Дебри - Пирс Сара

Когда-нибудь у нее тоже так будет. Совершенно другие отношения, другие узы.

– Слушайте, я тут подумала… – снова поворачивается к ним Брайди. – Вы упоминали, что хотите заглянуть к нам, но лучше не надо. Все очень заняты.

И пусть фраза брошена словно бы невзначай, но ничего подобного. Это предупреждение держаться от них подальше.

Элин смотрит на Айзека, не зная, что ответить.

– Я…

– Брайди? Ты тут? – Нед. По крайней мере, его голос. Первой появляется собака, она натягивает поводок, поднимаясь по тропе. – Мне показалось, я слышу твой голос.

Нед останавливается на краю настила, наматывает поводок на руку, и вены на его предплечьях вздуваются, когда пес прыгает к Брайде и Этте.

– Еда готова.

– Нед следит за тем, чтобы еда не остыла, – с улыбкой поясняет Брайди.

– Вы повар в лагере? – удивляется Айзек.

Нед улыбается.

– Вроде того. Иногда готовлю, под настроение.

– Ой, он скромничает. – Этта дергает мать за челку, и Брайди морщится. – Он готовит лучше, чем все мы вместе взятые.

– Я бы так не сказал…

Элин переводит взгляд с одного на другого. Разговор вроде бы дружелюбный, но что-то не то. Ощущается какая-то искусственность, натужность.

По-прежнему дергая Брайди за волосы, Этта начинает бормотать, показывая куда-то на землю:

– Смотри… смотри.

Встретившись глазами с Элин, Брайди улыбается.

– Я лучше пойду, пока не началось. Надеюсь, вам здесь понравится.

– В ближайшие дни обещают хорошую погоду. – Нед машет рукой в сторону холма за лагерем. – Сможете пройти пару миль.

Попрощавшись, Нед тянет пса за поводок, и они начинают спускаться по тропе.

Элин и Айзек провожают взглядом Брайди, которая с легкостью преодолевает все неровности, несмотря на тяжелую Этту, прижатую к материнскому бедру.

Как только гости уже не могут их услышать, Айзек разворачивается.

– И что ты об этом думаешь?

– Похоже на предупреждение держаться подальше от их лагеря.

Элин трет усталые глаза. Вторжение и странные отношения Неда и Брайди испортили ей настроение.

– Но почему? – хмурится Айзек. – Нед ведь сам приглашал нас зайти к ним.

– Может, это такой способ знакомства на их условиях, прежде чем мы придем сами. – Она пожимает плечами. – Честно говоря, это их дом. Они наверняка злятся, когда к ним забредают незнакомцы.

– Может, и так.

Все еще хмурясь, Айзек берет пиво.

Элин понимает, о чем он думает. О Кир.

– Сказать по правде, – осторожно произносит она, – мне кажется, лучше к ним прислушаться.

– И держаться подальше?

– Да. Предполагалось, что эта поездка должна стать…

Элин не представляет, чем должна была стать эта поездка, но после стресса, вызванного последним делом и разрывом с Уиллом, она понимает, что все должно быть не так. Ей хочется вновь узнать Айзека как следует, а не тратить время, гоняясь за чужими призраками.

– Я должен был показать тебе это раньше, – после паузы говорит Айзек. – Это прислал Пенн.

Он сует в руки Элин телефон.

На экране фотография.

Кир сидит на вершине холма, задрав кверху грязные подошвы ботинок. Темные волосы падают на лицо. Широко улыбаясь, она смотрит прямо в объектив камеры.

Элин уже хочет отдать телефон обратно, как вдруг застывает.

Что-то кажется узнаваемым. Что-то в ее лице и глазах.

Придвинув телефон ближе, Элин внимательно изучает снимок, но по-прежнему не может понять, в чем дело. Может быть, она просто похожа на кого-то из знакомых. Всего лишь сходство, да и только.

– Кроме Кир у него никого не осталось, – шепчет Айзек, наблюдая за ней.

– Никого из родных?

Он качает головой, в глазах мелькает тень.

– Как и у нас, – тихо произносит он. – Только мы двое.

Элин молча кивает, но, когда возвращает телефон, рука ее дрожит, а пальцы скользят по стеклу.

13

Кир

Девон, июль 2018 года

Проведя время с другими людьми, Зеф всегда находит способ обозначить, что я принадлежу ему.

