Три твои клятвы - Свонсон Питер

– Да, я в курсе, – сказал Бен. – Я постоянно натыкаюсь на твоих подружек.

– Это на кого же?

– Например, на Кайру. Она сказала, что ты выходишь замуж за миллиардера и что, по ее мнению, ты делаешь это исключительно ради денег.

– Она так сказала?

– Ну, как-то так…

Эбигейл уже приходило в голову, что, когда выходишь замуж за кого-то столь явно богатого, люди непременно будут перемывать тебе косточки. Тем не менее, услышав, что Кайра сказала нечто настолько ехидное, она почувствовала, как у нее защемило в груди.

– Я выхожу за него замуж не потому, что он богат, – сказала Эбигейл – и мгновенно разозлилась на себя за то, что оправдывается перед Беном.

– Я этого не говорил. Это ее слова.

Ее коллеги по работе начали надевать пальто и оплачивать счета, и Эбигейл, не желая припоздниться, вспоминая прошлое с Беном, ушла вместе с ними. На следующий день она чуть было не позвонила Кайре, чтобы поговорить с ней, но вместо этого позвонила Брюсу. Эбигейл опасалась, что он обидится из-за того, что накануне вечером она поговорила со своим бывшим парнем, с которым встречалась шесть лет, но он, похоже, воспринял это спокойно.

– Я уверен, Кайра не единственная, кто высказал свое мнение, – сказал Брюс. – Люди странно относятся к деньгам. После того как мы поженимся, ты потеряешь как минимум одну подругу – ту, которая просто не сможет этого пережить. Я тоже потерял друга, когда разбогател. Уж поверь мне. Скорее всего, это изначально не была настоящая дружба.

– Хорошо, спасибо, – сказала Эбигейл, сразу почувствовав себя лучше.

После этого разговора она перестала переживать по поводу Кайры и того, что другие ее подруги могут подумать о Брюсе. У нее были другие заботы, в основном связанные с тем, кого поселить в гостинице «Блю Барн Инн», где было всего двадцать пять номеров, а кого – в гостевом доме в полумиле [7] от ресторана и должны ли они предложить этим гостям какой-то трансфер туда и обратно, чтобы людям не нужно было беспокоиться о том, что они сядут за руль нетрезвыми. А ей надо было побеспокоиться о собственной квартире. Эбигейл уведомила владельцев, что съезжает, и теперь ей оставалось только упаковать вещи, в основном книги, и придумать, что делать с немногочисленной мебелью, бо́льшая часть которой не переезжала с ней в квартиру Брюса. Она также беспокоилась из-за Зои, которая все еще жила в Боксгроуве. У той недавно случилась очередная крупная ссора с парнем, с которым она встречалась семь лет, и теперь Зои не хотела, чтобы он был на свадьбе. Она была скалой – вернее, была скалой для Эбигейл, – но, когда с Дэном все шло наперекосяк, поручиться за ее состояние было невозможно.

С приближением свадьбы это были главные заботы Эбигейл, и она поняла, что, учитывая обстоятельства, все же находится в довольно хорошей форме. Воспоминание о незнакомце с виноградника в Калифорнии казалось теперь смутным, нереальным сном, чем-то таким, что случилось с ней либо очень давно, либо не случалось вовсе. В каком-то смысле это даже помогло Эбигейл осознать, как сильно ей хочется выйти замуж за Брюса. Интригующий и романтичный, тот вечер еще больше распалил в ней жажду прочности и уюта брака. Все будет хорошо.

А потом она увидела Скотти в той кофейне.

Весь тот день ей казалось, что перед ней разверзлась бездна, огромная черная дыра, из которой она была бессильна выбраться. Он приехал за ней – через всю страну – и был намерен разрушить ее жизнь. В каком-то смысле ей стало легче из-за его электронного письма. Это дало ей возможность ответить ему, попытаться положить всему конец, пока не стало хуже. После того как Эбигейл отправила ему ответ, ей действительно на время стало лучше, но в ту ночь она не находила себе места. Ее нервы сдали: разум был заполнен образами из Калифорнии, по коже бегали мурашки. Просто чтобы прекратить все это и попытаться расслабиться, Эбигейл перевернулась на живот и принялась мастурбировать, чувствуя наполовину возбуждение, наполовину омерзение от мыслей, которые продолжали лезть ей в голову. Заставила себя кончить, после чего, измученная и опустошенная, по крайней мере почувствовала, что, пожалуй, сможет немного поспать.

