Ход коня - Lackberg Camilla

– Именно это я и собиралась предложить, – с готовностью подхватила Юлия. – С меня упаковка хорошего корма для Боссе.

– И можно ставить миску с едой в этой комнате?

– Можно.

Кондиционер еще поработал на полной громкости и стих. Юлия сразу почувствовала, как между грудей побежала струйка пота. Сразу захотелось домой. И не столько ради холодного душа, сколько ради Харри. Вдруг возникла необходимость ощутить его рядом с собой. Втянуть в ноздри его запах, вспомнить прикосновение его кожи. Убедиться, что с ним всё в порядке. Заодно отпустить Торкеля посидеть с друзьями в кафе…

Педер прочистил горло.

– И еще одно, – сказал он. – Думаю, мы не можем и дальше считать сходство со случаем Лилли простым совпадением. То, что нам сейчас предстоит выяснить, является ли совершенное с Оссианом осознанной копией убийства Лилли. Преступник мог черпать вдохновение из газетных статей. Или же оба убийства совершены одним и тем же лицом. Ни один ребенок в городе не будет в безопасности, пока мы не получим ответа на эти вопросы.

Юлия кивнула:

– Мина, сходи к Мильде как можно скорее и разузнай, есть ли ей что сказать по поводу вскрытия Лилли. Я попрошу ее найти протокол.

Педер только что открыл дверь, в которую, как она догадывалась, они вошли вот уже несколько дней как. Просто никто не хотел признавать, что это дело рук того же самого человека, которого так и не поймали в прошлый раз. А если так, вина за смерть Оссиана ложится и на них, полицию.

Мильда Юрт задумалась всерьез: может, действительно где-то существуют весы, на которых регулируется баланс хорошего и плохого в жизни. Похоже, кто-то все-таки следит за тем, чтобы ни одна из чаш слишком не перевешивала. В ее случае это выражалось в том, что, когда одна трудная ситуация разрешалась, ей на смену заступала другая.

Сын Мильды Конрад вышел наконец из тяжелого периода. Он учился в вечерней школе, у него появилась девушка. Жизнь нормализовалась – по крайне мере, судя по тому, что Мильда могла наблюдать со стороны. Но весы качнулись, и брат Мильды Ади снова объявился.

– Можешь сшить? Я, похоже, выдохлась.

Она кивнула на тело на блестящей металлической столешнице. Женщина двадцати пяти лет, самоубийство. На теле следы других, неудачных попыток, но на этот раз у нее получилось. Повесилась. Была обнаружена матерью в подвале собственного дома. Надо полагать, эта картина навсегда отпечаталась на сетчатке материнского глаза и навсегда останется в памяти – вместе с первыми шагами, первым выпавшим молочным зубом, первым днем в школе. Все, что принадлежало жизни, навсегда прибрала к костлявым рукам смерть.

И в этот субботний солнечный день, самый беззаботный из дней начала лета, Мильда оказалась последней, кто видел физическое тело этой женщины, до того как оно развеется в прах в печи крематория.

Мильда сняла и выбросила в мусорное ведро пластиковые перчатки. Она поручила ассистенту Локи сшить тело в том месте, где был надрез в виде буквы I поперек туловища. Что Мильда обычно делала сама, хотя это и считалось работой ассистента. Но с такой перегруженной мыслями головой трудно сосредоточиться, и у Локи стежки получались лучше. Аккуратность вообще была одной из сильных сторон ее помощника. «Патологический педант» – это точно про Локи.

После ежедневного ритуала очищения Мильда переоделась и направилась в свой кабинет. Стоило открыть дверь, как в лицо ударила жара. Мильда даже отпрянула. После чего глубоко вздохнула и все-таки вошла. Стул стал клейким, как только она на него села, и Мильда с грустью посмотрела на увядающие растения в горшках на подоконнике. Она чувствовала себя в точности так, как они выглядели.

Звонок Ади не должен был застать ее врасплох. Поэтому Мильда и злилась на себя больше, чем на брата. С Ади было как в той басне про скорпиона, который переправлялся через реку на спине лягушки. Где-то на середине реки он укусил лягушку, что означало смерть для них обоих. Когда же лягушка спросила, зачем он это сделал, скорпион ответил, что такова его природа.

