* * *
Алла встретилась с Мариной в облюбованной ими много лет назад кондитерской, однако в этот раз на тарелке перед адвокатессой сиротливо лежал один-единственный эклер – как правило, подруга была вовсе не так скромна и от души уплетала пирожные, ничуть не заботясь о фигуре, которую, как она со смехом утверждала, уже ничто не способно испортить.
– Ну наконец-то! – нетерпеливо воскликнула она при виде приближающейся к столику Аллы. – Заждалась я тебя!
– Ну, знаешь ли, это вы, адвокаты, птицы вольные, а мы, рабочие лошадки…
– Ладно-ладно, кобылка ты моя, проехали! Дело не терпит отлагательств: твой Мономах задержан, и, боюсь, выцарапать его из кутузки легко не удастся!
– Сначала расскажи, на каком основании Никифоров вообще его задержал – и почему сейчас, ведь Далманову убили…
– Далманова тут ни при чем! – перебила Марина. – Убили еще одну девушку.
– А при чем здесь Мономах?
– Я так уверена, что ни при чем, если твой приятель, конечно, не тайный маньяк, а ты за все время общения с ним не смогла этого понять, – передернула плечами Марина. – Только Никифоров, по-моему, абсолютно уверен в том, что он – серийный убийца, «специализирующийся» на работницах медицины!
– Глупость какая-то! – фыркнула Алла. – Ты серьезно?
– Главное, что серьезен Никифоров.
– С какой стати?
– Ну, во-первых, убиенная – не просто медсестра, как Далманова: она живет неподалеку от Мономаха.
– Подумаешь, он, что, один там живет?
– На месте преступления нашли хирургический скальпель…
– Без отпечатков пальцев?
– Без, но не будем забывать, что Мономах присутствовал на месте первого преступления!
– Что-то еще?
– Кое-что, да. Не представляю, как Никифоров получил ордер на обыск, но в ванной Мономаха нашли вязаный шарф, испачканный в крови жертвы – я тебе, кажется, говорила по телефону…
– Шарф принадлежал жертве?
– Нет, это мужской шарф, но Гурнов, приятель Мономаха…
– Я в курсе, кто такой Гурнов! – резче, чем хотела, фыркнула Алла.
– Так вот, – не обращая внимания на раздражение подруги, продолжала адвокатесса, – Гурнов сказал Никифорову, что ни он, ни его приятель не носят шерстяных шарфов, однако Никифоров считает, что обнаружил серьезную улику.
– Ерунда!
– Но не для Никифорова!
Подруги помолчали некоторое время. Первой нарушила тишину Марина.
– Мне вот знаешь что интересно, – задумчиво пробормотала она, – с чего этот следак так старается? Такое впечатление, что его прямо-таки науськали на одного-единственного подозреваемого, и никаких других вариантов он даже не рассматривает! Как думаешь, есть у Мономаха враг, который обладает достаточным влиянием и связями, чтобы провернуть такое?
– У таких, как он, врагов всегда хватает, – вздохнула Алла. – Но в твоих словах есть резон: слишком уж Никифоров старается, просто из кожи вон лезет…
– Я надеюсь, что никакого ордера у Никифорова не было, поэтому он не стал осматривать дом Мономаха, а отправил опера туда, где обнаружилась улика, пока сам отвлекал нас разговорами.
– То есть они знали, где она лежит?
– В том-то и дело! Поэтому я уверена, что разрешения на шмон в жилище Мономаха Никифоров не получал, а значит, этот дурацкий шарф не может считаться честно добытой уликой, и я смогу добиться изъятия его из дела. Но сдается мне, наш приятель следак не остановится и продолжить копать под Мономаха. По правде сказать, ему больше ничего не остается: уже поздно признавать свою неправоту, ведь Никифоров поставил на него, и теперь нужно сделать все, чтобы Мономах оказался виновен!
– Есть во всем этом кое-что хорошее, – заметила Алла, обнимая пузатую кофейную чашку ладонями, словно пытаясь согреться в и без того теплом помещении.
– Да неужели? – скептически выгнула бровь Марина.
– Дело мое.
– Что?
– Дед выцарапал дело Мономаха у начальства Никифорова и сделал это так быстро, как я не могла и ожидать!
– Да ну?! Чего же ты молчала? Это же замечательная новость! Полагаю, Никифоров не обрадовался?
