– Те, кого не убила эпидемия, – едва слышно произнес он, облизнув внезапно пересохшие губы, – постепенно вымрут по разным причинам, даже не сознавая, отчего это происходит… Ты хоть понимаешь, что говоришь?!
– Это не я, это Амели, – поправила я. – И еще она пишет о якобы существующей в одной стране секретной программе, связанной с разработкой этнически специфичных возбудителей заболеваний. Она утверждает, что для этого правительство этой страны заключило договор с несколькими частными фармацевтическими компаниями и микробиологическими лабораториями… Разумеется, эти сведения недоступны широкому кругу людей, более того, власти этой страны отрицают возможность существования такой программы!
– Еще бы! И что еще пишет наша неутомимая репортерша? К примеру, почему именно Мадагаскар? Есть же другие страны, находящиеся под контролем этой страны, где политическое положение нестабильно: Афганистан, Ирак… И почему именно менингит, а не чума, к примеру?
– Видишь ли, жители Мадагаскара – носители генов смешанной расы, монголоидной и негроидной. Если изобрести нечто действующее на две эти расы, составляющие большую часть населения земного шара, то можно искусственно сократить его до желаемых размеров. Амели полагает, что для преодоления глобального мирового кризиса (который, по оценкам многих политологов, уже наступил) «оптимальное» число оставшихся на Земле людей должно составлять не более двух миллиардов!
– А сейчас… сколько же нас – по-моему, более семи миллиардов?
– Ага, – подтвердила я. – И большая часть этих миллиардов приходится как раз на негроидную и монголоидную расы!
– То есть надо уничтожить представителей этих рас, чтобы остались только европеоиды?
Я только плечами пожала. А что сказать: судя по выкладкам Амели, так оно и выходило, какой бы ересью ни выглядело!
– Я не могу утверждать, что все, сказанное Амели, – правда, однако миром правят несколько влиятельных семейств. В их руках сосредоточены финансы, и именно они решают, какую политику проводить странам, кому поставлять оружие, а кого подавлять… Короче, кому жить, а кому умереть. Вот скажи, что является «черной меткой» для уничтожения монголоидной расы?
– Ты скажи мне, специалист!
– Алкогольдегидрогеназа. Преобладание малоактивной алкогольдегидрогеназы характерно для людей монголоидной расы и американских индейцев, но для представителей кавказской популяции характерно наличие преимущественно высокоактивной алкогольдегидрогеназы. Именно поэтому европеоиды могут выпивать сравнительно безболезненно, а монголоиды спиваются. Однако для того, чтобы уничтожить монголоидов при помощи алкоголя, потребовалось бы огромное количество спирта, индивидуальный подход и чертовски много времени. Другое дело – этноспецифический вирус или микроб, бактерия, способная уничтожить кучу народа одноразово, а потом, со временем, всех остальных – полностью и без последствий для «основной» расы, а также для окружающей среды, что немаловажно! Что же касается твоего второго вопроса…
– Почему – не чума, а менингит?
– Да, – кивнула я. – Амели ответа не дает, однако я могу сделать собственное предположение, как вирусолог.
– Слушаю.
– Чума, оспа, лихорадка эбола – крайне опасные заболевания, и они не являются этноспецифичными. Более того, для работы с ними требуются огромные предосторожности, а возможность утечки велика: страшно представить, что произойдет, если такой опасный возбудитель вырвется на волю до того, как работа над вакциной будет завершена! Менингит – другое дело: он достаточно опасен, но не столь смертоносен. Таким образом, даже при неудаче урон будет не так велик. Во всяком случае, при наличии вакцины или других способов лечения.
– Не об этом ли мечтал господин Гитлер? – покачал головой Тахир. – Но у него, как мы помним, ничего не вышло!
– Кто сказал, что не вышло? Просто исследования не были закончены. Ты в курсе, что почти все ученые фашистской Германии избежали наказания? Кто знает, не продолжили ли они свою работу?
– То есть ты считаешь…
– Не я, а Амели, – снова поправила его я. – Но я, пожалуй, склонна с ней согласиться: все выглядит достаточно логично.
