Урядов продолжил развивать мысль, и у него получалось следующее: Гуляев пришел к Марианне, убедил ее впустить его в квартиру, а как только хозяйка закрыла входную дверь, начал действовать. Он оказался за спиной актрисы, ведь от Гуляева, с которым актриса прожила десять лет, она не ждала физической агрессии. Скорее всего, он оглушил женщину и, пока она была без сознания, обыскал сейф. Он наверняка знал, где лежит ключ, ведь актриса не ожидала его вторжения, поэтому ей не имело смысла менять место для хранения ключей. Но в сейфе драгоценностей не оказалось, а актриса начала приходить в сознание. Что делать? Разозлившись, Гуляев мог принять неверное решение: он привязал актрису к стулу, сунул ей в рот кляп и принялся пытать, требуя отдать драгоценности. Он не боялся, что соседи что-то услышат, так как знал о дополнительной звукоизоляции.
– В случае, если пытал актрису Гуляев, она могла проявить упрямство и не сразу отдать драгоценности, – наливая новую порцию чая, продолжал размышлять Урядов. – Это могло случиться по трем причинам. Причина первая: актриса была слишком зла на бывшего, чтобы добровольно отдать ему драгоценности. Причина вторая: она не допускала мысли, что ее бывший муж решится на убийство. И третья причина: она до последнего надеялась, что придет помощь. Помощь не пришла, Гуляев получил то, что хотел, забрал драгоценности и избавился от жертвы, чтобы она не смогла свидетельствовать против него. Он собирался уходить, и тут его взгляд наткнулся на трость. Его трость, которой он владел, будучи супругом актрисы, и которую она отняла у него при разводе. И он решил прихватить трость как лишнее напоминание о том, что в конечном итоге он взял верх над бывшей женой. Конец истории. Но как тогда быть с алиби?
Алиби сильно портило нарисованную им картину преступления, которая и так не слишком нравилась капитану. Он общался с Гуляевым, беседовал с его соседями и знакомыми, именно поэтому он никак не мог представить его в роли убийцы жены. Даже сгоряча, даже по пьяной лавочке. А тут преднамеренное убийство, да еще отягощенное пытками. Получается, что сорок пять лет Гуляев был одним человеком, а тут вдруг изменился, пошел вразнос, стал жестоким преступником. И все это внезапно, в одночасье? Если так, то для подобной метаморфозы все равно должна быть причина. Получается, нужно искать причину, которая могла побудить Гуляева пойти на преступление, ведь даже слова Сутихина не противоречат общей картине преступления, а лишь подкрепляют ее.
Сутихин сказал, что человек, пытавший актрису, не имеет представления о чести. Урядов понял, что он имел в виду воровскую честь, тут провидцем быть не требуется. Затем Сутихин добавил, что пытать ради наживы западло. Что он хотел этим сказать? Что преступники, живущие по понятиям, не станут убивать, если этого можно избежать? И по его подсказке выходит, что убийца не сидел и не знает уголовных законов? С минуту подумав, Урядов отложил бумаги и перебазировался в гостиную. Там он уселся в кресло, для удобства поставил на колени телефонный аппарат и набрал номер. Он прождал восемь гудков, прежде чем на том конце взяли трубку.
– Какого черта? – прозвучал из трубки хрипловатый бас.
– Привет, дядя Коля, – поздоровался Урядов. – Вопрос есть. Поможешь?
– Влад, ты? Ошалел, что ли?
– Я, дядя Коля, – подтвердил Урядов. – Так поможешь?
– Ты на часы смотрел? – Тот, кого Урядов называл дядей Колей, негромко выругался. – Половина второго ночи!
– Да? Прости, не заметил, – ничуть не смутившись, произнес Урядов. – Но дело правда срочное.
– Ладно, выкладывай, что у тебя на этот раз? – смирился дядя Коля.
– Скажи, преступник, соблюдающий уголовные законы, может совершить убийство ради того, чтобы завладеть драгоценностями на крупную сумму?
– Предумышленное?
– Не знаю, не обязательно, – ответил Урядов. – Это важно?
– Да, это очень важно. Если вор защищает свою жизнь или жизнь подельника, то убийство оправданно. Если внезапно возник свидетель и есть вероятность, что он пойдет к ментам и сдаст всю группу, тоже разрешается. Таких, как мы с тобой, замочить, так это и вовсе геройский поступок. Одним словом, ситуации разные. Если хочешь выяснить что-то конкретное, лучше не ходи вокруг да около, а дай полный расклад. Тем более что ночь на месте не стоит, а мне завтра к шести на смену.
