Есть и еще один выход – обратиться в поисковые организации, работающие на волонтерской основе. Они эффективны, если речь идет о потерявшемся в лесу или в городе старике или ребенке, однако в других случаях и эти организации бессильны, лишенные официального статуса и рычагов, доступных работникам полиции или прокуратуры.
Так что сержант дал депутату правильный совет: частник может сделать гораздо больше для поиска человека, ведь он получает за это деньги и, как и большинство представителей этой профессии, имеет связи в правоохранительных органах.
– Вы воспользовались советом? – спросила Алла.
– Да.
– И детектив что-то обнаружил?
Сидихин отошел к простому шкафу из ИКЕА, стоявшему у стены, и, покопавшись в одном из ящиков, вытащил большой белый конверт.
– Вот, – сказал он, возвращаясь к Алле и кладя конверт на стол, – здесь все, что удалось выяснить – так я и узнал про ДТП!
Похоже, Алла ошиблась в депутате: он взаправду занимался поисками Леонида Пегова, причем делал это по собственному почину – из чувства ответственности и расположения к молодому человеку, который всю свою жизнь был лишен чьей-либо заботы и опеки, кроме обезличенной государственной.
– Я могу это забрать? – спросила Алла.
– Разумеется, разумеется, ведь парня нашли! Вы, Алла Гурьевна, сняли огромный груз с моей души, – признался Сидихин, плюхаясь наконец на сиденье своего кресла с высокой спинкой и, достав платок, вытер покрывшийся испариной лоб: в помещении стояла духота, а депутат явно перевозбудился. – Леня ведь попал в эту ситуацию, выполняя мое поручение!
– Думаю, вы ошибаетесь, Павел Николаевич, – возразила Алла, решив проявить откровенность.
– Что это значит? – нахмурился тот.
– Это означает, что Леонид ввязался в серьезное, даже опасное дело, и пострадал он из-за этого, а не потому, что навещал ветеранов Великой Отечественной!
– Вот оно как… Вы расскажете мне, во что он вляпался, Алла Гурьевна? Со своей стороны, я обещаю сделать все, чтобы помочь ему и вам!
– Что ж, вы имеете право знать, – согласилась Алла и на короткое время замолкла, собираясь с мыслями.
* * *
Евгении Цимбалист на работе не оказалось: сразу оба ее сына заболели, а ухаживать за ними некому, кроме матери.
Эту полезную информацию сообщила постовая сестра, и Мономах с Гориным решили, не откладывая дело в долгий ящик, навестить мать-одиночку прямо сейчас.
К счастью, жила она недалеко от места работы.
Дверь хозяйка квартиры распахнула сразу, но при виде двух здоровых мужиков тут же попыталась ее захлопнуть.
Мономах успел вставить носок ботинка в проем, а адвокат придержал дверь за ручку.
– Евгения, вы не бойтесь, мы от Василия Орестовича! – сказал Мономах, прежде чем медсестра метнулась к телефону вызывать полицию.
Бледное лицо медсестры немного расслабилось, и она отступила вглубь квартиры, пропуская незваных гостей: за это короткое время она успела рассмотреть их и прийти к выводу, что они не тянут на бандитов.
Пройдя по темному коридору, все трое оказались в гостиной, и Мономах получил возможность разглядеть медсестру при свете дня.
Евгения Цимбалист оказалась полненькой, низенькой женщиной неопределенного возраста, с круглым, приятным лицом и большой родинкой над верхней губой. Волосы она собрала в неопрятный пучок на затылке, но кто бы ее осудил – человек у себя дома, в конце концов! Кроме того, у нее болеют дети, а значит, времени на уход за собой не остается.
– Так, значит, вас прислал Василий Орестович? – уточнила она.
– Не то чтобы прислал, – ответил Мономах. – Мы не смогли найти вас в отделении…
– Я всего лишь поменялась сменами с Валей! Да, я не предупредила заведующего, но мы же всегда так делаем, поэтому…
– Все в порядке, не волнуйтесь, – поспешил успокоить ее Горин. – Видите ли, Евгения…
– Просто – Евгения, пожалуйста.
– Видите ли, мы – друзья Аркадия Рукояткина, и нам…
– Друзья Аркадия Андреевича? – перебила Евгения. – Ну слава богу! Как он?
– Он умер, – вмешался в беседу Мономах. – Недавно.
– Умер… Бедный, бедный! Выходит, она его все-таки уморила!
