Последний кайдан - Чак Элла

– Нацуми, я всё узнал у Хаги-сенсей! Я куплю учебники, и мы приступим к занятиям завтра. Договорились?

– Спасибо, Хатиро. А где она? Я что-то её не вижу…

– На улице. Там красивые золотистые поля. Несколько девчонок испугались музея с куклами, и она с ними осталась.

– А тебе разве не страшно, Хатиро? Почему кто-то сшил этих невест и одел их, как людей?

– В них ещё и внутренние органы из ниток и шерсти! Там есть всё: кости, лимфа, мозги, вены и сухожилия!

Меня затошнило, и я побежала на улицу подышать, пока Хатиро кричал что-то вслед про вязаные органы.

– Ай!

– Ой! Вон ещё, вон!

Голоса раздавались с края поля. Я поспешила к девочкам из своего класса.

– Нацуми, смотри!

Одна из учениц сняла ботинок и бросила его в поле. Не прошло и минуты, как её обувь вернулась к ней. Серые мыши-полёвки притащили башмак и оставили возле босой ноги ученицы.

– Дрессированные, что ли?

– Вы не видели Хагу-сенсей?

– Вон там её башмаки, – показали одноклассницы. – Она кинула их, но мыши слишком поздно вернули. Сенсей побежала их сама искать и пока не вернулась.

Девочки убежали вверх по дороге, продолжая швырять в поле карандаши и тетрадки.

Я не двигалась с места. Обувь не была пустой. В ней были ноги Хаги, и вся она тоже. Только она… больше не была живой. На меня смотрел её дух с выцарапанными глазами. Она вытянула руку и показала туда, где лежало её тело.

– Сенсей… – промямлила я, и меня вырвало.

Ко мне подбежал Хатиро.

– Нацуми, ты чего? Ты вязаных органов испугалась? Ладно, прости. Не хочешь – не смотри на них.

Я не могла не смотреть «на них» – на мёртвых.

И они не могли перестать смотреть на меня.

5. Нацуми

После экскурсии в Окуру я запуталась. Я видела пять туч, но погибла только Хага Рика, во что, конечно же, никто не поверил, и даже не пошли проверять поле в поисках учительницы. А я не могла поверить, что умерли ещё четверо.

Даже Хатиро сомневался.

– Я разговаривал с ней, Нацуми, за пять минут до того, как ты вышла из музея. Она кинула туфли, как другие девчонки, и стояла ждала, пока дрессированные мыши их вернут.

– Они не дрессированные.

– А какие?

– У них есть повелитель. Ты сам-то видел, как мыши вернули обувь Хаге-сенсей?

– Нет. Она сама пошла искать.

– Но там трава выше роста человека!

– Тела ведь нет, Нацуми, а значит, она жива. Просто она сбежала. Все так говорят. А все ошибаться не могут.

Ещё бы Хатиро думал как-то иначе, если у нас в школе делали изгоями тех, кто штриховал картинку в первом классе не синим, как было велено учительницей, а красным цветом. Выделяться из толпы, коллектива, общества – плохая и непопулярная идея в нашей стране.

Вот почему Акира «скрывал» меня – то есть мой дар – от всех. Он боялся, что я стану изгоем. Но я и так была изгоем: в мире людей – не совсем своей, в мире духов – не совсем чужой.

– Искать надо лучше! – сердито ответила я. – Её тело осталось в поле! И лицо… у неё не было глаз, только дыры и раны!

Хатиро захлопнул новенький учебник по экономике, который он купил.

– Нацуми, говорят, её видел собственными глазами водитель автобуса в Окуре. Он её по фото узнал.

– Жаль, что Хага-сенсей собственными глазами больше ничего не увидит. Потому что у неё их нет! Только месиво и багровые дыры! Выцарапанные кратеры – вот что осталось!

Губы Хатиро от моего красочного описания задрожали, но он держался.

– Ну и кто и как, по-твоему, убил её? Чем можно так… выкорчевать глаза?

– Знал бы ты, сколько методов убийств у… ёкаев.

– У кого?

Ну да. Я секрет Хатиро про свечу знала, а он мой про ёкаев – нет. Пока нет.

