Вот, значит, каким путем решил пойти этот урод. Не испытывать удачу и не полагаться на нашу с Ридом связь, а настучать сразу ректору. А тот и рад, судя по мрачному торжеству на лице. Кажется, только этой фотографии ему и не хватало, чтобы загнать Рида в угол и заставить заткнуться. Боже, неужели он думает, что ради меня или моей репутации Рид сделает хоть что-нибудь? Сомневаюсь, что со Стилтоном он расправится так же легко, как с Джессикой. Да и разве тронул он за последние месяцы хоть кого-то, кроме нее?
Но подумать мне не дают.
– Послушай меня, девочка, – цедит он сквозь зубы, угрожающе размахивая телефоном у меня перед носом и подходя все ближе. – Если хочешь остаться в академии, ты сделаешь все, как я скажу. Эллиот не в состоянии обеспечить тебе грант на следующий год обучения, а вот я вполне могу. Расскажешь полиции, что он заставил тебя, принуждал, да хоть изнасиловал – мне плевать, – и тебе пришлось оклеветать Джессику. Я не собираюсь терять свое место только из-за того, что Тварь протащил в Белмор любовницу. У меня и так хватает проблем с сенатором Купером, который только и может тыкать меня носом, что я не уследил за его драгоценной дочерью. Не хватало еще, чтобы мои же преподаватели и студенты порочили ее репутацию и дальше.
Так вот для чего это все. Плюнуть бы ректору в рожу, развернуться и уйти, но изнутри меня медленно сковывает страх. Понятия не имею, что случится, если я откажусь. Меня исключат из академии в тот же день и придется вернуться в Рокфорд к матери, которая ни разу в жизни мне не поверила? Которая считала меня маленькой лгуньей, когда ее чертов муж насиловал меня? К горлу подкатывает тошнота. Я даже думать об этом не хочу.
Однако есть кое-что гораздо хуже возвращения домой. Кое-что гораздо опаснее. Предательство. Я помню, какими глазами смотрел на меня Рид, рассказывая, как Хелена Браун предала его. Разбила и растоптала его сердце и превратила в того, кем он в итоге стал. Может быть, его жизнь сложилась бы иначе, а все эти девушки были бы живы, если бы Хелена не отвергла его любовь таким отвратительным способом. И я не желаю представлять, какие боль и отвращение отразятся в его взгляде, когда он узнает, что я ничуть не лучше Хелены.
Такая же слабая. Такая же глупая. Такая же предательница.
Ни за что.
– Знаете что, ректор Стилтон? – ухмыляюсь я, хотя прекрасно понимаю, что подписываю приговор собственному будущему. Не видать мне ни отличного образования, ни жизни в Калифорнии, ни какой-нибудь классной работы в архитектурном агентстве. Да и черт с ними. У меня будет кое-что получше. У меня будет Рид. – Пошли вы к черту. Исключайте меня из академии, показывайте фотографию кому хотите, – я еще и расскажу, что после этого мы отлично потрахались. Ну или обсудите ее с Генри Тейлором, который передал ее вам, чтобы наныть себе на место старосты академии. Он ко мне приходил с тем же самым и умолял, чтобы я заставила Рида повлиять на вас. Но Генри, судя по всему, и сам не прочь лизать кому-нибудь задницу, если это поможет ему пробиться в люди.
– Ты забыла, с кем разговариваешь, девчонка?! – разъяренно орет он мне вслед, но я выскальзываю из кабинета в коридор и опрометью бросаюсь к лестнице.
Соваться на лекцию сейчас – не лучшая затея, значит, нужно переждать в общежитии, а потом все-таки найти Рида и рассказать, что меня выпрут из академии еще до экзаменов. Лишь выбежав на улицу и остановившись у высокого дерева, растущего у каменной дорожки, ведущей на аллею, я замечаю, что телефон в руках все еще записывает голосовое. Запись уже перевалила за десять минут, стоит нажать одну кнопку – и все, что говорил мне ректор, отправится прямиком Риду. Забавно видеть нечто подобное сразу за нашей фейковой перепиской, но тем лучше.
Если когда-нибудь я решу показать сообщение офицеру Смолдеру, он охотнее поверит, что я решила поделиться проблемой со своим парнем. Боже, можно ли Рида назвать парнем? Он кто угодно: убийца, психопат, больной романтик и профессор со странными фетишами, но уж точно не парень. На губах проступает нервная ухмылка, я жму на кнопку «Отправить» и смеюсь как ненормальная добрую минуту, если не больше.
