Такое неравнодушное отношение к ней, простой деревенской девушке, невероятно подкупило Клаву. У нее задрожали от волнения губы, она несколько раз глубоко вздохнула и принялась с решимостью поспешно рассказывать, то и дело вытирая бегущие по щекам слезы:
– Где-то с месяц назад мы с моей родной сестрой Зинаидой приехали из Инжавино в Тамбов. Она меня сразу же устроила на курсы кассиров… А пока, чтобы я зарабатывала хоть какие-то деньги себе на проживание, посоветовала устроиться уборщицей в сберкассу… там как раз было свободное место. Недели две я проработала, а потом ее ухажер Чекан сказал мне, чтобы я, когда кассиры приезжают с предприятий за зарплатой для рабочих, открыла железный запор на задней двери. Для чего это надо, он не сказал, только пообещал, что отправит меня назад в Инжавино, если я его не послушаю. Да еще пригрозил, что покалечит меня окончательно… Я перепугалась и сделала, как он велел… А еще он велел молчать и моей сестре Зинке об этом не говорить… не то нам обоим будет плохо…
В этом месте Клава не выдержала и горько разрыдалась, да так сильно, что оперативникам пришлось ее успокаивать.
– Воды ей! – распорядился Копылов и огляделся в поисках кружки. – Живо!
Глазастый Семенов метнулся к подоконнику и, зачерпнув воды, услужливо подал девушке. Клава двумя руками охватила прохладные бока кружки и с жадностью приникла пересохшими губами к ее влажному краю. В наступившей тишине были отчетливо слышны ее мерные глотки и дробный стук зубов о погнутый алюминиевый край.
Немного успокоившись, девушка тщательно вытерла дрожащей рукой влажные губы и мокрые от слез глаза и продолжила рассказ. Чем дальше она говорила, тем история ее становилась страшнее. Временами Клава не могла произнести ни слова – надолго замолкала, непроизвольно комкала платок и прикрывала им рот, чтобы заглушить рвущиеся изнутри рыдания.
– Это я уже потом поняла, во что вляпалась, когда бандиты напали на сберкассу. Тогда я проживала уже отдельно от Зины, у одной бабульки… Но в тот день я к ней не пошла, побоялась… что меня будут искать за соучастие… Я спряталась в сарае у сестры и два дня там сидела как мышка… Пила дождевую воду из колоды. Я боялась появиться в доме… потому что к Зине часто заглядывал Чекан. Но однажды, когда Чекана долго не было, я все же осмелилась показаться на глаза сестре, и она меня спрятала в дальней комнате… Только предупредила, чтобы я сидела тихо… если вдруг нагрянет Чекан.
В тот день все и произошло… Чекан остался ночевать… А ночью пришел этот убийца. В горнице горела лампа, и я хорошо его разглядела. Он был одет в военный плащ с капюшоном… Этот страшный человек приказал Чекану связать Зину, чтобы она не рыпалась и не вздумала убежать, пока он будет с ним разбираться. И сказал, чтобы Чекан показал ему, где он спрятал сумку с деньгами… Если Чекан сумку не отдаст, то он обещал убить не только его самого, но и Зину. Чекан накинул пиджак, и они ушли… Я в это время вылезла из-под кровати и хотела развязать сестру… но не смогла… точнее, не успела, потому что они вернулись быстро. Я, по совету Зины, выпрыгнула в окно и затаилась в кустах. Но вы не думайте, я все равно подглядывала… потому как боялась за сестру.
У военного, когда они пришли со двора, в руках была сумка с деньгами… И тут Чекан вдруг схватил табурет и хотел ударить того по голове… Но военный успел в него выстрелить… а потом он застрелил мою сестру, чтобы она его не выдала. Потом он ушел… Я хотела уехать домой, в Инжавино, но… передумала. Потому что, если тот человек каким-нибудь образом прознает, что я была у Зины, меня убьют его подручные бандиты… Да и вообще… Зина меня сильно любила, от всего оберегала… Как же я теперь?.. Вот и надумала я в конце концов прийти к вам и все рассказать… Пускай меня посадят, зато все будет по совести… – Она опять заревела и уже сквозь слезы проскулила: – Меня на много посадят? Я же сама пришла-а… я сама повинилась…
Клава исподлобья натертыми до красноты глазами оглядела находившихся в комнате оперативников, сидевших с молчаливой сосредоточенностью, стараясь определить по их хмурым лицам, насколько ей поверили.
– Клава, а вы могли бы описать того военного? – спросил, нарушив повисшее молчание, Мачехин и на правах старого знакомого с сочувствием заглянул в ее осунувшееся заплаканное лицо. – Может, запомнили какие-то приметы?
