В одну реку дважды (СИ) - Бочманова Жанна

– Франция, – улыбнулся он и протянул мне ключи.

Я открыла рот, хотела что-то сказать, но не придумала что, потом хлопнула пару раз глазами. Это тоже не помогло – слов не было.

– Поздравляю, – сказал он, подходя еще ближе. Так близко, что мне пришлось выставить вперед руки, для сохранения дистанции. Я отрицательно покачала головой. Тогда он взял мою руку и вложил в нее связку ключей. – Только не говори, что это дорого и что ты не можешь это принять и всякую прочую ерунду, – засмеялся он и, наклонившись еще ближе, сказал: – И потом, это тебя ни к чему не обязывает. – И не дожидаясь ответа, пошел, не оборачиваясь, в дом. А я так и осталась с открытым ртом, сжимая в руках ключи.

«Как же, не обязывает. Нашел дурочку», – скорчила я гримасу ему в след. Тут прибежала Вилька, охая и ахая.

– Я ни при чем, – заявила она, – и Ромик тоже. Вон, как глаза вытаращил. Давай прокатимся. – Отобрала у меня ключи и буквально впихнула за руль, сама уселась рядом и застонала восторженно: – Ух, кайф-то, какой! – и посмотрела на меня так, что я в испуге прижала руки к груди и воскликнула:

– Ничего не было!

В ответ она только вздохнула. Я уж было, собралась обидеться, но она сказала:

– Да я верю. Но гляжу на это великолепие и… думаю, что будет.

– Напрасно, – мотнула я головой. – Нас не купишь. – И завела мотор. Но, сделав пару кругов по двору, я уже не была столь категорична. А Вилька все зудела над ухом, как занудливая пчела над вареньем. – Ладно, – сказал я под конец, – пусть будет пока, а там… посмотрим.

– Да уж, – попросила Вилька, – ты уж постарайся, нам еще выбраться отсюда надо.

Я не ответила, но, покосившись на ее супердовольный вид, почему-то решила, что выбираться отсюда ей не очень-то хочется. «Ладно, – сказала я себе, вылезая из машины, – права Вилька: нам бы только выбраться и забыть все. По крайней мере, мне»

– Ну, хорошо, – сказал я, входя на кухню, где Краснов уничтожал мой праздничный торт, – принимается. Временно. За неимением лучшего. Только… – Он уставился на меня, как будто я только что попросила у него прибавки к жалованию. – Только почему это? Я не понимаю.

– Я просто не придумал ничего лучше, – пожал он плечами. – С тобой трудно: мехов ты не носишь, бриллианты не любишь. К тряпкам равнодушна…

– Я мотоциклы люблю, – вставила я.

– Я знаю, – кивнул он, – но на мотоцикле сейчас много не наездишь. Потом. – Он закурил. – Летом.

Я прикрыла глаза и запихала в рот побольше крема, чтобы, не дай бог, ничего такого не ляпнуть. «Так-так, – злорадно подумала я, – вот, значит, как. Летом. А ты, однако, наглый самоуверенный тип. Думаешь, так все просто? Ха-ха»

– Что-нибудь прояснилось? – спросила я.

– Что именно тебя интересует?

– Меня интересует, на кого Боря с этим, как его, Зямой работали?

– Меня это тоже интересует. Весьма.

– Послушай. Ведь не может быть, что ничего не произошло, – уверенно заявила я. – Все думали, что ты взорвался. Неужели ничего не произошло в твое отсутствие? Сам говорил, «кому выгодно». Ведь кому-то очень на руку твоя скорая кончина.  – Он молча смотрел на меня с умным видом. Я вздохнула. – Ну, хоть с пользой в покойниках побывал? – без особой надежды на вразумительный ответ спросила я. Он кивнул. Ну, хоть что-то. Я почесала лоб. – То есть тайных завистников ты выявил. Но Боря с Зямой там при чем или нет? – Он неопределенно пожал плечами. – Слушай, – вскипела я, – это же невозможно – я тебе все рассказываю, а из тебя клещами тянуть надо. Это же нечестно!

– Не злись, – примирительно улыбнулся он, – я говорю тебе то, что не опасно. Для тебя. Знаешь ведь, что излишняя информированность сокращает жизнь. Иногда.

– Опять пугаешь? – тут я, действительно, разозлилась.

– Предупреждаю. Иначе придется тебя изолировать, в конце концов. Здесь. – Он обвел рукой дом. – Видишь, я честен. Чтобы не обижалась потом.