– У злых духов и сущностей, Хатиро. Экономику знаешь, а мифологию нет?

– Экономика поможет мне поступить в институт. А твои ёкаи?

– Знания о них помогут тебе не умереть.

Хатиро посмотрел на запястье, хотя на нём не было часов.

– Знаешь, время позднее. Мне пора спать, а тебе пора решать задачки. Вот пример. Две я сделал, а ты реши следующие сто десять по тому же принципу. Завтра покажешь.

Хатиро провожал меня со второго этажа, пока его дедушка дремал внизу под звук телевизора. Справа была ванная комната с раздвинутыми сёдзи.

– Задвинь сёдзи, – с тревогой кивнула я на них. – Вдруг дождь…

Я шла и запоминала каждый предмет вокруг себя, а когда пришла домой, впала в подобие транса и вылепила из воска дом Хатиро и его дедушки Накамуры-сана.

– Ты опять? – застал меня за лепкой Акира, чьё приближение я не услышала и не успела спрятать поделку. – Я запретил тебе делать это! Откуда воск? Откуда?! Кто его тебе даёт? Ты крадёшь? Приёмная дочь – воровка! Позор этой семье и твоему роду!

В комнату заглянула мама, но не вступилась за меня.

– Акира-сан, – обратилась к мужу мама, – сына разбудишь.

Она проигнорировала меня в эпицентре скандала. В эпицентре её спокойствия был только Анихико. Но я порадовалась, что Акира перестал кричать. Меньше всего я хотела потревожить сон братика.

Моя работа из синего воска была искусной и точной, но Акира не стал любоваться макетом дома семьи Накамура. Схватив изделие, он разжёг на улице огонь с помощью каминного розжига в бочке и швырнул воск в пламя. В небо повалил спиралью столп голубых искр.

«Вот бы шагнуть по этой лесенке… Вот бы убежать от всех в небо!»

После экскурсии в тот же день я попросила незнакомую мне девочку из начальной школы сунуть под дворник автомобиля патрульного записку. Я сказала ей, что написала имя хулигана, который дёргает девочек у меня в классе за волосы. Оценив длину моей косы до колен, девочка поклонилась и сунула записку, как я велела. Она, конечно, заглянула в текст, но ничего разобрать не смогла.

Прочесть послание с координатами нахождения тела учительницы Рики Хаги сможет тот, для кого такие, как я, – не асоциальные члены общества, одной ногой переступившие порог психиатрической клиники. Тело учительницы найдёт только тот, кто видит, как ему подмигивает камень-цукомогами [39].

Я смотрела, как горит макет дома Накамура, и шептала, не в силах отвести глаза и жалея, что не успела вылепить фигурки людей, которых застанет пожар:

– Это случится именно так… Огонь поглотит их…

И не только людей, но и секрет Хатиро – его свечу синего цвета с четырьмя фитилями.

Впервые я увидела сокровище семьи Накамура, когда помогала Хатиро с кокуго [40] во втором классе.

Родители Хатиро были в разводе, жил он с дедушкой. Мама и папа Хатиро перебрались в Токио и по очереди, соблюдая график, чтобы не пересекаться друг с другом, приезжали навестить сына, но не оставались, по словам Хатиро, даже на обед. Хатиро не говорил мне, но я точно знала (ведь мы с ним похожи), что он раздражает родителей одним фактом своего существования, а почему так происходит, дети понять не могут. Почему мать холодна и не ласкает? Почему отец стискивает зубы и уходит? Мама и папа Хатиро сбежали от него за сотни километров, и он, как все дети, винил в этом себя.

– Нацуми! Идём! – позвал меня Хатиро, выглядывая из-за отодвинутой створки сёдзи, и прямоугольные стёкла его очков отбросили на меня синий блик. – Дедуля уснул! Скорее, я тебе кое-что покажу! Идём! Только тихо!

Я с трудом оторвалась от проверки написания Хатиро сорока шести символов катаканы. Ему с трудом давались две азбуки, катакана и хирагана, а их нужно было выучить ещё до школы.

– Но… Хатиро… – посмотрела я на него, сморщив лоб, – тебе нужно учиться! Потом поиграешь. Мы уже не дети.