Размышления мои прервал шум наверху и голоса. Говорили на французском, и я с облегчением различила три голоса, принадлежащие Роберу, Филиппу и Макфейдену. Они явно готовились к отплытию!
Казалось, прошло часов пять, хотя, судя по карте, до острова Комино не более получаса плавания. Наконец я услышала, как глушат двигатель. Практически не дыша, я напряженно прислушивалась к шагам наверху. Наконец все звуки стихли. Подождав еще немного и решив, что все, должно быть, покинули судно, я выбралась из-под брезента. Мне ни в коем случае не стоило задерживаться, не зная местности. Необходимо было следовать по пятам за де Кассарами и доктором, чтобы они привели меня куда нужно. Я не стала тратить время на то, чтобы как следует размять затекшие конечности: стоя на палубе, я видела удаляющиеся спины мужчин и поспешила вперед под прикрытием скал, пытаясь не отстать. Выглянув из-за одной из них, я, к своему ужасу, не обнаружила «проводников». В ту же минуту прямо над моим ухом раздался удивленный возглас:
– Черт подери, Ула! Что ты здесь делаешь?
Обернувшись, я увидела Робера с зажатым в руке пистолетом. Он опустил его, сообразив, кто перед ним. Откуда ни возьмись рядом возникли Филипп де Кассар и доктор Макфейден, и выражение их лиц не сулило ничего хорошего.
– Итак, что вы здесь забыли? – резко потребовал Макфейден. – Вы же дали мне слово!
Уже во второй раз мне подвернулся шанс все рассказать, но я вновь напомнила себе о печальной перспективе Дашки, если только открою рот, и пролепетала:
– Я обещала не ввязываться в опасные предприятия в ваше отсутствие… Но вы ведь здесь, а значит, я в полной безопасности!
Мужчины ошеломленно переглянулись, поверженные моей «железной» логикой.
– Простите меня, – продолжила я, поняв, что обстановка несколько разрядилась. – Это все мое проклятое любопытство. Поймите, я просто не могла не узнать продолжение этой таинственной семейной истории, раз уж я стала ее невольной участницей…
– Как ты могла бросить Дашу совершенно одну? – с упреком спросил Робер.
– О, уверяю тебя, с ней ничего не случится и она никуда не двинется из своей комнаты до нашего возвращения!
Робер посмотрел на Макфейдена, затем на деда.
– Что ж, – сказал он, – в любом случае не можем же мы отвозить Улу назад! Придется взять ее с собой.
Я с облегчением вздохнула, поздравив себя с тем, что хотя бы одна часть моей задумки выполнена. Мы, теперь уже в одной команде, продолжили путь. Макфейден двигался во главе маленького отряда, за ним шел Филипп, потом – я, а Робер замыкал шествие, то и дело оглядываясь по сторонам, словно в постоянном поиске невидимого врага. Я поежилась при мысли о том, что нас и в самом деле могли преследовать.
В небе ярко светила полная луна, а звезды рассыпались по темно-синему южному небу, словно сверкающие осколки елочных игрушек. Черные силуэты огромных камней принимали причудливые формы на фоне неба и моря, кидающего белые пенные перья прямо на голые скалы.
Неожиданно прямо перед нами выросли мощные стены громадного сооружения. Строение казалось столь величественным и грозным, что у меня вырвалось тихое «о-го!».
– Это сторожевая башня, – ответил на мой невысказанный вопрос Филипп де Кассар, продолжая двигаться вперед. – Один из многочисленных следов пребывания здесь Мальтийского ордена. Ее построили при Великом Магистре де Виньякуре, который надеялся, что она будет служить маяком и предупреждать об опасности гарнизон, охраняющий Комино и канал Гозо.
– Откуда вы знаете, в каком направлении идти? – спросила я, оглядываясь на Робера.
– Аркон навел справки, – коротко ответил молодой человек. – Здесь трудно заблудиться, сама видишь.
Наконец впереди я заметила плетеную изгородь, увитую плющом. За ней просматривался силуэт домика, в одном из окон которого горел свет. Я сразу сообразила, что он не электрического происхождения – скорее всего, помещение освещалось керосиновой лампой.