Как хорошо, что во дворе сейчас никого нет, только садовник косится на меня с подозрением, оторвавшись от розовых кустов. А мне-то казалось, что в этом году я уже исчерпала лимит безумных поступков. Казалось.
Немного подумав, вслед за голосовым я отправляю еще одно текстовое сообщение, чтобы Рид понял, что наша игра не заканчивается. Наоборот, она только начинается. Впрочем, он поймет все и так. Мне просто хочется принять участие в том спектакле, что развернулся в академии после смерти Джессики. И я надеюсь, что на этот раз у меня будет главная роль.
«Кажется, мне пора собирать вещи, дорогой. А ведь утром я переживала только о том, как бы не намокнуть на твоей лекции».
Надеюсь, он как следует посмеется, сидя перед студентами и отчитывая кого-нибудь за неверно составленный реферат или ошибку в очередной дате. Суровый и вечно недовольный профессор Эллиот взрывается от смеха. Холодного, мрачного, но искреннего – то еще зрелище. Сомневаюсь, что кто-то в Белморе, кроме меня, видел его таким.
Ответ мне приходит, когда я закрываю за собой дверь нашей с Микаэлой комнаты. Ну да, так я и думала.
«Ты просто молодец, милая. Я в тебе не сомневался».
Муза
– Ты когда-нибудь думала, что все так сложится? – болтает Микаэла, стоя перед зеркалом и причесывая непослушные рыжие волосы. Темно-синий кардиган, накинутый поверх формы, привычно болтается из стороны в сторону. – Ну, в смысле, с Тварью. Или тебе не нравится, когда я его так называю? Вряд ли ты зовешь его «тварюшкой» в постели. Хотя…
– Пожалуйста, хватит, – умоляю я. Застегиваю пуговицы на воротнике блузки и хватаю сумку. Микаэла обожает поговорить по утрам и никогда не отказывает себе в удовольствии спросить обо всем подряд: для нее нет ни запретных тем, ни личных вопросов. – Называй его как хочешь, мне все равно. Но я даже думать не хочу, как ты дошла до «тварюшки».
О том, что чаще всего я зову Рида чудовищем, соседке знать не надо. Да и какая разница, думала ли я, что все так сложится? Когда мне пришло письмо о зачислении в академию Белмор, казалось, что жизнь наконец начала налаживаться. Казалось, что я оставлю несчастную, зашуганную и травмированную Ванду в прошлом, выберусь из своего кокона и стану совсем другим человеком. В какой-то мере так и вышло, но я не рассчитывала, что привяжусь к ненормальному серийному убийце, который следил за мной как минимум несколько месяцев.
Не рассчитывала и на то, что буду о нем переживать. Офицер Смолдер был настроен серьезно, едва ли его убедит случайная запись, где ректор пытается заставить меня свидетельствовать против Рида. Нет, у него наверняка есть что-то еще. Но это не единственная проблема: на носу экзамены, а в голове знаний ноль целых, хрен десятых. Бесследно испарилась вся история литературы, кажется, я и чертить-то разучилась.
Я провалю все, даже если ректор Стилтон не заставит преподавателей выставить мне неуды.
– Смотрите, кто явился, – кричит кто-то, едва мы с Микаэлой заходим в холл учебного корпуса.
– Грустишь, а, шлюха?
– Да бросьте, дайте ей пострадать немного, у нее же покровителя отобрали.
– Теперь наверняка исключат, ха-ха!
– Отвечаю, от этой шлюхи уже завтра и следа в академии не останется.
– Шлюха!
Среди столпившихся перед стендом у лестницы студентов десятки малознакомых лиц: старшекурсники, ребята с других факультетов и те, кого я просто никогда не видела. Не понимаю. Ни Генри Тейлора, ни его дружков поблизости не видно, так что завел всех, видимо, не он. Крики не стихают, вслед мне летят ругательства покрепче «шлюхи», и чем ближе я подхожу к стенду, тем сильнее внутри разгорается знакомый страх.
Если они набросятся на меня толпой, что я сумею сделать? Сил не хватит даже убежать. Уверена, в такой момент внутри проснется слабая Ванда и будет терпеть, пока все не закончится, чтобы потом забраться в дальний угол парка на территории Белмора и повеситься на иве, под которой когда-то нашли тело Хелены Браун.
