Гранже: трагическое и загадочное исчезновение его жены в морской пучине говорило не в его пользу. Хотя он избежал правосудия, половина Парижа верила, что он в самом деле убил жену, чтобы получить ее состояние. Поговаривали даже, что некоторые, встречаясь с ним, вздрагивали, когда пожимали ему руку. И раз уж он убил однажды…

Так что мне бояться было нечего. И все же меня удивляло то, что я вышел из этой истории без особых проблем, несмотря на все силы, задействованные полицией. Герои романов, которыми я так восхищался, теперь почти разочаровали меня. Что в них такого замечательного, если я тоже мог совершить преступление и, в отличие от них, выйти сухим из воды?

Больше всего я горжусь тем, что в течение нескольких недель после убийства мне удалось остаться трезвым. «Трезвым» в данном случае означает «не напиваясь с утра до вечера». Я знал, что должен держать себя в руках. Я не имел права разрушить все, дойдя до вершины.

Как ни странно, я ничуть не удивился, когда ровно через месяц после смерти Монталабера меня навестила майор Бельво. Она не потрудилась заранее связаться со мной, а просто пришла и позвонила в дверь. Конечно, я мог бы послать ее подальше, но после игры в «Трех вязах» меня одолела скука. Впустив майора, я понимал, что рискую, но не смог побороть любопытство. В тот день она принарядилась, на ней была элегантная блузка в цветочек. Мне польстило такое внимание, хотя этот наряд и был предназначен лишь для того, чтобы убаюкать мое подозрение.

– Ваша квартира очень впечатляет, – сказала она, входя в двойную гостиную и глядя сквозь стеклянную крышу на базилику Сакре-Кёр.

В ее голосе я услышал не восхищение или зависть, а скорее осуждение, как будто она упрекала меня в том, что я необоснованно наслаждаюсь таким исключительным счастьем.

– Спасибо. Я заплатил за нее из гонораров за «Обещание рая», – хмуро ответил я. – Можно сказать, что эта книга изменила мою жизнь.