— На их месте я бы именно так и поступил, — ответил Лэм. — Если бы хотел привлечь максимальное внимание. Сначала сделал бы так, чтобы все решили, будто понимают, что происходит. И к тому моменту, когда я открою карты, у каждого уже сложится мнение на этот счет.
А ведь он прав, подумал Ривер. Жирный говнюк, скорее всего, прав. В данный момент все и повсюду занимаются именно тем, что сказал Лэм: заново формируют свои позиции, теперь уже с учетом того, что это, оказывается, не мусульманский экстремизм. И наверняка многие на один короткий момент испытывают нечто вроде крохотного сбоя в программе, прежде чем снова вспыхнуть праведным гневом просвещенной личности. Хоть на один момент, да шевельнется у них мыслишка о том, что эта гнусная расправа, сколь угодно несправедливая и преступная, отчасти — отклик на ауканье.
— С меня хватит, — сказала Кэтрин и вышла.
— Между прочим, — сказал Лэм, — полагаю, эти ваши посиделки означают, что работа у всех сделана? К трем часам жду от каждого письменный отчет. Включая как минимум десять пунктов обоснования необходимости отодвинуть сроки сдачи каждого проекта еще на шесть месяцев. — Он обвел собрание взглядом; никто даже не моргнул. — Ну вот и прекрасно. Мы ведь не хотим, чтобы нас посчитали сборищем бестолковых раздолбаев и урезали бюджет, правда?
Картинка на мониторе Хо слегка дернулась — воспроизведение дошло до конца фрагмента и снова перескочило в начало. Лицо мальчишки по-прежнему выглядело нежным и домашним, но в глазах зияла черная бездна.
— Кстати, а Моди где? — спросил Лэм.
Этого никто не знал. Либо не хотел говорить.
8
По Темзе, патрулируя участок реки между Хангерфорд-Бридж и Канэри-Уорф, курсировал баклан. В птичьих повадках она разбиралась плохо (и даже в том, что это именно баклан, не была полностью уверена), но догадывалась, что, появись сейчас другой, стычки не миновать; полетят пух и перья, и проигравшая сторона будет вынуждена ретироваться вниз по течению в поисках тихой жизни. Как всегда и бывает в борьбе за территорию.
Взять хоть это место — скамейку, на которой можно сидеть спиной к театру «Глобус». Мимо этой скамейки в любое время дня по набережной проходят толпы туристов, а справа и слева располагаются уличные музыканты, жонглеры, странствующие поэты, и каждый ревностно охраняет свой участок; драки из-за нарушения границ — порой даже с поножовщиной — между ними не редкость. На кону стоят средства существования. Бакланы борются за пропитание, жулики — за карманы зевак. Но ни один из них не догадывается об истинной ценности данного объекта недвижимости, которая состоит в том, что он расположен в белом пятне. Скамейка, где сейчас сидела Диана Тавернер, находилась на десятиметровом отрезке набережной, который не просматривался ни с одной камеры наблюдения. Это был ее укромный уголок на свежем воздухе, предоставленный исключительно в ее личное пользование: даже самый изможденный турист, завидев сплошь уляпанное тошнотворной птичьей дристней сиденье, отправлялся искать другое место для привала, хотя на самом деле помет был просто силиконовой наклейкой.
В недосягаемости недреманного ока и на время спущенная с поводка, она закурила, глубокой затяжкой впустив сладостную отраву в организм. Как и большинство удовольствий, данное со временем притуплялось и приедалось. Обычно Леди Ди могла спокойно растянуть пачку на целый месяц, но сегодня ей, видимо, предстояло установить еще не один рекорд.
Тусклый свет отражался от речной поверхности. С обеих набережных доносились привычные городские звуки: гудки и шум автомобилей, ровный гул миллионов разговоров. Высоко в небе кружили авиалайнеры, дожидаясь своей очереди на посадку в Хитроу, а под ними прострекотал вертолет, обнаруживший новый короткий маршрут из одного конца Лондона в другой.
Тавернер выдохнула дым, он на пару секунд завис облачком, а потом разошелся в воздухе, исчезая, как полуденная греза. Пробегавший мимо любитель трусцы отклонился от курса, чтобы обогнуть табачный шлейф. Курение обеспечивало неприкосновенность личного пространства почти так же хорошо, как фальшивый помет. Но, судя по всему, пройдет еще год-другой — и за это уже начнут забирать в участок.
