– Вы желали ей добра, – подбодрил старушку Урядов и вернулся к интересующей его теме: – Так что она говорила про трость?
– Ах да, трость! – Антонина Егоровна достала из кармана носовой платок, промокнула глаза и продолжила: – Как-то я в очередной раз журила ее за то, что она не умеет прощать. Я говорила, что счастливому человеку не следует держать перед глазами предметы, которые напоминают о плохом. Я имела в виду трость, и она это поняла. Она засмеялась и сказала: если бы вы знали, насколько дорога была ему эта вещица, то не удивлялись бы моей прихоти. Еще она сказала, что выбросит трость только тогда, когда найдет истинное счастье. Быть может, этот момент наступил.
– Хотите сказать, у Марианны появился мужчина? – выдвинул предположение Урядов.
– Нет, не думаю. Это я про Лизавету, – ответила Антонина Егоровна. – Возможно, именно эта девочка сумела скрасить одиночество Марианночки и сделать ее истинно счастливой.
Осмотр квартиры длился еще с полчаса, после чего Антонина Егоровна и понятые подписали протокол, составленный участковым по результатам повторного осмотра, и все разошлись по своим делам. Урядов задержался в квартире чуть дольше. Ему все казалось, что в комнате должна быть подсказка. Стоит только постараться, посмотреть более внимательно, увидеть то, что скрывает комната, и преступление будет раскрыто. Но чуда не произошло, комната осталась всего лишь комнатой, и Урядову пришлось смириться. Закрыв дверь на ключ и вернув на место полоску бумаги с фиолетовым оттиском гербовой печати, он спустился вниз и вышел на улицу. Там его ждал участковый. Он забрал у Урядова ключи, вяло посочувствовал тому, что дело зашло в тупик, и на этом они простились.
И вот теперь капитан Урядов сидел в своей квартире, смотрел на настенные часы и пытался справиться с унынием. Дело не клеилось, и, как всегда, Урядов во всем винил себя. Где-то недоработал, где-то поспешил и не услышал нужного слова, не увидел главного сигнала, который подбрасывала ему судьба. Да, он твердо верил, что в оперативной работе последнее слово всегда за госпожой Удачей: везение, стечение обстоятельств, сложившихся определенным образом, а не иначе, – вот составляющая победы в деле расследования.
Только на этот раз удача от Урядова не просто отвернулась, она еще и дверью хлопнула. Ни одной зацепки, как такое возможно?
– Нет, такого быть не может. – Владислав снова заговорил вслух. – Зацепка быть должна. Должна! Я это чувствую!
«Тогда почему ты ничего не можешь найти? – возражал внутренний голос. – Почему топчешься на месте целую неделю? Журналисты твой отдел на все лады склоняют, полковник Платонов с давлением слег, майор Котенко еле успевает отбиваться от представителей из Министерства культуры, а ты сидишь на кухне, трескаешь бутерброды и ничего не делаешь. Сидишь и ноешь, вместо того чтобы вспомнить, чему тебя учил твой наставник, положивший пять лет жизни на то, чтобы из тебя, желторотика, вышел приличный опер».
– Нужно менять тактику либо возвращаться к самому началу, – вслух сказал Урядов, и взгляд его потеплел. – Так говорил дядя Миша, когда дело заходило в тупик.
Дядей Мишей в Москворецком отделении милиции звали майора Фирсова, следователя по особо важным делам, проработавшего в уголовном розыске порядка сорока лет. Это обращение не было фамильярным, в нем ощущалось тепло. Майор Фирсов был щедрым и бескорыстным. Он был требователен к сослуживцам, заботлив и терпелив с новобранцами, строг и неподкупен с подозреваемыми, но при этом легким и оптимистичным человеком. Новичков он всегда брал под свое крыло, называя их «своими утятами», которых нужно научить плавать, чтобы они не утонули в первой же луже.
Учил он упорно и самозабвенно, используя весь свой опыт, и его обучение непременно приносило плоды. За многие годы службы дядя Миша воспитал для органов милиции не меньше трех десятков оперативников, следователей и участковых милиционеров. Гордился ли этим майор Фирсов, Урядов не знал, но сам он, несомненно, испытывал гордость, что служил под началом дяди Миши. Год назад майора Фирсова не стало, но его ученики продолжали пользоваться плодами его труда, следовать его советам и наставлениям.