Николай Подколесников был другом отца, а после его смерти другом семьи Урядовых. Он служил тюремным надзирателем, или, на официальном языке, контролером, следил за порядком в Бутырском следственном изоляторе, или Бутырке, поэтому, когда Урядову потребовалась консультация относительно порядков, принятых в уголовной среде, он, не раздумывая, позвонил Подколесникову.
– Я понимаю, дядя Коля, да вот не знаю, с чего начать. У меня на руках нет подозреваемого, нет свидетелей и все, чем я владею, не более чем догадки.
– Ты, Влад, не рассуждай, ты дело говори, – посоветовал Подколесников. – Я уже понял, что поспать в эту ночь не придется, поэтому не спеши. Расскажи подробно, что тебя беспокоит.
– У нас в районе произошло убийство, – начал Урядов. – Возможно, ты уже слышал, в прессе несостоятельность сотрудников местного уголовного розыска мусолят не один день.
– Актриса? Слыхал, – подтвердил Подколесников.
– Да, жертва актриса. Ее убили в собственной квартире, задушили поясом от домашнего халата. Но сначала ее пытали, жестоко пытали. Предположительно, хотели заставить отдать драгоценности. Один человек сказал мне, что такое преступление не мог совершить тот, кто соблюдает законы уголовного мира. Сказал, что для вора это западло. Что это значит?
– Он прав, ни один уважающий себя уголовник так не поступит, – подтвердил Подколесников. – Вскрыл хату, а там хозяин – сваливай оттуда, в другой раз повезет. Уже в хате и хозяин пришел – беги, оглуши хозяина, если надо, и беги. Хозяин не из робких и поднял шум, ну что ж, тут либо ты его, либо он тебя. Это другой расклад. А если ты пришел в дом с намерением пытками выяснить, чем можно поживиться, значит, ты отморозок. Такие тоже встречаются, хоть и нечасто.
– Отморозок?
– Да. Преступник, полностью лишенный нравственных принципов. Таким должен быть ваш убийца, – произнес Подколесников. – Или же дилетант, тот, кто раньше преступлений не совершал или не сидел. Одиночка, который решил сорвать куш во что бы то ни стало.
– Тот, кто не совершал преступлений, – протянул Урядов и тут вспомнил слова эксперта-криминалиста Лехи Самохина, который осматривал место преступления. – А если псих? Если драгоценности его не интересовали и он пытал жертву ради получения удовольствия?
– Вполне возможно, – подумав, ответил Подколесников. – Если так, жди продолжения.
– Спасибо, дядя Коля, – поблагодарил Урядов и положил трубку.
Разговор с Подколесниковым выбил Владислава из колеи. Мысли начали кружиться вокруг случая с преступником по прозвищу Мосгаз. Урядов не хотел думать об этом, но и отмахнуться от такой вероятности тоже не мог. Теперь, когда перед ним замаячила перспектива получить на руки психа-одиночку, он почти мечтал о том, чтобы преступником оказался Вениамин Гуляев или сосед Полянской вор-рецидивист Сутихин, кто угодно, только не псих-одиночка. И все же он в это не верил. Промучившись тягостными мыслями до пяти утра, Урядов забылся тревожным сном.
Ему снились актеры Пушкинского театра, которые махали платочками вслед катафалку с гробом Полянской. Снился художник Гуляев, который малевал красками холст, и из-под его кисти выходила комната убитой, с фигурой, сидящей на стуле. Над всей этой фантасмагорией парило лицо вора Сутихина. Глаза-щелочки смотрели пронзительно, а губы что-то шептали. Что-то важное, что-то необходимое Урядову. Во сне Урядов пытался понять по губам, что хочет сказать Сутихин, но внимание рассеивалось, а лицо Сутихина расплывалось, исчезало, словно облако, и в итоге исчезло окончательно.
Спустя минуту зазвонил будильник, и сон исчез, не оставив в голове Урядова воспоминаний, лишь ощущение чего-то незаконченного. Поднявшись с дивана, Владислав босиком прошлепал в ванную комнату и встал под душ. Прохладная вода помогла освежиться и встретить новый день без головной боли. А еще через полчаса Урядов стоял у дверей кабинета майора Котенко, сжимая в руках портфель с документами, и ожидал вызова.
