– Коля! Пожарский! – прошелестел тихий голос с пролета верхнего этажа.
Оля Гладкова вот уже несколько часов ждала появления Пожарского в подъезде, на четвертом этаже. Она устроилась на подоконнике, чтобы можно было видеть, когда придет Колька. После разговора с оперативником ее накрыли сомнения. Вернувшись домой, она бродила из угла в угол, поглядывая на часы. Что если Акимов передумает и арестует Кольку? Или милиционер не стал рассказывать всю правду, что Пожарского ждет тюрьма?
В отчаянии Ольга решила, что пойдет к квартире Судорогина и сама остановит Николая от ужасного шага. Поэтому оказалась девочка в подъезде пятиэтажки задолго до появления там бандитов под предводительством Давилки. На площадке провела она несколько часов: от взглядов проходящих мимо жильцов девочке было неуютно. Она то и дело вставала, делала вид, что идет по лестнице, но через несколько шагов снова возвращалась к окну. Несколько раз доставала измятый листок с заготовленной речью, пыталась ее повторить. Но слова путались и не хотели выстраиваться в красивые убедительные фразы.
Наконец с наступлением вечера в подъезде стало спокойно. За дверями квартир стихали лязганье посуды и разговоры жильцов – они готовились ко сну. От напряжения и монотонного ожидания Олю тоже сморила дремота: она заснула прямо на подоконнике. Ей даже успел присниться Колька, который протягивал Оле белые фигурные коньки, улыбался и кивал. А она строго хмурилась: «Не возьму, они же краденые!» – «Я последний раз!» – почему-то воскликнул он.
От его голоса Оля проснулась. Вскочила и замерла, пролетом ниже шепотом препирались голоса. В полутьме и после короткого забытья она совсем растерялась, спустилась по ступенькам, прищурилась и неуверенно спросила:
– Коля, Коля Пожарский. Это ты?
От неожиданности Колька резко обернулся и застыл: Гладкова!
Он успел лишь отпереть дверь квартиры Судорогиных, но еще не шагнул в глубину коридора. Девочка растерянно взглянула на листок бумаги, зажатый в руке, потом перевела взгляд на Колькиных спутников. Высокий пижон с резкими чертами лица буравил ее неприятным, колючим взглядом. Остальные стояли в полумраке: их лиц она не различила.
И тут яркая луна вдруг высветила через мутное окно Колькино бледное, искаженное испугом лицо. Олю пробрал озноб. Она с трудом произнесла первые слова заготовленной речи:
– Коля, ты поступаешь неправильно. Я хочу тебе помочь, чтобы ты не совершил ошибку…
Но договорить Колька ей не дал, он дернул Олю за руку, так что она неловко перепрыгнула вниз через несколько ступенек.
– Уходи, ну, давай чеши отсюда! Убирайся!
Оля растерянно замолчала, сделала робкий шаг к следующей лестнице, что вела вниз, но тут дорогу ей преградил тот самый, с колючим взглядом:
– Стой, где стоишь, шалава.
В руке у него блеснуло узкое металлическое лезвие с острыми краями. Перемотанная черным материалом ручка легко нырнула в огромную ладонь. В испуге она даже не отшатнулась, когда Давилка сделал шаг навстречу. Грубый рывок откинул девочку назад, к стене – Николай встал между Ольгой и Миханом:
– Не трогай ее! Пусти, пусть она уйдет! Она ничего не знает и будет молчать. Отпусти!
Домушник осклабился и зашипел еле слышно:
– Заткнись. Она заложит нас всех. Такая же идиотка правильная, как и ты. – Он повернулся к застывшим сзади подельникам. – Держите его и девке рот заткните.
– Эй, я на мокруху не подписывался, – взвизгнул по-бабьи Забодало. Он затряс головой и спрыгнул на пару ступенек ниже. – Я честный вор и барыга, а не душегуб. На перо никого насаживать не буду.
– Отпусти ее, – снова заговорил Колька. Он не сводил глаз с блестящего лезвия. – Я всегда с вами работать буду. Обещаю. Клянусь.
Но Михан только скривился в ответ, пора порешить глупую мелюзгу. Сначала удар в шею Малыге, потом девке в живот.