Мы вошли в покосившуюся калитку. Подойдя к дому, Макфейден постучал в дверь деревянным молоточком, свисающим с косяка. За дверью раздались быстрые шаги. Она распахнулась, и на пороге возникла женщина средних лет невысокого роста, одетая в потрепанные джинсы и клетчатую рубашку.
Она произнесла пару фраз с вопросительной интонацией, я не поняла ни слова. Язык, на котором говорила женщина, был мне абсолютно незнаком. Он походил на арабский, с тем же набором мягких, быстро произносимых звуков. Очевидно, это мальтийский, решила я. К моему удивлению, Лиам-Аркон ответил женщине на том же языке, и я разобрала лишь два слова – «Агата Микаллеф». Хозяйка домика окинула изумленным взглядом крупную фигуру доктора, затем сказала по-английски:
– Здесь нет никакой Агаты Микаллеф. Кто бы вы ни были, уходите. Агата Микаллеф давным-давно здесь не живет, и я понятия не имею, как ее найти!
Слова женщины прозвучали резко, если не сказать – грубо. Совершенно очевидно, она считала разговор оконченным.
– Простите за поздний визит, – мягко сказал Макфейден. – Мы не хотели вас потревожить.
Нам не оставалось ничего другого, кроме как развернуться и направиться к «Маркизе». Я не ожидала, что поездка на Комино закончится столь быстро. Проходя мимо окон дома обратно к калитке, я заметила, что занавеска на одном из них слегка зашевелилась.
Обратно мы двигались в полной тишине, и я с тоской размышляла о том, что же теперь делать. Внезапно позади раздались быстрые шаги. Я обернулась. По каменистой тропинке спешила та самая женщина, которая десять минут назад не очень вежливо попросила нас убираться.
– Идемте со мной, – сказала она. Голос ее звучал напряженно, но вполне дружелюбно. – Бабушка хочет вас видеть. Я – Роза Микаллеф.
Не задавая вопросов, наш небольшой отряд развернулся и вновь зашагал в сторону домика. Отворив дверь, Роза пропустила нас вперед, а потом вошла сама, закрыв дверь на тяжелую металлическую задвижку.
На столе в комнате ярко горела керосиновая лампа, а рядом в плетеном кресле-качалке сидела старая, очень старая женщина. Ее ноги были заботливо укутаны клетчатым пледом.
При виде посетителей старушка медленно стала подниматься с кресла, и плед соскользнул на пол. Роза тут же подбежала и подняла его, что-то сказав. Старушка только отмахнулась от нее и, с трудом передвигая ногами, направилась туда, где стоял Макфейден. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она поравнялась с ним. По сравнению с доктором старая женщина казалась прямо-таки крошечной. Она задрала голову и подняла руки, узловатыми пальцами дотронувшись до лица доктора. Потом она тихо пробормотала несколько слов, и доктор, кивнув, ответил по-мальтийски.
Через несколько минут все расселись вокруг небольшого стола. Роза засуетилась, поставив на плиту кофейник.
– Бабушка не говорит по-английски, – сказала она. – Я буду переводить. Во-первых, простите, что прогнала вас, – я не знала, кто вы такие. Агатой Микаллеф интересуются не впервые, но она ни с кем не соглашалась разговаривать до этого дня.
– Почему же согласилась на этот раз? – поинтересовался Филипп.
– Потому что увидела лицо вашего товарища, – и Роза кивнула в сторону Макфейдена. – Она узнала его.
Старушка заговорила, а Роза перевела:
– Он очень похож на человека, которого бабушка знала много лет назад, во время войны. Ее муж вытащил из прибоя раненого человека в форме офицера военно-морского флота.
– Это был мой дед, – внезапно севшим голосом произнес Макфейден. Роза перевела бабушке его слова, и старушка закивала, улыбаясь.
– Он находился в очень плохом состоянии, – продолжала переводить Роза. – Дедушка с бабушкой думали, что раненый не выживет, но он оказался сильным и стал поправляться. Его звали Пьер, и он тоже говорил по-мальтийски. В отличие от бабушки, дед знал английский, даже умел писать на нем.
– Так вот почему ты не узнал почерка деда в письме, – пробормотал Робер, взглянув на Макфейдена. – Его писал муж Агаты!
