— А меня наверх уже два раза гоняли, — вздохнул в ответ майор. — Детки-то непростые, и этот, судя по всему, исключением не станет. Кстати, как насчет установления его личности?
— Да никак, — вздохнул судмедэксперт. — Никаких документов при нем не обнаружено. Кстати, часы тоже сняли, — добавил он, нагибаясь и приподнимая руку мертвого парня так, чтобы Артем увидел его запястье. На нем явственно виднелся след от браслета, по цвету слегка отличавшийся от загорелой кожи вокруг бледной полосы.
— Дорогие, наверное, были часики? — спросил Артем, как будто Егорыч умел определять цену отсутствующих вещей.
— Видимо, да, — кивнул тот. — И обувь, судя по всему, тоже.
Артем только сейчас заметил, что покойник бос. И где раньше были его глаза, спрашивается?
— Думаешь, бомжи поработали?
— Скорее всего.
— Может, тот, кто его обобрал, что-то видел? — предположил Артем.
— Или его ограбил сам убийца, — парировал Егорыч.
— Вампир, да еще и вор? — недоверчиво покачал головой майор.
— А что, вампиры не люди, что ли? — пожал плечами судмедэксперт. — Думаю, ничто человеческое им не чуждо: можно и кровушки напиться, и поправить материальное положение. Зачем добру пропадать?
— А бумажник?
— Не-а. Я же сказал — никаких возможностей установить его личность. Но, как ты сам видишь, паренек ухоженный: стрижка долларов за триста, мелирование, маникюр…
— Как ты определяешь цену стрижки? — недоуменно поинтересовался майор.
— Работа у меня такая, — усмехнулся Егорыч. — И все-таки одну зацепочку я тебе дам. Галстук его видишь?
— Ну?
— Убийца почему-то галстучек не тронул — наверное, считает подобную вещь необязательным предметом гардероба.
— И что с ним, с галстуком этим?
— Фирменная вещичка, с лейблом «Карштадт».
— Мне это ни о чем не говорит! — хмыкнул Артем. — Но цвета веселенькие.
Галстук и в самом деле выделялся своей яркостью на общем темном фоне одежды молодого человека. На нем были изображены разноцветные машины, и Карпухин подумал, что такой безвкусицы он в жизни не видывал.
— Где-то долларов двести пятьдесят — так доходчивее будет? — сказал между тем Егорыч.
— Что — за галстучек… такой убогий?
— Ну, это еще не предел, — усмехнулся судмедэксперт. — Их, кстати, частенько подделывают, но этот — подлинный, голову даю! Так что скажи мне спасибо и иди работай, Артем Иванович, а то скоро людям по городу нельзя будет ходить без связки чеснока на шее и осинового кола под мышкой!
* * *
С Андреем и Никитой мы встретились в кафе, неподалеку от Казанской площади. В это время народу там было немного, и мы могли спокойно поговорить о наших делах. Вика не зря сказала вчера, что не сумела дозвониться до Андрея, — мне это тоже не удалось, однако он сам вызвонил меня с утра, и я сразу по окончании рабочего дня поехала в центр.
Мужчины уже сидели за столиком. Никита выглядел замученным. Его обычный оптимизм, который всегда так мне импонировал, сегодня явно приказал долго жить.
— Вы успели пообедать? — деловито поинтересовался Андрей, обращаясь ко мне официальным тоном.
На вопрос Андрея я ответила отрицательно.
— Отлично, значит, мы правильно сделали, что заказали вам плов из баранины и овощной салат. Что-нибудь еще?
— Нет, спасибо, — пробормотала я. Андрей уже усвоил мои вкусы, но вот Никита внимательно смотрел на нас, и под его взглядом я почувствовала себя как-то неуютно.
— К нам еще Артем должен присоединиться, — добавил Андрей, делая вид, что ничего не замечает.
— Карпухин? — удивилась я. — А он-то тут при чем?
— Да, ты же не знаешь! — воскликнул Никита. — Звонила Иночкина из НИИ трансфузиологии: их, похоже, ограбили.
— Ограбили?
— Именно, — подтвердил Лицкявичус.
— То есть у них кровь пропала? — уточнила я. — А почему решили, что имел место именно грабеж?