Но эта дыра, черная и бездонная, осталась, и Эбигейл не могла полностью выбросить ее из своего разума.

Глава 9

Горстка замужних подруг рассказывали ей, что плохо помнят свои свадьбы: все прошло как в тумане. Мол, у тебя нет возможности толком поесть, не говоря уже о том, чтобы сделать это с удовольствием, и тебе крупно повезет, если ты сможешь хоть миг побыть наедине со своим супругом. Бо́льшая часть сказанного оказалась для Эбигейл в день ее свадьбы правдой, но она все равно была на седьмом небе от счастья.

Проходившая на верхнем этаже старого амбара церемония была похожа на сказку. Помещение освещали белые свечи. Помня несколько своих школьных выступлений на сцене, Эбигейл думала, что будет нервничать. Но с ней все было в порядке. Разве что оказалась чуть более взволнована, чем предполагала, осознавая всю значимость этого момента: она на всю оставшуюся жизнь посвящает себя одному человеку. В свадебном платье Эбигейл чувствовала себя великолепно. Она никогда не относилась к числу девушек, которые мечтают надеть на свадьбу идеально белое платье, и даже подумывала надеть черное, просто чтобы быть не такой, как все. Но затем нашла сайт, где продавались винтажные свадебные платья, и влюбилась в одно – сороковых годов, из органзы кремового цвета. Платье было простым – лиф без рукавов и юбка А-силуэта, – зато расшито бисером и пайетками. И, что важно, юбка была достаточно длинной, чтобы скрыть ее единственную татуировку – бесплодное дерево, тянувшееся от бедра почти до самого колена. Когда Эбигейл увидела себя в платье, с макияжем и прической (она дала парикмахеру фотографии Одри Хепберн из «Римских каникул» в качестве референса), ей показалось, что она смотрит на незнакомку, что теперь она – вымышленный персонаж, самозванка. Эбигейл сказала себе, что это естественное чувство, которое наверняка испытывает каждая невеста, хотя на самом деле она не была в этом уверена. Чувство отчуждения было неким образом связано с тем, что произошло в Калифорнии (Скотти, слава богу, не ответил на ее электронное письмо), но оно также было связано и с Брюсом. Кто этот богатый и заботливый мужчина? И кто она такая, что выходит за него замуж? Дело было не только в том, что Брюс был незнакомцем, но и в том, что порой она сама чувствовала себя незнакомкой. Как будто все, что она сейчас делала, готовясь к этой свадьбе, происходило автоматически. Эбигейл проходила все этапы как бы механически, и в целом ей это нравилось. Просто все казалось таким странным… Кто она такая? Девушка с художественным вкусом, уехавшая в большой город, чтобы стать писательницей? Или же провинциалка, девушка из маленького городка, как Зои? Как оказалось, Эбигейл не была ни той, ни другой. Она собиралась стать женой очень богатого человека. Что представлялось ей столь же странным, как и все остальное в жизни.

На Брюсе был элегантный классический смокинг от «Брунелло Кучинелли». Эбигейл поймала себя на мысли, что раньше ни разу не видела его в костюме. Он был спокоен и красив, а простуда, с которой он боролся последние несколько дней, прошла.

Отец Брюса, с которым до этого Эбигейл встречалась только раз, сидел рядом с ее родителями; выглядело все так, словно им удалось найти общий язык. Билл Лэм, водитель грузовика на пенсии, являлся более жесткой версией своего сына. Ему явно было неуютно в костюме, который купил ему Брюс. Однако он продолжал утверждать, что это лучший день в его жизни, и он даже танцевал позже вечером – несколько раз с матерью Эбигейл, а в какой-то момент со всеми подружками невесты.

Любимой частью свадьбы Эбигейл был коктейльный прием. Она не была суеверной, а потому не переживала из-за того, что жених увидит ее платье до церемонии, так что фотограф сделал снимки заранее, и после того, как их объявили мужем и женой, все смогли сразу пойти на прием. Тот был устроен на покатой лужайке, откуда открывался вид на реку Гудзон. На всякий случай там было установлено несколько палаток, но они не понадобились. Небо было ясным, температура – в районе пятнадцати градусов по Цельсию. Идеальное сочетание. Фирменным коктейлем был «Сайдкар», подаваемый в бокале для шампанского. Произносились тосты, гудел устричный бар, и когда каблук Эбигейл застрял в газоне и она едва не упала, Брюс успел вовремя ее поймать.