Я заткнулась. Права была Вилька, все равно он до тебя доберется, не мытьем, так катаньем. Что ж делать-то? На кого Боря работал неизвестно, на кого Сеня работал неизвестно. Ни одной зацепки.

– Мне надо в одно место съездить, – заявила я.

– Куда это? – прищурился он.

Я замялась.

– Домой. Иваныча проведать с Мариком. У них деньги, наверное, кончились. Он мне кота голодом заморит.

– Не заморит, – захохотал Краснов. – Кот себе на пайку сам зарабатывает. – Я вскинула брови. – Иваныч твой с котом возле метро представления дает. Он у него на задних лапах ходит и через барьер прыгает.

Я закатила глаза.

– Не может быть!

– Может, может. Ребята сами видели.

– Тем более поеду, – встала я из-за стола.

– Лучше позвони, – сказал он тоном, не терпящим возражений.

***

Иваныч оказался дома и опять трезвый, судя по голосу. Он меня удивлял все больше и больше. Сказал, что он в порядке, Марик в порядке, квартира в порядке и мне звонила мама и несколько раз следователь. Это меня очень огорчило. Я повесила трубку и сказала обреченно:

– Теперь меня точно посадят.

– За неявку не посадят, – махнул рукой Краснов, – скажешь, болела.

– А за дачу ложных показаний?

Вот тут он закатил глаза.

– И тут успела наврать?

– А что делать прикажешь? Вас много, а я одна, – развела я руками.

– Звони, – опять приказал Кранов.

– Может не надо? – засомневалась я.

– Звони. Ничего. Я тебе передачи носить буду.

От этого тюремного юмора мне стало совсем кисло. Я набрала номер.

– Андрей Михайлович? – пискнула я в трубку. – Это Миронова. Вы мне звонили? А я вот болею тут. Нет, не дома. В гостях. Так получилось.

– Я Вас очень попрошу, – сурово сказал Сушицкий, – как можно скорее поправиться и как можно скорее явиться ко мне.

– Когда? – Тон мне его совсем не понравился.

– Сегодня, – Андрей Михайлович был непреклонен.

Я вздохнула.

– Мне с адвокатом приходить или как?

– С адвокатом, – после минутной паузы ответил тот.

Я повесила трубку и пожаловалась:

– Сказал с адвокатом приходить.

– Тебя посадят, а ты не ври, – хохотнул Краснов. – Ничего, там тебя перевоспитают.

– Умеешь ты настроение поднять, – укорила я, – да еще в такой день…

Он еще смеялся, а сам уже набирал номер.

– Женя? Дело есть… Иди, одевайся, – выпроводил он меня.

– Сколько тебе стукнуло? – спросил он. Мы уже выехали на трассу и мчались по направлению к городу. На этот раз эскорт был полным. Наш броневичок и по машине сопровождения спереди и сзади. Я промолчала. Вообще-то, воспитанные люди такие вопросы женщине не задают. Так ведь откуда же ему взяться, воспитанию? Но он и так, вероятно знал сколько, потому как, покосился на меня и сказал: – Неплохо сохранилась. – Я засопела. – Ничего, много тебе не дадут. Выйдешь, я тебе как раз кресло-качалку подарю. – Я еще больше засопела. Юмор этот…

Где-то по дороге мы пересеклись с  адвокатом. Полноватый, лысоватый дядечка, сел в нашу машину и всю дорогу меня инструктировал. И все равно я дико боялась. Ну не люблю я врать, чтобы там Краснов про меня не говорил! Вдвоем с адвокатом, мы вошли в кабинет следователя. Тот посмотрел на адвоката и сухо поздоровался сначала с ним, потом со мной.  Беседа получилась краткой. В красках описав свое искреннее желание помочь убитой горем вдове, я поведала, как пыталась вернуть блудную дочь в лоно семьи и попутно выяснила о наличии ключа в набитом поролоном Великом Мумрике. А потом, благодаря нашей слякотной Питерской зиме, слегла с температурой. Конечно, нестыковка здесь была. Я то, помнится, посещала последний раз этот кабинет, уже зная про ключ и ничего следствию не сообщив. Но если этот вопрос и возник у строгого Андрея  Михайловича, то он его не задал, задумчиво разглядывая ключ, который я вытащила из кармана и положила перед ним на стол.

– И справка от врача, конечно, имеется, – иронично взглянул он на адвоката.