– Она?
– Тамара, племянница.
– Простите, но что вы имеете в виду под словом «уморила»? – встрепенулся адвокат.
– Да то самое! Я сначала думала, что дедушка и впрямь того, на голову больной, но потом случайно нашла на кухонном столе таблетки «Мидозалама».
– Это еще что такое? – нахмурился Горин.
– Транквилизатор, – ответил за медсестру Мономах.
– Точно, транквилизатор, – подтвердила Цимбалист. – Я-то думала-гадала, чего это дедушка спит все время, а если и не спит, то какой-то вялый, как будто пыльным мешком стукнутый. До этого я блистеров с «Мидозаламом» не видела – похоже, в тот день Тамара забыла дедуле его скормить, и он, впервые за несколько дней, заговорил со мной. Да такое болтал, что я подумала – и вправду с головой у него не все в порядке! Однако на Альцгеймер это мало было похоже – скорее на шизофрению.
– И что же Аркадий вам такого наговорил? – спросил адвокат, бросив взгляд на стоящего рядом Мономаха.
– Про попугая сначала – дескать, Тамара избавится от птицы, как только он кони двинет, можете себе представить?
– Еще как можем! – пробормотал Мономах.
– Так он что, правду говорил? – опешила Цимбалист. – Дедуля все время твердил про этого злосчастного попугая… А птичка красивая, если честно, черная такая, с хохолком, и жутко умная: когда Тамара в комнату входила, он как заорет: «Враги! Враги!»
– Ей, конечно же, это не нравилось?
– А кому бы понравилось-то? Она клетку стороной обходила, попугая кормила я. Он умел говорить: «Капитан – на камбуз!» – и крутился так забавно, кушать требовал. Стихи читал, бывало, минут двадцать подряд!
– «Враги сожгли родную хату»?
– Вот-вот, оно самое! Но не только – говорю же, умная птичка…
– Аркадий что-то еще говорил?
– Ой, чего только не говорил! То просил вызвать полицию, то нотариуса…
– Нотариуса?
– Ну да.
– Зачем?
– Говорил, что хочет переписать завещание.
– Так почему же вы не послушались?
– У него же Альцгеймер, что с него взять? Я думала, забыл где находится, и что племянница за ним ухаживает, а вовсе не мечтает от него избавиться! Я пробовала его успокоить, просила подождать Тамару, чтобы она решила все проблемы, но у него прям истерика началась! Тогда-то я и поняла, зачем Тамара дает дедушке «Мидозалам» – чтобы, значит, он зря не болтал, потому как заговаривается. Больше я блистеров не видела, но Аркадий Андреевич снова стал вялым и по большей части дремал. Я считала, что так оно и лучше, ведь ему больно! Обезболивающие при таких травмах не сильно помогают…
– Значит, вы ему не поверили? – уточнил Мономах.
– Сначала не верила, а потом меня у подъезда соседка поймала и давай спрашивать, кто я такая и почему хожу в квартиру Рукояткина. Я спросила, разве она не в курсе, что Аркадий Андреевич сломал шейку бедра, а она ответила, что впервые об этом слышит. Оказывается, она встретила Тамару, и та сказала ей, что дядя уехал в санаторий отдохнуть.
– Получается, соседи не видели, как Аркадия доставили домой? – удивился Горин. – Как такое возможно?
– Помните, Курпатов упомянул, что племянница потребовала выписать его вечером? – сказал Мономах. – В такое время обычно выписка не производится. Да он, скорее всего, его и не выписывал, ведь надо подготовить документы, а это по щелчку не делается! Думаю, Курпатов получил мзду и отпустил вашего приятеля, а Тамара потом заехала за бумажками… Очень удобно: если они, скажем, приехали на такси поздно вечером, то соседи могли и не увидеть, как Рукояткина заносят в квартиру…
– Тем более что она на первом этаже, – добавил Горин.
Кулаки его при этом сжимались и разжимались: если бы рядом оказалась Тамара, Мономах подозревал, что живой она бы не ушла!
– Признаться, меня удивляло, что никто дедуле не звонит, – сказала между тем медсестра. – Обычно ведь есть какие-то друзья, знакомые – даже у пожилых! Да уж и не такой он старенький был, прямо скажем… А уж если человек после больницы, тогда, само собой, должны проведать или хотя бы спросить, как дела, не нужно ли чего, верно?