– Даже очень огорчился, – подтвердила Алла. – И это, опять же, наводит на размышления!
– Но как тебе удалось это провернуть, подруга?! – недоумевала Марина. – Как ты убедила Деда?
– Похоже, дело Мономаха связано с другим – тем, которое веду я. Его всучил мне Дед, и он понимает, что должен помочь, ведь я не обязана была соглашаться: я не занимаюсь делами о преследованиях, если речь не идет о серийных маньяках!
– Ты о той докторше, онкологе, да? Но как она связана с Мономахом – они что, знакомы?
– Нет, но, как выяснилось, Ольга Далманова работала в том же медицинском центре, что и Цибулис!
– Да ты что?
– И не просто в том же центре – она работала непосредственно с ней!
– Думаешь, кто-то расправился с медсестрой, а потом принялся преследовать доктора?
– Или, не сумев добраться до доктора, решил начать с медсестры.
– Но тогда версия Никифорова трещит по швам, ведь Далманова и вторая убитая – медсестры, а Цибулис – врач. Их убили, а ее – пока нет, значит, вряд ли речь идет о маньяке, верно? Ты говоришь, что Мономах даже не знаком с онкологичкой, да и о второй жертве не слышал! Насколько мне известно, у Никифорова нет зацепок, которые связывали бы Мономаха с кем-то, помимо Ольги Далмановой, да и с той – постольку-поскольку, значит…
– Значит, все совсем не так. Мне почему-то кажется, что ключевая фигура в деле – именно врач, а вовсе не медсестра.
– Доказательства? – подняла брови Марина. – Может, у Ольги были смертельные враги?
– Это вряд ли! Она жила с бабушкой, сыном и сестрой-инвалидом, никаких обиженных любовников, их ревнивых жен или обозленных коллег. Ничем не примечательная, вполне добропорядочная жизнь…
– И все же ее убили! Если это не маньяк, значит, не такая уж она была и добропорядочная!
– По-твоему, убивают только тех, у кого рыльце в пушку? – спросила Алла.
– Не всегда, но частенько, – усмехнулась Марина.
– А я считаю, что Далманову убили из-за Цибулис. Вернее, из-за чего-то, с чем связаны они обе. Или из-за кого-то. Мне с самого начала показалось странным, что доктор не настроена сотрудничать, словно не считает угрозы серьезными.
– Думаешь, она знает, от кого они исходят?
– Возможно, знает. Или догадывается. Она не выглядит напуганной, это ее покровитель волнуется!
– А покровитель…
– Владелец медицинского центра. Вернее, он владеет им на пару с женой.
– Так, может, обманутая супруга балует?
– Я бы тоже так подумала, но при чем тут медсестра?
– Да, странно… Хотя, возможно, мы просто не все знаем!
– Согласна. Однако в одном я уверена на сто процентов: Цибулис – врушка!
– С чего такой вывод?
И Алла поведала подруге о Полине Арефьевой и о ее самоубийстве.
– Выходит, она солгала дважды? – уточнила Марина, внимательно выслушав ее рассказ. – И о том, как умерла ее пациентка, и о том, что у нее есть брат?
Алла кивнула.
– И ты считаешь, этот самый брат – и есть убийца?
– Сестра Далмановой в разговоре с Мономахом упомянула о каком-то парне, с которым Ольга то ли ссорилась, то ли горячо обсуждала что-то на повышенных тонах у подъезда. Кроме того, именно Ольга уговорила брата покойной покинуть «Светочъ» в тот день, когда он устроил там скандал – вряд ли это совпадение!
– Но за что ему убивать Ольгу? – развела руками адвокатесса. – Если они нормально общались…
– А вдруг она пообещала ему что-то и не выполнила?
– Например?
– Допустим, заставить Цибулис признаться.
– В чем? Арефьева покончила с собой, а врач виновна лишь в том, что скрыла сам факт случившегося! Кроме того, мне кажется, виновата не столько она, сколько руководство медцентра: вряд ли она не рассказала любовнику о случившемся, а он, скорее всего, распорядился обставить неприятное дельце так, чтобы комар носа не подточил!
– Думаю, ты недалека от истины, – кивнула Алла. – Ольга могла сказать брату Полины, что сумеет заставить Цибулис рассказать правду о случившемся…