– Да, логично, однако доказательств нет!
– Доказательством является то, с каким упорством уничтожаются любые свидетельства, говорящие в пользу теории Амели! Убийство Ивана, исчезновение ее самой, смерть Марселя, разгром лабораторий здесь и в Париже, нападение на меня, ранение Ива… Продолжать?
– Не стоит. Тебе не меня надо убеждать – я-то тебе верю.
– Правда?
Ну хоть кто-то не считает нас с Амели сумасшедшими фантазерами!
– Ясно одно, – вздохнула я, – мы имеем дело с эпидемическим цереброспинальным менингитом, только в новой, неспецифической форме. Обычно он начинается внезапно, после пяти– или семидневного инкубационного периода, но в нашем случае инкубационный период длиннее. В начале болезни отмечаются сильная головная боль, рвота, лихорадка, затем развиваются менингеальные симптомы. Степень проявления симптомов варьируется, и поскольку клиническая картина не отличается от клиники менингитов, вызванных другими микробами, то поставить этиологический диагноз клинически крайне сложно. На данный момент главным отличием является покраснение белков глаз и кожная сыпь. Известны геморрагические проявления менингита, в том числе и небольшие петехиальные кровоизлияния, однако то, что происходит с глазами больных в нашей ситуации, сильно отличается от виденного мной ранее. И разумеется, более высокая, чем обычно, летальность. То, что в состоянии бодрствования люди продлевают себе жизнь, в то время как сон в разгар заболевания их убивает, также не поддается объяснению… Мне нужно довести исследования до конца, чтобы понять, насколько Амели права.
– Для того чтобы определить, является ли микроорганизм или вирус этнически специфичным, нужны опыты на людях – я правильно понимаю? – спросил Тахир.
– И у нас в распоряжении – целый остров!
– Ты говоришь ужасные вещи!
– Возможно, но, если помнишь, нет свидетельств о белых заболевших – ни один турист или европеец, работающий на Мадагаскаре, не заболел, иначе мы бы уже имели кучу пациентов со светлым цветом кожи!
– Может, локализация…
– Брось! – перебила я. – Люди из пораженной эпидемией деревни не сидят там безвылазно: они ездят в другие селения, а также в Тану и близлежащие города!
– Вот этого-то я и боюсь! – пробормотал Тахир. – Как долго удастся сдерживать эпидемию?
– Без принятия противоэпидемических мер – еще пару недель. Поэтому надо поднажать на твоего знакомца из министерства. Мне нужно закончить эксперимент, а для этого я должна вернуться в лабораторию. Странно, что Эжени до сих пор не перезвонила… Не случилось ли с ней чего? Я уже боюсь – после всего, что произошло!
– Мы с ней обязательно свяжемся, – попытался успокоить меня Тахир. – Вряд ли она в опасности, ведь ты ничего ей толком не рассказала?
– Верно, верно… Да, надо достать бензилпенициллин. Мы оставили в деревне ампициллин и оксациллин, но лучше то, что я сказала.
– Среди жителей есть те, кто научились делать инъекции, – кивнул Тахир.
– И диуретики, – добавила я. – Их тоже нужно отвезти побольше. И какие-нибудь глюкокортикоиды… Если у кого-то будет непереносимость, понадобятся левомицетин или рифампицин. Но я что-то сомневаюсь, что мы отделаемся так легко!
– А я вот о другом подумал, – проговорил Тахир. – Если на флешке такие ценные сведения, за которые можно и убить, как вышло, что квартира матери Амели не пострадала? Кто-то ведь обыскал и номер Амели в Тане, и ее жилище в Париже…
– Может, она отправила свой материал не с собственного компьютера, а скажем, из интернет-кафе, с флешки или с диска?
– Допустим, – кивнул кашмирец. – Но где, черт подери, Амели добыла информацию?! Извини, но она разбирается в вирусологии, как свинья в апельсинах!
– Уверена, у Амели был «контакт», которому доподлинно известна правда: не сама же она все придумала, в самом деле!