– Век воли не видать, забыл побожиться. По-воровски не умеешь бакланить, а суешься. – Михан растянул губы в жуткой улыбке-оскале. Перебросил ловко заточку с одной руки в другую. Сделал шаг. – Не быть тебе настоящим фраером, Малыга. Не урка ты, а мазурик полированный. Подобрал я тебя, как кутенка в сугробе, кормил, поил, барышом делился. А ты, сявка, соскочить задумал. На Михана сверху смотришь, за стол не захотел со мной садиться. На перо скакнешь, шкура.
Давилка метнулся вперед, Колька успел отпрыгнуть в сторону – острый конец лезвия распорол алую полосу на шее. Оля вскрикнула. Домушник, промахнувшись, полетел вперед и упал на замершую у стены девушку. Он снова взмахнул ножом, опасный металл теперь смотрел в красивое лицо девушки:
– Заткни рот, профура. В момент всю красоту почикаю.
Неожиданно нож выпал из руки и полетел в сторону. Колька навалился на Давилку сзади, придавил коленом и ухватил пальцами за горло. Тот захрипел, закрутился ужом, пытаясь вырваться.
Оля в ужасе запричитала:
– Коля, Коленька, остановись! Ты же убьешь его! Коля, ты же не такой, ты же не зверь!
От ее горячего шепота Колька разжал руки, и сипящий Давилка рухнул на пол.
В ту же секунду Пельмень с Анчуткой, ухватив вдвоем за полы пиджака, отшвырнули затихшего на несколько секунд бандита в темноту квартиры. Андрюшка захлопнул дверь и навалился на нее плечом, сбоку помогал ему Яшка.
– Ключ, Колька, ключ! Вставляй! Закрой его и бежим! – прохрипел Пельмень.
Давилка пришел в себя и с диким ревом кидался на дверь изнутри, так что дрожала тонкая обшивка.
Оля с трудом приподнялась, в ужасе коснулась струйки крови на рубашке Кольки:
– Ты ранен!
Но тот не замечал, водил руками по полу, силясь в темноте найти оброненный ключ.
Внизу раздался топот и громкий возглас Акимова:
– Стой! Стрелять буду!
После того как Забодало вылетел из подъезда прямо на него, оперативник понял: что-то в ограблении идет не по плану, и бросился через две ступеньки на третий этаж.
От крика милиционера все замерли: Оля возле стены с открытым в беззвучном возгласе ртом, Колька в центре с опущенной головой, и беспризорники, распластавшиеся худыми телами на дрожащей двери.
Анчутка жалобно протянул:
– Бежим! – Он с мольбой обернулся к Кольке. – Бежим, ребята, а то заловят! – отпустил одну руку от ходящей ходуном тонкой преграды между ним и взбесившимся уркой, потянул за рукав Пельменя. От резкого удара с другой стороны доски брызнули щепками прямо в лица мальчишкам и из щели вынырнуло лезвие ножа. Пельмень вскрикнул от того, что кончик ножа ударил ему в глаз, и убрал руки с разодранного дерматина. Яшка молча, без лишней суеты, вцепился в его тельняшку и потащил друга по ступеням вверх.
Давилка пинком снес остатки двери с петель и бросился на замершего Кольку.
Грохнул выстрел! Сергей Акимов при виде бандита с ножом и двух перепуганных подростков нажал на курок. Когда рассеялся дым, на площадке остались только распластавшийся на грязном полу Давилка и растерянный Акимов. Оперативник бросился к бандиту, который беспомощно скреб пальцами пол, пытаясь удержать верный нож в слабеющей руке.
– Остальные где? Где Череп? – встряхнул его за плечо оперативник.
Но Михан ничего не ответил, только осклабился в своей последней улыбке.
Колька, придя в себя после выстрела, без оглядки побежал по лестнице все выше и выше, к спасительному чердаку. За ним спешила Оля, выкрикивая на ходу:
– Коля, Коленька! – Слова, которые она так долго не могла подобрать, вырывались сами собой. – Я не против тебя, я за тебя. Остановись! Ты ведь хороший, добрый, ты – самый лучший на свете. Ты можешь вернуться, стать прежним.
Но Колька словно не слышал ее, шагал и шагал. Ловко выбрался через чердачное окно на крышу и уже хотел разбежаться для прыжка на крышу другого здания. Там ждали его Яшка с Пельменем, чтобы бежать дальше. Но Оля вдруг стремительно бросилась и ухватила Кольку за руку:
– Коля, не надо, не уходи. Ты всем нужен, родителям, сестре, Светке. Ты мне нужен. Не бросай нас, возвращайся.
– Ты не понимаешь, ты не знаешь, что я натворил. – Он закусил губу от досады.