– Есть у него примета! – оживилась девушка. – У него правая щека… – Она резко вскочила со стула.
В этот секунду газета «Советский часовой», неловко задетая рукой девушки, с шелестом соскользнула на пол.
– Так вот же он! – испуганно вскрикнула Клава, указывая на фото Филимонова: – Это точно он, он убил мою сестру!
– Гражданка Серова! – звенящим, натянутым, как струна, строгим голосом одернул ее Орлов. – Вы уверены?
– Могу поклясться на чем угодно! – закричала Клава, неистово мотая головой и тяжело дыша. – Я его теперь где хочешь узнаю!
Оперативники многозначительно переглянулись.
– Поехали! – коротко бросил Орлов, злобно сверкнув прищуренными глазами, и первый направился к выходу, на ходу давая распоряжения: – Журавлев, отведи гражданку Серову в дежурную часть, чтобы ее определили в КПЗ. Заболотников, быстро в автобус! И смотри, не подведи!
– Когда это я вас подводил? – картинно обиделся Заболотников, едва поспевая за капитаном.
– Отставить разговоры! – рявкнул Орлов, уже взвинченный предстоящей операцией. – Постараемся взять живым. Больно мне интересно понять, с чего это наш героический парень вдруг стал на скользкую дорожку. Что за причина у него такая веская, что вся прежняя жизнь теперь побоку? Чужая душа, говорят, потемки, так вот я выверну его поганую душонку изнанкой наружу, докопаюсь до самой сути. А там поглядим!
Автобус предусмотрительно оставили, не доезжая квартала до места, за разросшимися кустами сирени, чтобы не было видно с дороги. На тот случай, если Филимонов вдруг отлучился из дома и скоро вернется.
Придерживаясь тенистой стороны, прикрываясь полусгнившей оградой, густо оплетенной вьюном с голубенькими и розовыми цветочками, оперативники скрытно подобрались к двухэтажному дому, знакомому им по прежнему визиту, когда они возвращали «герою» документы и наградные часы.
– Знал бы я тогда, что так дело обернется, – зловеще процедил сквозь зубы Орлов, – я бы собственными руками задушил эту гадину.
Серый от пыли мотоцикл стоял у подъезда – похоже, хозяин дома. Аккуратно прислоненный к толстому тополю, мотоцикл, вероятно, был достопримечательностью двора. Сейчас на нем гордо восседал белобрысый мальчишка с конопатым загорелым лицом. Держась худенькими ручонками за руль, лихой наездник громко гудел, брызгая слюной, изображая звук мотора. Вокруг, ожидая своей очереди, толпились другие такие же оборванцы.
Увидев кравшихся вдоль дома оперативников, «мотоциклист» узнал Журавлева, который уже бывал здесь, и радостно закричал:
– Дядя Сава, к вам милиция-а-а!
Остальные радостно подхватили:
– Дядя Сава-а-а! Дядя Сава-а-а!
– Замолчите! – сдавленно прикрикнул на них Журавлев. – Кому говорю, тихо!
Он испуганно взглянул на распахнутую оконную раму и тотчас встретился глазами с Филимоновым, который сразу все понял. Танкист понимающе ухмыльнулся и скрылся в квартире. На ходу выхватив из висевшей на стене кобуры наградной пистолет, Филимонов оттолкнул ничего не понимающую Ольгу и выскочил на лестничную площадку. Навстречу ему уже поднимались Орлов и еще двое оперативников.
– Все-таки докопались! – как будто даже обрадовавшись неожиданному визиту уголовного розыска, воскликнул «герой».
– Сдавайся! – заорал Орлов. – Ты окружен!
Но тут из квартиры выскочила испуганная Ольга. Орлов чуть замешкался, и Филимонов успел ударить его в грудь кованым каблуком. Клим, сбитый с ног, полетел вниз по лестнице, собрав по дороге Журавлева и других оперативников.
Воспользовавшись неразберихой, Филимонов проворно забрался на стоящую на площадке тумбочку, быстро откинул люк и, подтянувшись на сильных руках, протиснулся на чердак. Захлопнув люк, он придавил его сверху тяжелой дубовой колодой, кстати оказавшейся под рукой, и метнулся в угол, где была припрятана инкассаторская сумка с деньгами. Времени возиться со слуховым окном не было – танкист выбил его ногой и выбрался на крышу. Неловко держась за ребристые листы шифера, он на карачках пополз к угловому водостоку, намереваясь по металлической трубе спуститься вниз и скрыться, пока нерасторопные оперативники будут ломиться на закрытый чердак.
