С губ срывается тяжелый вздох.
– Ага, вот ты где! – К нам подлетает Кейт Харрис и плюхается на свободный стул по правую руку от меня. – Так ты в курсе, что случилось с Джессикой, но даже не подумала мне рассказать? Ты что, говорила с ней перед смертью? Или что-то видела? Выкладывай давай, о чем с тобой говорил полицейский. И почему только с тобой?
Боже, только Кейт и ее любви к тру-крайму мне сейчас и не хватало.
– Потому что за меня никто не вступится, очевидно же, – фыркаю я, запихивая в рот очередную ложку хлопьев. Кусок в горло не лезет, приходится отставить тарелку в сторону и сделать вид, что больше всего на свете меня сейчас интересует сок. Свали уже, Кейт, а. – И потому что Джессика пыталась прикончить меня куском стекла, если вдруг ты забыла. Или ректор Стилтон рассказывает всем другую историю? До меня как-то не долетали слухи в медицинском кабинете.
– Нам просто сказали, что вы что-то не поделили, вот и все, – задумчиво тянет Кейт. – Но если у нее настолько крыша поехала…
– В прошлом году она довела первокурсницу до отчисления, – вставляет Микаэла, не потрудившись даже прожевать сэндвич. – У нее это каждый год, говорят. Не может держать себя в руках и уверена, что ей все должны. Была. Была уверена. Простите, я еще не привыкла.
– И ее саму после этого не отчислили? – вскидываю брови я, со стуком поставив стакан на стол. – Хотя зачем я спрашиваю, ее отец держит Стилтона на коротком поводке.
А ты спишь с преподавателем, Ванда, и ради тебя он убивает людей. По академии ходят полицейские, а ректор скрипит зубами за вашей спиной. Ну и что? Тебе нужно собраться и доучиться до конца семестра, вернуться в Рокфорд на лето и забыть, что здесь произошло.
Но нет, голос разума в этот раз перегибает палку. Возвращаться в Рокфорд мне хочется в последнюю очередь, тем более мать будет задавать лишние вопросы. И не факт, что мне позволят доучиться. Я буквально вижу, как ректор Стилтон лично пытается завалить меня на экзамене или требует от той же Карпентер выставить меня вон из аудитории в день сдачи. У него, в отличие от меня, развязаны руки. И едва ли Рид сумеет на него повлиять.
Кейт и Микаэла болтают, обсуждают последние посты в социальных сетях, а я провожаю глазами Генри Тейлора. Тот поднимается из-за стола и так уверенно шагает к выходу из столовой, напрочь позабыв о своих дружках, будто ему написали, что его комната пылает синим пламенем.
– Короче, Уильямс, – Кейт стукает ладонями по столу, поднявшись, – если тебе скажут что-нибудь насчет дела Купер, ты в курсе, где меня искать. Но если я узнаю, что ты жмешь подробности, ночью я заберусь в вашу с Микаэлой комнату и придушу тебя. Понятно?
И она уходит, громко шлепая ботинками по полу, – снова показывает, что плевать ей хотелось на форму академии. Туфли забыты, галстука нет, блузка расстегнута на несколько верхних пуговиц, а ярко-розовые волосы видны с другого конца помещения. Мне бы тоже хотелось хоть раз надеть что-нибудь другое. Может быть, кардиган, как Микаэла.
Не о том ты думаешь, Ванда, не о том.
Поздний завтрак остается почти нетронутым, я не могу допить даже сок. В голове снова и снова всплывает разговор с офицером, кажется, будто мы еще обязательно встретимся. Может быть, он спросит Рида, а тот не сможет… Боже, кому я вру. Рид придумал для нас головокружительную историю, даже не спросив меня, он уж точно сумеет выкрутиться. Это я опозорюсь, если Смолдер решит допросить меня второй раз.
Сразу после обеда у нас стоит лекция по истории литературы, и я уже представляю, как Рид будет прожигать меня взглядом все полтора часа. Ухмыляться, отправлять сообщения и всем видом напоминать, какую ерунду мне пришлось читать сегодня утром. Однако стоит лишь вообразить, с каким удовольствием он набирал сообщения, может быть, даже гладил меня, когда я спала, или покусывал губы, как внизу живота скапливается возбуждение. А я ведь была уверена, что таким меня не проймешь.