В данный момент потребность в дозе никотина обусловливалась тем, что недавно Леди Ди вышла с третьего за сегодня совещания — в Комиссии по ограничениям, ранее известной как Комитет по надзору и координированию. Являлось ли переименование демонстрацией чьего-то чувства юмора, оставалось неясным. Комиссия была помесью аспирантской комнаты отдыха в каком-нибудь оксбриджском колледже и пригородной платформы: сборище опиджаченных оболтусов-мажоров, слегка разбавленное ветеранами-оперативниками старой закалки. Добиться от них единодушия было сложнее, чем посредством опроса прохожих выяснить идеальную степень прожарки бифштекса. Пиджачники терпеть не могли оперативную деятельность, потому что она стоит денег, тогда как ветераны ее обожали, потому что успешные операции собирают драгоценный урожай. Формально Тавернер была одним из пиджачников, хотя в душе благоволила оперативному люду, кураторам. К тому же без оперативной работы обеспечение безопасности превратилось бы просто в ношение фуражек и блестящих жетонов. А что касается войны с терроризмом, можно было бы с тем же успехом рыть окопы и раздавать населению каски.
Папки, которые она принесла на совещание, все были одного и того же картонного цвета, на каждой стоял штамп с указанием времени выдачи (пятнадцать минут назад), и каждая была зарегистрирована под грифом «Моцарт» (кодовое обозначение высшего уровня секретности, принятое для текущего года). Разобрали их быстрее, чем смели свежую выпечку.
Несколько минут за столом стояла почти полная тишина.
Наконец вызвался один из пиджачников:
— Вы абсолютно уверены?
— Разумеется.
— Оперданные?
Кто-то за столом хрюкнул. Старая гвардия обожала, когда дилетанты пытались ввернуть словечко из профжаргона.
— Да. Оперативные данные, — ответила она.
— И этот «Глас Альбиона», они…
— Может быть, давайте по порядку? — предложил кто-то еще.
За столом начали прокашливаться и шуршать бумагами.
По традиции заседания Ограничений стенографировались независимо от того, было ли совещание открытым, когда все сказанное заносилось в протокол, или закрытым, а следовательно, официально не подлежащим протоколированию. Поэтому двинулись по порядку: дата, время, перечень присутствующих; председательствует Леонард Брэдли, ставленник Вестминстера, в роли ответчика — Леди Ди… Так к ней, разумеется, никто не обращался.
— Для тех, кто не в курсе, госпожа Тирни, Ингрид, на этой неделе в Вашингтоне, иначе она, разумеется, была бы среди нас. Мы выражаем признательность Диане за то, что смогла заместить ее, но мы и без этого все прекрасно знаем, что она — первоклассный заместитель. Прошу вас, Диана.
— Спасибо, Леонард. Доброе утро, господа.
Собрание побормотало в ответ. Она постучала пальцем по папке:
— Первая информация о данном инциденте появилась в блоге Би-би-си в четыре часа и двадцать две минуты утра.
— Терпеть не могу перебивать… — начал один из пиджачников.
Сопение нескольких носов и закатывание нескольких пар глаз давало повод усомниться в правдивости этого заявления.
— …но, если не ошибаюсь, подобные публикации легко отслеживаются с помощью этих… мм… как их там называют?..
— Если бы у нас была такая возможность, — сказала Диана Тавернер, — в данном совещании не было бы необходимости. Все было бы закончено еще до того, как программа «Сегодня» вышла в эфир.
Брэдли сделал жест, который выглядел бы более органично, будь у него в руке трубка:
— Давайте позволим Диане закончить. Или хотя бы начать.
Она продолжила:
— Хасан Ахмед. Тысяча девятьсот девяностого года рождения. Уроженец Бирмингема. Родители — иммигранты во втором поколении. Их родители прибыли из Исламабада в начале семидесятых. Дед по отцу держал магазин мягкой мебели, который передал сыну. Хасан — младший из четырех детей в семье. Студент второго курса Лидского университета. Экономика и управление. Снимает квартиру с тремя другими студентами, однако, судя по всему, застенчив и необщителен. Девушки или молодого человека, насколько известно, не имеет. По словам руководителя группы, ничем не выделяется. Входит в студенческое объединение под названием «Последний смех», сообщество начинающих эстрадных сатириков и юмористов. Однако никто из членов объединения ничего про него толком сказать не может. Явно не самая яркая личность.