— Да там двух мнений быть не может, — сказал Никита. — Ты бы видела, что они там натворили — смотреть больно!
Как раз в этот момент к столу подошел официант, нагруженный подносом с едой. Пока он расставлял тарелки, мы молчали, а парню, похоже, хотелось бы послушать, о чем мы говорим. Он, несомненно, уловил слово «грабеж» и некоторые другие, не менее интригующие выражения, однако мы не доставили ему такого удовольствия, и парню пришлось удалиться несолоно хлебавши.
— Две лаборатории перевернули с ног на голову, — продолжил Никита, как только тот отошел на безопасное расстояние. — Такое впечатление, что воры больше побили и поломали, чем унесли с собой, честное слово!
— Просто акт вандализма какой-то! — пробормотала я, качая головой. — И кому такое могло понадобиться?
— У Карпухина есть своя версия, — отозвался Андрей. — Сразу предупреждаю — идиотская, но она все равно заслуживает внимания. Так получилось, что он сейчас расследует дело, которое вполне может оказаться связано с нашим, пусть и косвенно.
— И что за дело? — заинтересовалась я.
— Думаю, лучше подождать Артема, — предложил Андрей. — Никто лучше его не сможет все объяснить.
— А как там Толмачев поживает? — задала я следующий вопрос, и Никита еще больше помрачнел.
— Судя по всему, отлично, — буркнул он. — Ходит ко мне, как на работу, вынюхивает. Слава богу, никто к нему особо не прислушивается, но работать просто невозможно!
— Он по-прежнему считает тебя виновным в вымогательстве?
— Не знаю, что он там считает, но все выяснил про мой «моральный облик» у коллег — они мне подробно доложили, о чем их спрашивал Толмачев. По их словам, у него имеется огромный список вопросов, и он тщательно заносит туда все ответы, чтобы потом использовать этот «компромат» против меня.
— А твоим коллегам действительно есть что о тебе рассказать?
— Только у ангелов не бывает врагов, — пожал плечами Никита. — Есть люди, с которыми я в контрах, но, по крайней мере, ни у кого язык не повернется обвинить меня в вымогательстве!
— И это хорошо, — подытожил Андрей. — Потому что наша первостепенная задача — доказать твою невиновность. К счастью, даже Толмачев не пытается повесить на тебя обвинение в использовании зараженной крови, но трансфузиолог, присутствовавший на той операции, отрицает, что разговаривал с Журовой на предмет оплаты крови от имени Никиты.
— Еще бы он признался! — усмехнулась я и, поймав укоризненный взгляд парня, смутилась и поторопилась оговориться: — Я имела в виду, что никто в такой ситуации не сказал бы правду.
— Вот и Толмачев так считает, — мрачно пробубнил Никита. — Он полагает, что мы в сговоре с трансфузиологом.
— Очную ставку Журовой с вашим трансфузиологом не проводили?
— Наш главный считает, что это будет непродуктивно, — усмехнулся Никита. — Он говорит, что пациентка способна и солгать, желая обвинить во всем случившемся больницу.
— Не думаю, что она поступила бы так, — возразила я. — Если дело попадет в суд, легко будет доказать, что она лжет.
— Руководство ФГУ не хочет признавать, что они сплоховали и перелили ей плохую кровь, а НИИ трансфузиологии, в свою очередь, утверждает, что они всегда тщательно проверяют и доноров, и образцы крови.
— Создается такое впечатление, что кровь эту вообще добыли откуда-то со стороны! — вздохнула я недоверчиво. — Левая кровь какая-то, да? Так же не бывает!
— Не бывает, — согласился Андрей. — Значит, виноваты либо сотрудники НИИ, либо ФГУ.
— Кстати, — сказал Никита, — я тут пытался выяснить, как и когда заказывали кровь для Журовой. Этим занималось наше отделение переливания крови, и девочки сказали, что сначала получили отказ: не было у них такой крови, которая требовалась этой пациентке. Вернее, была, но мало — вы же знаете, какие в городе проблемы с донорской кровью, и при этом особенно страдают больные с редкими группами. Однако вечером, перед самым концом рабочего дня, из НИИ перезвонили и сказали, что кровь поступила.
— А ты мне об этом не рассказывал! — сердито заметил Андрей, буравя Никиту взглядом.