Приходится подумать о тяжелом взгляде ректора Стилтона и его недовольной роже, с которой он провожал нас с офицером Смолдером. Весь пыл сразу же сходит на нет.
С Микаэлой мы расходимся на лестнице – она уходит на третий этаж, махнув мне рукой напоследок, а я поворачиваю на второй, направляясь к до боли знакомому кабинету. Рядом уже толпятся студенты, я замечаю яркую макушку Кейт Харрис, а вот Генри Тейлора нигде не видно. Надеюсь, что у него и впрямь комната загорелась, а вместе с ней сгорел телефон и все фотографии. Наивно, конечно. Если он не придурок, то хранит их в облаке.
– Мисс Уильямс, – доносится позади голос ректора Стилтона. Он запыхался, словно бежал за мной по лестнице все это время и в какой-то момент отстал. – Наконец-то я вас догнал. Не торопитесь на лекцию, сегодня у вас не будет истории литературы.
За его спиной маячит знакомая фигура – короткие темные волосы зализаны назад, форменный пиджак накинут на плечи, галстук небрежно завязан на шее. Генри Тейлор, конечно же. Кто бы сомневался. Очень жаль, мне так хотелось, чтобы кто-нибудь подпалил задницу этому петуху. Но, кажется, сегодня достанется только мне.
– Я уже рассказала офицеру Смолдеру все, что знала, профессор Стилтон, – произношу я без энтузиазма.
– А теперь я хочу поговорить с вами один на один. Полагаю, профессор Эллиот переживет одну лекцию без вас. – В его голосе сквозит откровенная ирония, а среди студентов мгновенно проходятся смешки. – Пойдемте.
И Генри Тейлор ухмыляется мне вслед так противно, будто он только что показал фотографии ректору Стилтону. А ведь мог. Точно мог. Да пошел бы он в задницу, а то и куда подальше. Я достаю телефон и собираюсь записать Риду голосовое, чтобы поддержать нашу маленькую игру, но успеваю лишь нажать на кнопку записи – ректор Стилтон распахивает дверь соседнего кабинета и бесцеремонно заталкивает меня внутрь, будто мы с ним старые друзья и это в порядке вещей. Да что, черт побери, не так с академией Белмор?!
Все.
– Итак, мисс Уильямс, полагаю, вы уже все обсудили с офицером Смолдером. Судя по тому, что он рассказал мне, пока вы сидели на завтраке, вы снова распускали слухи о Джессике и настаивали, что она на вас набросилась, – говорит он совершенно спокойно, нависая надо мной подобно скале, только глаза его недобро поблескивают. Хочется отступить подальше, но за спиной у меня профессорский стол и высокое окно, из которого впору разве что выброситься. – Думаю, вам стоит забрать свои слова назад. И рассказать полиции, что ваша рана – дело рук профессора Эллиота, в чем я ни капли не сомневаюсь.
Несколько секунд я молчу. Приоткрываю рот и шумно выдыхаю в попытках переварить сказанное. Что, простите? Дело рук профессора Эллиота? Может быть, у меня на теле и остались шрамы от ножа; может быть, прямо сейчас внизу живота красуется пара свежих ссадин, но о каждой из них я попросила сама. И пусть я боялась, что рано или поздно, заявившись в комнату Рида, уже не проснусь на следующее утро, этого так и не случилось. Он никогда не делал мне больно, если не видел, что его прикосновения – или прикосновения его длинного ножа – сводят меня с ума.
– С чего бы это? – вскидываю голову я, крепко сжимая губы, и смотрю в глаза Стилтону. В отличие от пронзительного взгляда Рида, взгляд ректора напоминает грязную замерзшую лужу. Серые водянистые глаза не выражают ничего, кроме злости и недовольства. Не осталось и следа от добродушного профессора Стилтона, с которым я беседовала накануне вечером. – Я не собираюсь лгать полиции. Тем более в академии наверняка сохранились записи с камер, если они стоят в женской душевой на втором этаже.
Он щурится и кривит губы, а затем выхватывает телефон и демонстрирует ту самую фотографию с рождественского бала, которой только вчера угрожал мне Генри. Мои уложенные в аккуратную прическу волосы растрепались, щеки раскраснелись, а зеленый шарф Рида перетягивает шею с такой силой, что удивительно, как я вообще могла удержать во рту его член и не задохнуться. Его лица на фотографии практически не видно, только светлые волосы и широкую спину, но не узнать Рида невозможно.