Как всегда, мысли о майоре одновременно и успокоили, и вселили уверенность, что все получится. Улыбаясь своим мыслям, Урядов начал методично перебирать документы, бумажку за бумажкой. Он читал отчеты, разбирая их до последней буквы. Выписывал моменты, которые показались хоть сколько-то значимыми. Затем откладывал бумаги и анализировал сделанные записи. И снова перебирал протоколы допросов, осмотров места происшествия, рапорты, опросы свидетелей: все то, из чего состояло стандартное уголовное дело.
Еще в самом начале расследования оперативники пришли к выводу, что наиболее вероятным мотивом преступления является желание преступников завладеть фамильными драгоценностями актрисы. По мере проведения оперативно-разыскных мероприятий, когда мотивы мести и ревности отпали, вероятность ограбления как мотива преступления стала еще выше. Эта версия Урядова не смущала. Кто-то так сильно жаждал заполучить дорогостоящие побрякушки, что пошел на убийство, и в этом не было ничего из ряда вон выходящего. Но вот для чего было пытать женщину – этот вопрос не давал капитану покоя.
Неужели Марианна Полянская была настолько глупа, что для нее сохранить драгоценности, пусть и фамильные, оказалось важнее, чем сохранить жизнь? По рассказам соседей, друзей и знакомых, глупостью Марианна никогда не страдала, также она не была привязана к материальным ценностям. И все же ее пытали, а это означало, что добровольно отдать драгоценности Марианна не желала. Это не вписывалось в привычную схему. Многолетний опыт показывал, что, когда в доме появляются грабители, жертва готова отдать им все, только бы они сохранили жизнь. Да, тот же опыт говорил, что в такой ситуации свидетелей крайне редко оставляют в живых, но ведь это его опыт, опыт сотрудника уголовного розыска по особо тяжким, а Марианна всего лишь актриса. Ее опыт отличается от его, он основан на вымышленных образах и сюжетах, в лучшем случае на рассказах знакомых и соседей. Она не могла знать, что преступники, скорее всего, ее не пощадят. Но даже если и знала, как быть с болью?
А боль она испытывала, и немалую. Марианна терпела эту боль, зная, что ее в любом случае убьют, и все равно не отдавала драгоценности? Глупо, очень глупо. Разве что… Мысли Урядова сменили направление. Все это время он рассматривал вариант, в котором грабители являлись посторонними людьми, которые хитростью проникли в дом актрисы. Почему хитростью? Да потому что замки не были взломаны, значит, актриса сама впустила преступников в дом. Но ведь того, кого актриса знала лично, она тоже впустила бы в дом добровольно.
Кого из своего окружения Марианна могла впустить в тот день в дом? Вывод напрашивался сам собой, вернее на этот вывод наводила трость, о которой только сегодня говорила почтальонша. Трость, не имеющая особой ценности для грабителей, для бывшего супруга Полянской Вениамина Гуляева могла иметь огромное значение. Своего рода символ его позора или, наоборот, атрибут прежней обеспеченной жизни. Что, если в доме Полянской все же орудовал Гуляев?
Урядов начал развивать версию, и чем дольше о ней думал, тем больше проникался уверенностью, что слишком рано сбросил Гуляева со счетов.
– Допустим, Гуляев пришел к Марианне. Открыла бы она ему дверь? Судя по тому, что рассказывала почтальонша, Марианна вообще не имела привычки интересоваться тем, кто за дверью, и цепочкой не пользовалась. При таком подходе к ней мог вломиться любой, тем более бывший муж, – Урядов начал размышлять вслух. – Итак, он позвонил и попросил его впустить. Марианна должна была дать разрешение, так как Гуляев, которого в доме знали все, не стал бы давать повод бывшей супруге поднять шум, поэтому будем считать, что она его впустила. Они прошли в комнату. Что было дальше? Дальше события могли развиваться в двух направлениях, и это зависит от того, планировал ли Гуляев завладеть драгоценностями или ситуация вышла из-под контроля уже по ходу дела? Так как они не общались уже несколько лет и актриса не ностальгировала по прежним временам, то вряд ли Гуляев пришел налаживать отношения. А зачем он еще мог прийти, если не в корыстных целях?
