Двенадцать граней страха - Серова Марина Сергеевна

– Ветров? – уточнила я.

– Именно. Дал ему по максимуму – десять лет, хотя обычно за такое впаяли бы условно или максимум пару лет реального срока. В нашем квартале говорили, что судья был предвзят, но доказать никто ничего не смог.

Я чувствовала, как разрозненные детали начинают складываться в общую картину – пока еще нечеткую, но уже проступающую.

– Спасибо, Гарик, ты очень помог.

– Не за что, дорогая, – он улыбнулся своей фирменной улыбкой, от которой, по его собственному утверждению, «таяли все девушки Тарасова». – Может, поужинаем вместе? Я знаю отличный новый ресторан…

– В другой раз, – отрезала я. – Сейчас нужно проверить одну зацепку.

Гарик драматически вздохнул.

– Когда-нибудь ты скажешь «да», Татьяна Александровна. Я терпеливый.

– Именно поэтому ты до сих пор жив, – хмыкнула я и направилась к выходу из парка, оставив его с обиженно-восхищенным выражением лица.

Больница № 8 располагалась на окраине города, в старом здании, которое, несмотря на периодические ремонты, сохраняло атмосферу советских времен. Я поднялась на третий этаж, где находилось отделение аутоиммунных болезней.

Медсестра за стойкой с подозрением посмотрела на меня.

– К кому вы?

– К Степану Сергеевичу Гордееву. – Я показала ей букет, который купила по дороге. – Я от общества коллекционеров.

Медсестра нахмурилась.

– Посещения только для родственников. У пациента серьезное состояние.

Я положила на стойку пятитысячную купюру.

– Всего на пять минут. Передать привет от коллег и пожелания выздоровления.

Купюра исчезла в кармане медицинского халата.

– Палата триста двенадцать. Пять минут, не больше. И не утомляйте его разговорами.

Степан Гордеев выглядел бледной тенью того успешного бизнесмена, которого я видела на фотографиях в досье. Осунувшееся лицо, запавшие глаза, кожа с желтоватым оттенком. Он полулежал на подушках и медленно повернул голову, когда я вошла.

– Здравствуйте, Степан Сергеевич. – Я поставила цветы в вазу на тумбочке. – Меня зовут Татьяна Иванова. Я частный детектив, расследую одно дело, и мне кажется, вы могли бы помочь.

Гордеев слабо усмехнулся.

– Детектив? В моем положении… какая ирония.

– Что с вами случилось? – Я присела на стул рядом с кроватью.

– Врачи разводят руками. Какой-то аутоиммунный процесс, организм атакует сам себя. Лечение не помогает… – он говорил тихо, с паузами, как будто каждое слово давалось ему с трудом.

– Когда это началось?

– Два месяца назад. – Он закрыл глаза. – Сразу после того, как я обнаружил… – он осекся.

– Что вы обнаружили, Степан Сергеевич? – мягко спросила я.

Он долго молчал, и я уже решила, что он не ответит, но вдруг он заговорил – тихо, почти шепотом:

– Подделку. В моей коллекции. Нефритовую статуэтку Гуаньинь, шестнадцатый век, я приобрел ее шесть лет назад на аукционе в Гонконге. Она была… особенной для меня. Своего рода талисман здоровья.

– И вы обнаружили, что она подменена копией?

Гордеев кивнул, что стоило ему видимого усилия.

– Идеальная копия. Если бы не случайность… На оригинале был крошечный скол на основании, которое я сам когда-то повредил. На копии его воспроизвели, но не совсем точно.

– Вы обращались в полицию?

Он слабо покачал головой.

– Нет. Это было… личное дело.

– Вы член Клуба ценителей Востока, верно? – спросила я. – Вы знаете Василия Дорохова?

При упоминании имени Дорохова глаза Гордеева широко раскрылись.

– Он послал вас? – его голос внезапно окреп. – Что ему нужно?

– Нет, он меня не посылал, – ответила я. – Напротив, я расследую кражу из его коллекции. У него тоже подменили ценный экспонат.