Ади, сколько его помнила Мильда, всегда принимал в расчет только свои потребности. Он никогда не понимал, что у других людей они тоже могут быть. Как, впрочем, и права. Привык хватать все, до чего мог дотянуться. Ни одна из попыток родителей научить Ади различать что хорошо, а что плохо, успехом не увенчалась. Поэтому Мильда и удивилась, когда Ади позволил ей с детьми жить в доме родителей, который они оба унаследовали. Включая принадлежащую ему половину.

Она убедила себя в том, что Ади повзрослел, вырос, ушел вперед в развитии. И что так будет всегда. Статус кво – ох уж это вечное желание на что-то опереться! Но вчера Ади позвонил. В его голосе редко слышались какие-либо эмоции, если только Ади не был зол или обижен. Вот и на этот раз он объявил – размеренным, холодным тоном, – что хотел бы получить свою долю в наследстве. Немедленно. После чего Мильде пришло письмо от «адвоката» Ади. Ей выставили ультиматум: либо Мильда переезжает, либо выплачивает Ади стоимость его половины дома. Либо Мильда рассчитается с Ади, отписав ему свою половину дома дедушки Миколая, после смерти последнего. Мильда догадалась, что тем самым Ади хотел вогнать ее в стресс, лишить возможности мыслить рационально.

Вместо этого Мильда отнесла письмо коллегам-полицейским. Ей сразу показалось странным требование отписать половину дедушкиного дома, ведь дедушка Миколай был еще жив! Интуиция не подвела Мильду – Ади действительно блефовал. Коллеги назвали его поведение вымогательством чистой воды. Когда же выяснилось, что «адвокат» не имеет юридического образования, Ади быстро удалился, поджав хвост.

Но брат прав: дом принадлежит им обоим. Ади имел полное право требовать, чтобы Мильда выкупила его половину, если хочет остаться. Именно это он и сделал. Мильда пыталась объяснить, что у нее нет возможности ему заплатить. Ади не нуждался в деньгах, с этим у него всегда был порядок. Она всего лишь просила брата подождать, пока дети вырастут и съедут, и ненавидела себя за то, как умоляюще звучал ее голос. За то, что в присутствии Ади она будто стремилась съежиться, стать прозрачной, как воздух, превратиться в невидимку. Она знала, каков будет ответ, еще до того, как Ади открыл рот. Мильда забыла, что она лягушка, и проклинала себя за это. А Ади был скорпионом…

В дверь постучали, и Мильда подскочила от неожиданности.

– Войдите, – сказала она и прокашлялась, услышав собственный голос.

– Не помешала?

В дверь заглянула Мина. В глазах – вопрос.

– Я хотела поговорить о Лилли Мейер. И посмотреть отчет о ее вскрытии.

Мильда покачала головой:

– Ты совершенно меня не побеспокоила. Добро пожаловать в мою сауну.

Мина с тревогой посмотрела на растения в горшках. Они как будто клонились под гнетом жары, и Мильда действительно выглядела так, будто только вышла из парной. Где-то Мина читала, что пот не только помогает организму снизить температуру, но и выводит из тела грязь и прочие нечистоты. Одна мысль об этом заставила Мину содрогнуться. Сразу захотелось сорвать с себя одежду, что еще имело бы смысл при возможности принять холодный душ. Только не в кабинете Мильды.

– Я их поливала, – мрачно пояснила Мильда. – Просто вода испаряется быстрее, чем я успеваю ее подливать.

Мина посмотрела на нее. Потом на стул, на вид такой горячий и липкий. Стоит ли садиться? Бактерии наверняка размножаются на пластике с тем же успехом, что и на органических поверхностях.

– Я уже приготовила то, что тебе нужно, – сказала Мильда, вытаскивая на стол ящик с бумагами. – Юлия звонила. Сказала, что вы остаетесь работать на выходные.

Она достала папку и протянула Мине, протерев перед этим влажной салфеткой.

Мина благодарна улыбнулась Мильде и открыла папку. Все, что касалось вскрытия Лилли, было аккуратно распечатано и рассортировано.

– Ты – скала, – искренне восхитилась Мина. – Ты вообще когда-нибудь берешь отпуск?