Ментально. Физически. Рукой на моем сердце. Рукой на моей душе.

Есть только мы, только мы одни. Все остальные где-то вдали.

Так повелось с первого мгновения, едва мы познакомились одним из летних вечеров в Лигурии, когда родители моего приятеля устроили вечеринку на пляже, а Зеф работал там поваром.

Нас мгновенно притянуло друг к другу, словно магнитом. Я видела на пыльной террасе только Зефа, хотя там находилась куча народа. Обнаженный по пояс, он склонился над грилем, пот струйками стекал по его лицу, скапливаясь в выемке над ключицей.

Я не могла отвести от него глаз.

Когда я подошла ближе, он не поднял голову и даже не попытался поймать мой взгляд. Зеф с тщательностью и аккуратностью хирурга готовил слегка вымоченные в маринаде и тщательно разложенные на гриле креветки, салат и овощи.

– Ты на меня пялишься?

Меня как будто окатили холодной водой. Я вспыхнула и чуть не выронила пиво. Однако ничего не ответила. Просто не сумела. Мой взгляд так и остался прикованным к контурам его подбородка, к линиям фигуры.

– Если ты не в восторге от креветок, могу приготовить что-нибудь другое, – с улыбкой предложил Зеф.

И тогда наши взгляды встретились. Он посмотрел на меня. По-настоящему посмотрел, с такой же сосредоточенностью, как смотрел на еду. Как будто я что-то для него значила. Как будто уже была ему небезразлична.

Он дал мне тарелку, и во время еды я будто ощутила его вкус. Креветки, соль и море.

Пока он готовил, мы разговорились и проболтали далеко за полночь. Позже, за пивом и вымоченными в роме фруктами, Зеф поведал мне о том, что случилось с его работой, с рестораном. Как его жизнь и карьера покатились под откос.

Он тихим голосом рассказал, как пришел однажды утром и обнаружил, что на двери ресторана сменили замки, и в этот момент его подловили папарацци, а статья в газете разрушила его жизнь.

Я увидела в нем те же крайности, что жили во мне. Взлеты и падения, а между ними просто попытки держаться на плаву, чтобы двигаться дальше.

После его откровенности мне захотелось сделать то же самое. Когда знаешь, что кто-то уже коснулся дна, легче признаться ему, каково было тебе в такой же момент.

И я рассказала то, чего не говорила никому. Про маму и папу. Про карты.

В тот вечер я пришла с компанией знакомых, но за несколько часов все они исчезли. Я видела только его – глаза, татуировки, темный ежик волос.

В какой-то момент кто-то отвел меня в сторону и объяснил, кто он и чем знаменит.

Я почти не слушала. Для меня существовали уже только мы с ним. Я и он. Мы вдвоем, наши миры столкнулись.

– Это было предначертано, – заявил он мне той же ночью, и я согласилась.

Не потому, что уже в это верила, а потому что верил он. Я никогда такого не чувствовала. Что кто-то смотрит на меня и не видит ее.

– Я люблю тебя, ты ведь это знаешь?

Голос Зефа выдергивает меня в настоящее.

Я киваю, и он мягко толкает меня на постель. Когда он задирает мою футболку, обнажая живот, я ощущаю знакомое напряжение где-то внутри. Зеф обхватывает меня за талию, кладя большой палец на пупок, и слегка нажимает, пока не проступают контуры ребер.

Он нежно целует каждое сухими и прохладными губами. Я вдыхаю запах его кожи. Острый и соленый. Запах моря.

Первые два поцелуя я чувствую, а остальные как в тумане, и когда Зеф перемещает голову ниже, в животе образуется пустота. Я опускаю веки, и Зеф тянется вверх, ласкает мою щеку пальцем. А потом целует в губы.

С силой. Жадно.

Внутри что-то размягчается.

Все слова, с годами превратившиеся в камень, становятся жесткими и уродливыми.

«Ты похожа на мать. Монстр. Убийца».

Я помню первый раз, когда он поцеловал меня вот так, глядя с широко открытыми глазами. Никто прежде так не делал. Не смотрел на меня так, будто я ответ на вопросы. Это произошло на нашем втором настоящем свидании, на скальной стенке в Лигурии, которую я впервые пыталась преодолеть.