Гордеев попытался сесть, но сил не хватило.

– У Дорохова украли? Его кости судьбы? – Он нервно рассмеялся, что вызвало приступ кашля. – Какая ирония… Все возвращается, не правда ли?

– Что возвращается, Степан Сергеевич?

Он снова закрыл глаза, и я видела, как трудно ему даются слова:

– Спросите его… о судье Ветрове и о молодом китайце. Спросите, как он получил свои кости судьбы. И главное – спросите о доме на Ольховой, дом семнадцать.

В дверь постучали, и голова медсестры появилась в проеме:

– Время вышло.

Я кивнула и повернулась к Гордееву:

– Спасибо за информацию. Я еще вернусь, если вы позволите.

Он не ответил, лишь слабо махнул рукой. У самых дверей я услышала:

– Знаете, я не удивлен, что заболел после пропажи статуэтки. Я заслужил это. Мы все заслужили.

Я намеренно задержалась в коридоре, делая вид, что разговариваю по телефону, а на самом деле дожидаясь, когда доктор Новиков закончит осмотр Гордеева. Через пятнадцать минут молодой врач вышел из палаты, делая пометки в медицинской карте.

– Доктор Новиков? – окликнула я, направляясь к нему. – Можно вас на минутку?

Он обернулся – высокий, худощавый, с умными карими глазами за стеклами очков.

– Извините, но информацию о состоянии пациента я могу сообщать только родственникам, – он сразу перешел в профессиональную защиту.

– Я не за этим. – Я протянула визитку. – Татьяна Иванова, частный детектив. Расследую дело, которое может быть связано с заболеванием господина Гордеева.

Новиков скептически взглянул на карточку:

– Вы серьезно? Аутоиммунные процессы не являются следствием преступлений.

– Если только это не психосоматика, – парировала я. – Мне рассказывали о том, что даже фотография статуэтки помогает пациенту. Разве это не психосоматика? Меня интересует ваше профессиональное мнение – насколько состояние Гордеева может быть связано с психологическим стрессом?

Врач внимательно посмотрел на меня, словно оценивая, стоит ли продолжать разговор. Наконец он вздохнул:

– Давайте отойдем.

Мы перешли в небольшую ординаторскую, где доктор Новиков предложил мне сесть.

– То, что я скажу, официально медицина не признает, – начал он, сняв очки и протирая их краем халата. – Но за годы практики я видел достаточно необъяснимых случаев, чтобы признать: связь между психикой и иммунной системой намного сильнее, чем мы думаем.

– И случай Гордеева…

– Особенно странный. – Новиков вернул очки на место. – С медицинской точки зрения его иммунная система атакует собственные ткани без очевидной причины. Традиционные протоколы лечения дают минимальный эффект. Но стоило подключить психотерапевтический элемент, как появились улучшения.

– Что вы подразумеваете под психотерапевтическим эффектом? – уточнила я.

– Как раз ритуал с фотографией статуэтки, которая так дорога моему пациенту, – пояснил врач. – Казалось бы, абсурд, но… – Он развел руками. – Я видел не одну историю болезни, где негативные эмоции запускали каскад патологических процессов. Страх, чувство потери, вина – все это может вызвать физиологические изменения.

– А если человек уверен, что его прокляли или… лишили удачи?

Врач усмехнулся:

– Звучит ненаучно, но «эффект плацебо наоборот» существует. Если пациент искренне верит, что его талисман утрачен и это принесет несчастье, это может стать самореализующимся пророчеством.

– То есть теоретически, если подменить ценный для суеверного человека артефакт…

– То можно вызвать настоящее заболевание, особенно у человека с определенной предрасположенностью, – кивнул Новиков. – Хотя, конечно, это всего лишь одна из возможных теорий.

Я задумчиво постучала ручкой по блокноту:

– А может быть и другое объяснение? Например, яд с отсроченным действием?

Новиков нахмурился:

– Мы проводили токсикологические анализы. Ничего не обнаружено.

– А если это редкий, нестандартный токсин? Например, из традиционной китайской медицины.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.